Элен Алекс - Забытая мелодия
Так вместо Майкла, фамилии Гордон, медового месяца на побережье и счастья на всю оставшуюся жизнь Лиз получила белые стены, капельницы и судно под кроватью.
Ее сестра Каталина не отходила от нее ни днем, ни ночью, за эти две недели она поседела, как старушка. Паоло эти две недели тоже не рыпался, он сидел дома с детьми и даже готовил им еду.
Мать Лиз и Каталины была актрисой, это была крупная, неплохо сохранившаяся для своих лет женщина, ее существование всю жизнь представляло для нее некий парад радостных событий и бесконечных развлечений. Она давно не занималась своими детьми, но теперь тоже была вынуждена отложить все свои бесконечные гастроли, сидеть возле постели Лиз и читать ей какие-то детские сказки.
Каталину очень возмущал выбор матери, и она принесла из лома несколько томов бессмертной мировой классики.
— Ты с ума сошла, — возмутилась мать, — зачем нам так перегружать ее мозги?
— Но это не называется — перегружать мозги, — возразила ей Каталина, — это называется — поддерживать должный уровень.
— О каком уровне ты говоришь?! — обрушилась на нее мать. — Ты что, не видишь, что человек на ладан дышит?
— Мама, — в ужасе отпрянула Каталина, — это же твоя дочь!
— Ты думаешь, я так стара, что даже этого не помню? — спросила ее мать. Потом она немного подумала и добавила: — Стала бы я тут сидеть и читать всякую ерунду.
— Мама, — Каталина решила сменить тему, — ты просто устала, ты должна отдохнуть.
— Я устала от неопределенности, — прервала ее мать, — а у меня работа, мне спектакль через месяц сдавать.
— Тогда можешь спокойно ехать. Когда Лиз придет в себя, я передам ей от тебя привет.
— Не кощунствуй, — возмутилась мать, — я честно выполняю свой долг, и тебе меня не в чем упрекнуть.
— Тебе совсем не обязательно выполнять свой долг, ты свободный человек, к чему тебе такие обременительные обязанности? А выполнять свой долг только для того, чтобы тебе потом за это поаплодировали, вот что такое кощунство.
— Каталина, по-моему, ты слишком уж в этой жизни много рожала, и у тебя высохли последние мозги. Если ты считаешь, что жизнь и театр — это разные вещи, то мне тебя очень жаль, значит, ты совершенно ничего в этой жизни не поняла.
— Мама, перестань, никто еще в твоем театре не умер по-настоящему, а как мы объясним Лиз, где ее Майкл, когда она спросит нас об этом?
— А кто такой Майкл? — сказала мать. Мираж, видение, случайный попутчик, который сошел на станции, на которой однажды посчитал нужным сойти.
— Как у тебя все просто, — покачала головой Каталина, — видимо, ты действительно плохо различаешь, где твой театр, а где наша жизнь.
— Мне нечего различать, если это одно и то же.
— А мои дети — тоже мираж, а не реальность?
— Каталина, я не хочу больше разговаривать на эту тему и расстраивать тебя.
— Большое спасибо.
— И вообще, я очень устала, я поеду к тебе и отдохну. Паоло откроет мне дверь?
— Конечно, если ты его хорошенько попросишь об этом из-за двери.
Мать хмыкнула, а потом собрала свои бесчисленные сумки и ушла.
Лиз и Каталина остались одни. Каталина подошла к кровати, на которой лежала Лиз, села на стул и погладила Лиз по голове.
— Лиз, — тихо сказала Каталина, — просыпайся, мне так тяжело без тебя, я так соскучилась.
Лиз пришла в сознание на пятнадцатые сутки.
Она открыла глаза и увидела незнакомые белые стены, потолок, а так же какие-то приборы и провода, которые опутывали ее голову и руки. Все кругом было ослепительно бело, а где-то там, за окном, резало глаза большое белое солнце.
Лиз обнаружила себя лежащей на мягкой кровати. И все ее тело, казалось, было ватным и нереальным, словно это было уже и не ее тело, а только лишь бесконечное продолжение одеял и простыней.
Где-то в ногах у Лиз, сидя на стуле и положив голову на ее кровать, спала реальная старушка, очень похожая на такую уже нереальную сестру Каталину.
Сознание Лиз очень медленно оценивало ситуацию. И после черной ночи и ярко-красного мотоцикла все было слишком уж ослепительно бело.
Лиз очень хотела пить, но она не знала, кого просить об этом, а встать сама не могла. Как же человек может встать, когда он уже не человек, а вата?
Лиз всегда, когда просыпалась, очень хотела пить. И Майкл подавал ей в постель стакан воды.
Но Майкла поблизости не было, и Лиз покосилась на тумбочку. На тумбочке тоже не было стакана с водой, Майкл, видимо, совсем о ней забыл.
У Лиз из носа торчали какие-то трубки, и когда Лиз это поняла, она очень возмутилась. Она с трудом оторвала одну руку от кровати и выдернула из носа эти безобразные трубки.
Приборы, стоящие возле кровати, вдруг запищали, и старушка в ногах у Лиз испуганно проснулась. Она посмотрела на Лиз, лицо ее засияло, а из глаз побежали слезы. Впечатлительная старушка попалась.
В комнату стали забегать высокие люди в белых халатах и колпаках. Они стали смотреть на Лиз, потом на приборы, потом снова на Лиз.
Потом они стали трогать Лиз за руки и гладить по голове. А потом они стали обниматься и с чем-то друг друга поздравлять. Майкла среди них не было.
К Лиз протиснулась старушка, это была действительно Каталина, только сорок лет спустя. Комната была наполнена звуками, но Лиз чувствовала себя слишком уставшей, чтобы как-то их понимать.
У Лиз было чувство глубокой тоски от того, что она неизвестно сколько времени ничего не соображала, а ее окружали чужие и незнакомые люди. Лиз снова закрыла глаза, она очень устала.
Но через некоторое время из неясных звуков стали складываться слова, и Лиз смогла различить свое имя. Его произносил чей-то родной голос.
Лиз вновь открыла глаза. Над ней склонилась Каталина, она очень плохо выглядела.
Лиз показалось, что они уже прожили длинную и замечательную жизнь и встретились где-то в глубокой старости.
— Лиз, — сказала Каталина, — ты меня слышишь?
Лиз не смогла разлепить губы и только промычала, что, мол, да, слышу.
— Лиз, — сказала Каталина, у нее дрожал подбородок, наверное, у нее случилось какое-то горе, — Лиз, — повторила Каталина, — все будет хорошо, я с тобой.
Она взяла Лиз за руку.
— Пить, — из последних сил выдавила из себя Лиз.
Перед ней тут же, как из тумана, возникло лицо мужчины в ослепительном белом колпаке.
— Вам нельзя пить, — сказало лицо.
Да кто ты такой, нахал, подумала Лиз.
— Пить, — обратилась она к Каталине.
— Лиз, тебе нельзя пить, — сказала Каталина, — тебе будет плохо.
Продалась.
— Майкл, — сказала Лиз.
Каталина так и подскочила на месте.
