Никки Логан - Красивый, богатый, свободный…
Образы пьянящих поцелуев среди роскошных пальто пронеслись в ее памяти.
– Обещаю, что никогда не соглашусь на меньшее, чем, по-моему, заслуживаю. Как вам это?
Не слишком хорошо, судя по тени, пробежавшей по его лицу.
– Таш…
– Извините, что перебиваю, – раздался позади равнодушный голос. – Ричард надеялся на несколько минут твоего внимания сегодня.
Натаниэль выпрямился, будто его застали с Адель, а не с ее дочерью. Таш воспользовалась моментом, чтобы подняться и оправиться от смущения. Натаниэль предупредил ее держаться подальше от его сына. Неужели Эйден действительно так испорчен?
Он извинился и тихо закрыл стеклянную дверь. Мужчины избегали смотреть в глаза друг другу. Эйден смотрел в окно невидящим взглядом, потом повернулся и пристально посмотрел на отца. Наблюдать, как двое мужчин, любящие отец и сын, обходят друг друга стороной, было ужасно.
– Как дела? – рискнула спросить Таш после напряженного молчания.
В ответ Эйден только кивнул, но, по крайней мере, кивнул в ее сторону.
– А как идет работа над заказом?
– Очень хорошо. Обретает форму, это будет нечто.
Дальше молчание. Отлично.
Но прежде чем она сумела нарушить его, Эйден повернулся и обратился к ней впервые за несколько дней:
– Знаешь, тебе не надо изображать заинтересованность, чтобы провести время с ним. Он никуда не денется теперь, когда нашел тебя.
Таш вздохнула, обнаружив, что они по-прежнему нисколько не ближе к перемирию, чем раньше.
– Я ничего не изображаю.
– Ты не выглядишь фанатом австралийского футбола.
– Это моя команда. Я обычно приходила сюда с мамой. Люблю футбол.
– Угу!
– В это трудно поверить?
– Ты скорее принадлежишь к территории женских сплетен, чем к территории фанатов. Постоянно смеешься над его шутками. А еще говоришь мне, что тут нет никакого подхалимства?
Таш нахмурилась. Что происходит?
– У нас одинаковое чувство юмора.
– Ты даже переняла кое-какие его манеры.
– Какие манеры?
– Ну, скажем, приподнимаешь бровь, когда сомневаешься. О-о, или громко выкрикиваешь: «Я и полмира!» Играешь под него.
Таш сжала пальцы с той стороны, где Эйден не мог их видеть.
– Не играю. У нас просто есть нечто общее.
– Тщательно продуманное.
– Зачем мне это делать?
– Чтобы привлечь его. Вскружить голову.
Таш небрежно отнеслась к оскорблению, уже успела привыкнуть.
– С какой целью? Ты же сказал, он никуда не денется.
– Ну, не знаю. Может быть, просто чтобы завоевать себе место в его жизни?
Или, пожалуй, занять место Эйдена. Нечто вроде потрясения в его взгляде поразило ее. След отчаяния. Для человека, который провел множество переговоров и заключил немало крупных сделок, это странно. Таш встала и перешла на его сторону у окна.
– Эйден, послушай…
Он повернул к ней мрачное лицо.
– Я понимаю, насколько все плохо между твоим отцом и тобой, знаю, как ты должен себя чувствовать.
– Ах, ты знаешь? Неужели?
Да, она знала. Как женщина, которая все детство пыталась быть достаточно хорошей, чтобы угодить отцу.
Таш попробовала снова:
– Уверена, легче перенаправить гнев на меня.
– Ты не думаешь, что заслужила мое недовольство?
– Мы оба были детьми тогда.
– Я говорю не про тогда. Я говорю про сейчас.
– Что я делаю, отчего ты так злишься?
– Ты с ним флиртуешь.
Серьезно? Опять?
– Я не…
– Я не скажу, что это нечто сексуальное, но ты все время находишься рядом, держа его на крючке.
– Я?
– Как он может разобраться с моей матерью, если ты всегда рядом, напоминая ему о своей?
Краска залила его лицо, у Таш сжалось сердце, она понизила голос:
– Ты хочешь, чтобы они выяснили отношения?
Эйден угрожающе шагнул к ней и тоже понизил голос:
– Я хочу навещать мать и не находить ее с макияжем толщиной в дюйм на явно отекших от слез глазах. Я хочу, чтобы внимание моего отца вернулось к нашей компании и он не зацикливался на прошлом, когда срываются важные сделки. Я хочу, чтобы он прекратил искать оправдания по каждому пустячному поводу приглашать ее тень.
Больно быть тенью своей матери в глазах Эйдена.
– Думаю, ты предпочел бы, чтобы у нас с твоим отцом была интрижка.
– Предпочел бы, клянусь. По крайней мере, это было бы только физической стороной.
Таш выпрямилась.
– Интересно, почему?
– Только потому, кем вы оба являетесь: генеральный директор и ремесленник. По крайней мере, тогда не было бы никакой эмоциональной угрозы.
Эйден сказал «ремесленник», как если бы имел в виду «куртизанка».
– Ты не думаешь, что генеральный директор и стеклодув могут сойтись?
Его смех звучал хрипло.
– А ты?
Таш пожала плечами:
– Почему бы и нет. Ты определенно заинтересован.
И вдруг она поняла, что они говорят совсем не о Натаниэле, а о божественных моментах в раздевалке. Когда ничто, кроме влечения, возникшего между ними, не имело значения.
– Я говорю не о краткосрочной перспективе. – Эйден поедал ее взглядом. – Это вполне возможно. Я говорю о чем-то более постоянном.
Эйден сказал «эмоциональная угроза». Будто долгосрочные отношения были явной опасностью для него.
Таш подбирала слова.
– Хочешь сказать, я недостойна большего?
– Вовсе нет. Ты красивая женщина, исключительно талантливая. Ты достойна большего, чем когда-либо имела. Но мы из разных миров.
Благодарю вас, мистер Дарси.
– Я вполне способна жить в вашем мире и делала это в течение года.
– Жарден – мелкая рыбешка по сравнению с акулами, с которыми плаваю я. Ты не протянешь и недели, – продолжал он.
– Неужели?
– Весьма вероятно.
– Докажи.
– Я не должен доказывать. Я просто знаю.
– Давай, Мур, подкрепи слова поступком.
– Хочешь поспорить?
Почему бы и нет?
– Да.
– О том, выживешь ты или нет в моем мире?
– Да. У тебя довольно непривлекательное представление о жизни, и, я думаю, ты не прав.
Неожиданно доказать его неправоту показалось ей жизненно важным. Как ради него, так и ради себя.
– Это смешно.
– Ты не хочешь изъять меня из обращения? – спросила Таш с вызовом, Эйден сощурился. – Я не смогу отвлекать твоего отца, если буду все время находиться с тобой, не так ли? Разве не этого ты хочешь? Дать ему возможность переориентироваться на жену.
Ее слова впитывались в его мозг, пока она внимательно изучала его. Именно этого он хотел. Что могло бы объяснить, почему он сказал «да». Но почему же она сама предложила это? Эйден прислонился бедром к балюстраде и небрежно скрестил ноги.
– Что ты предлагаешь?
