Шейла Дуглас - Слезы любви
— Сказал, что у нее есть шанс выкарабкаться. Надо ждать. Критическими будут первые сутки.
Глядя на расстроенное лицо Мэри, мистер Кохрейн нахмурился. Потом сказал:
— Врачу нельзя поддаваться чувству жалости к каждому пациенту, иначе вы просто сойдете с ума. Вы считаете меня бессердечным, ведь так? Когда-то и я был таким, как вы, и теперь исхожу из своего опыта. Если вы знаете, что сделали все, что в ваших силах ради больного, то пусть ваша совесть будет чиста, все остальное оставьте на милость Бога и на желание самого пациента выкарабкаться.
Выпив две чашки чаю и съев три бутерброда, Мэри почувствовала себя гораздо лучше.
— Пойду взгляну на миссис Дженнингс, — сказала она, вставая со стула.
Мистер Кохрейн тоже поднялся:
— Нет. Вы пойдете спать. Я сам зайду к ней. Вы стали очень бледной, — отечески улыбнулся он. — Не высыпаетесь, наверное, поздно ложитесь.
— Да, поздно. Сейчас почти три.
Он положил руку ей на плечо и задержал ее там.
— Вы очень помогли мне сегодня. Вы отличный ассистент, Мэри. — Он легонько подтолкнул ее к двери. — Идите спать и не вставайте, пока как следует не выспитесь.
Но Мэри, хоть и безумно устала, сразу не легла. Она еще долго сидела, расчесывая волосы. Потом она натирала кремом руки, кожа на них сохла от постоянного мытья. И все время вспоминала о том, как забилось ее сердце от прикосновения Ричарда Кохрейна.
Оно ничего не значило, это прикосновение. Просто он хотел выразить ей признательность за помощь. Мистер Кохрейн, безусловно, был не из числа докторов, флиртующих с сестрами или ассистентками. Наконец она легла и, как только ее голова коснулась подушки, крепко заснула.
Когда на следующее утро Мэри пришла в реанимацию, миссис Дженнингс все еще была без сознания. Но ее цвет лица уже не был таким синюшным, дыхание немного выровнялось. Ее муж уехал домой, но к вечеру вернулся.
— Кто сейчас с детьми? — спросила Мэри.
— Один из друзей, — ответил он измученным голосом. — Можно мне посидеть рядом с Уинни, доктор?
— Конечно.
— Ей, кажется, получше, доктор?
— Немного, — осторожно ответила Мэри. Она боялась внушать ему ложные надежды.
Пока Мэри отсыпалась, мистер Кохрейн успел сделать обход, наладить переливание крови одному из пациентов в мужской хирургии, осмотрел вновь поступивших и даже собственноручно заполнил карты.
— Что вы с ним сделали? — спросила дежурная сестра, лукаво улыбаясь. — Никогда еще не видела, чтобы он делал работу дежурного хирурга.
Суббота выдалась спокойной. После чая Мэри решила посидеть в садике около розовых кустов. Она предупредила дежурного оператора, где находится, на случай если ее станут разыскивать.
Она писала письмо родителям, когда на дорожке сзади раздались твердые шаги. Из-за угла показался мистер Кохрейн.
— Не вставайте. Я заехал осмотреть миссис Дженнингс. Ее состояние на удивление быстро улучшается. Мистер Робертс будет ее наблюдать, пока меня нет.
Он уже говорил несколько дней назад, что возьмет небольшой отпуск в конце мая, но она забыла.
Он присел рядом с ней на садовую скамью.
— Простите, но перед отъездом я хочу вас немного проинструктировать.
Высказав свои пожелания, доктор Кохрейн откинулся на спинку скамьи и закурил трубку.
— Уверен, за время моего отсутствия вы отдохнете без меня так, как будто тоже побываете на каникулах, доктор Хантер.
И рассмеялся, увидев, как она покраснела.
— Куда вы едете?
— В Италию, на озеро Гарда. Буду сидеть там на солнышке и бездельничать.
— Не представляю вас в таком состоянии, — заметила Мэри.
— Вы меня мало знаете. Я умею и люблю отдыхать. Вот моя мать отдыхать не умеет. Она ушла прошлым летом, потому что стала сильно уставать и неважно себя чувствовать. Но лениться она не умеет.
— А ваш отец не протестовал? Все-таки хирургия — не совсем женская работа… По крайней мере, многие так думают.
— Совсем нет. Он ею очень гордился. Он был человек добрый, покладистый, снисходительный к людским слабостям. Половина местных девушек добивались его внимания, но он влюбился в молодую женщину-доктора. — Он бросил на нее быстрый взгляд. — Возможно, эта история любви повторится?
Он, конечно, имел в виду ее и Мартина. Улыбнувшись ее смущению, он попрощался и зашагал прочь.
Мэри сидела и думала о нем, когда он ушел. Она вспоминала, что почувствовала, когда он прикоснулся к ней. Эта мысль волновала ее весь день, хотя она гнала ее прочь. Но вчерашнее наваждение не повторилось, когда они спокойно сидели рядом на солнышке и беседовали, и это обрадовало Мэри. Хотя она вела себя с ним вполне естественно, все же ей трудно было сосредоточиться на том, что он говорил. Впервые в жизни вчера Мэри по-настоящему почувствовала сильное влечение к мужчине. И это даже напугало ее.
Она говорила себе, что такие случаи не редкость. Часто возникают увлечения, близость, но это, как правило, ненадолго.
Но Мэри знала, как осудил бы ее Ричард Кохрейн, узнав, о чем она думает. Что ж, двух недель вполне хватит, чтобы забыть свои мечты. Очень хорошо, что он уедет. К тому же рядом есть Мартин, с которым она будет проводить свое свободное время. Он очень мил, и в его компании она попытается забыть о том чувстве, которое внезапно вызвал у нее доктор Кохрейн.
В понедельник его заменил приехавший в госпиталь молодой угрюмый хирург. Оперировал он хорошо, но от него веяло неизлечимым унынием. В госпитале воцарилась странная тишина. Все сразу же ощутили отсутствие своего главного хирурга.
Мистер Робертс заметил как-то, обедая с Мэри:
— Ричард всех держит в напряжении. Без него в госпитале жизнь как будто застыла.
Зазвонил телефон, и Робертс ответил:
— Мартин? Как ты, мой мальчик? Хочешь поговорить с мисс Хантер?
Мэри услышала в трубке веселый голос Мартина:
— Я в Лондоне по делу, пробуду здесь еще несколько дней. Поужинаешь завтра со мной?
— С удовольствием. Я все равно собиралась туда во второй половине дня, пройтись по магазинам.
Положив трубку, она увидела, что доктор Робертс внимательно смотрит на нее.
— Кажется, вы с Мартином хорошо знакомы?
— Да, мы давно знакомы. Мартин совсем не похож на брата, верно?
Старый доктор кивнул:
— Хороший парень, но слишком уж легкомысленный.
Пусть он и легкомысленный, зато с ним весело, подумала Мэри на следующий вечер, глядя на Мартина, сидевшего напротив во время ужина в дорогом ресторане.
Она приехала в Лондон на поезде, и Мартин настоял на том, чтобы отвезти ее обратно на своей машине.
— Я переночую дома. Мама будет рада.
