Пьер Сальва - Испытание чувств
— Знаете, что случилось? — выкрикнул он с порога.
Надин отвернулась от телевизора и с удивлением посмотрела на брата:
— Ну, говори же наконец!
— Филипп погиб!
Глава 6
Элен была к этому готова. Еще проснувшись утром, она знала, что во время ужина или как только вернется домой, услышит эту фразу: «Филипп погиб!» Она уже собрала все хладнокровие, все мужество, чтобы оставаться спокойной, чтобы не совершить ошибки в той роли, которую играла.
Но почему-то в тот момент, когда пробили часы судьбы, она почувствовала себя безоружной и обессиленной. Она покраснела. И ощутила, как краснеет. Только бы остальные не заметили, как у нее горят уши и лоб. К счастью, Даниель не обратил на нее никакого внимания. Что же касается Надин и Жоржа, то они смотрели только на Даниеля.
— Филипп погиб? — неуверенно переспросила Надин. — Автокатастрофа?
— Еще чего! — ответил брат. — Его убили… Убийство не хочешь?
— Убийство… — повторила Надин бесцветно.
Можно подумать, что новость изумила ее, она несколько секунд стоит неподвижно, только сжимает правую руку все сильнее и сильнее.
Элен обернулась, и ее взгляд пересекается с взглядом Жоржа. За стеклами очков в золотой оправе она успела прочесть целую гамму чувств: удивление, неверие, тревогу….
Почему дочь так потрясена смертью Филиппа? Неужели молодой человек был для нее не только товарищем? Неужели они были связаны более тесными узами? Со всеми этими идеями сексуальной свободы, которые Надин все время пропагандирует… уж не была ли она любовницей Филиппа? Нет, это просто невозможно! Этот студентишка не мог быть разом любовником матери и дочери… а почему бы и нет? Просто, встречаясь с ними по очереди, он испытывал тонкое и порочное удовольствие.
Постепенно Надин берет себя в руки.
— Где его убили?
— Дома.
— Когда?
— Вчера. Ближе к вечеру.
— Откуда ты знаешь?
— Приятель рассказал. Говорят, об этом уже написано в газетах.
— Кто его убил?
Даниель подошел к столу. Никакие переживания не способны испортить ему аппетит. Просто невозможно. Он выудил из одной из тарелок с закуской крутое яйцо и вгрызся в него.
— Ничего не известно, — отвечает он с набитым ртом. — Жерар — однокурсник — подошел ко мне в столовой и говорит: «Слышал, что случилось с Филиппом Марвье?» В сущности, он ничего сам толком не знает, только то, что Филиппа укокошили, а деталей никаких. Это новость меня просто до костей пробрала.
Он был и вправду мрачен и подавлен. Вдруг перестал жевать и забормотал недовольно:
— Надо понимать так, что мои пятьдесят франков сделали мне ручкой?
Элен с трудом сдержала готовый вырваться истеричный смешок: все заботы сына замыкаются на пятидесяти франках! По старому пяти сотнях или кусках, как иногда говорит Даниель. Если бы действительно все было только в несчастных деньгах!
— И что бы ему было не вернуть мне их вчера, когда я заходил к нему, — продолжил Даниель. Затем, как это часто с ним бывает, чувство голода взяло верх над переживаниями, и он повернулся к матери, — так мы сегодня будем обедать?
— Все готово. Только тебя и ждали…
Семья расположилась за столом, и Элен, входя в привычную роль хозяйки дома, слегка отвлеклась от своих мыслей. С того момента, как пришел Даниель, Жорж не проронил ни слова. Не считая странного блеска в глазах, который заметила Элен, он казался совершенно равнодушным. Между тем, Элен готова была поклясться, что его что-то поразило. Скорее всего реакция дочери на новость, которую принес Даниель. Наконец, накладывая еду в тарелку, Жорж спросил с вежливым интересом:
— Как же убили твоего товарища?
— Его нашли дома с разбитой головой. Убийца, должно быть, ударил его сзади молотком или чем-нибудь в этом роде.
— Его что — хотели ограбить?
— Не думаю. Вроде бы ничего не украдено… Жерар говорит, что это убийство на почве страсти. Вообще-то, если быть до конца откровенным, то Филипп был забавным малым — столько девок охмурил, рассказывая им разные байки. — Даниель кивает сестре и хихикает. — Он даже бился об заклад, что смог уложить твою Барбару… но я-то думаю, что на этот раз он нагрелся — эта девушка ему не по зубам. А вообще-то он никогда не стеснялся пообещать девушке, что женится. И в один прекрасный день должен был наколоться.
Надин никак не отреагировала на слова брата. Опустила глаза в тарелку, преувеличенно тщательно что-то режет.
— Или, — продолжал рассуждать Даниель, — это какой-нибудь парень, которому Филипп задолжал. Не все же такие терпеливые, как я. — Мысль о потерянных деньгах снова навела на него уныние. — Да, что говорить — пять кусков уплыли.
Элен поднялась.
— Пойду принесу рагу.
Когда она вернулась, Жорж продолжал расспрашивать сына.
— А в котором часу убили твоего товарища?
— Точно неизвестно. Его обнаружили около восьми. Я видел его в последний раз в четыре-полпятого, значит, его убили между пятью и семью тридцатью. Мне кажется…, — Он прервался на несколько секунд, чтобы взять с тарелки рагу. — Мне кажется, я могу быть полезен полицейским. Наверное, надо пойти к ним и сказать, что я заходил вчера к Филиппу.
Жорж задумчиво покачал головой.
— Думаешь, у них нет другой возможности установить время убийства. Вскрытие, например… Или показания консьержки.
— В любом случае я могу рассказать им о Филиппе, его привычках, образе жизни. А что?
— Ты его хорошо знал?
— Нет, — признался Даниель, — не слишком.
— В таком случае, ты не будешь им очень полезен, они узнают то же самое у факультетских друзей Филиппа. Только потеряешь массу времени.
— Советуешь не рыпаться? — с набитым ртом спросил Даниель.
— Пока да. Подожди день-другой, как будут развиваться события. Может быть, в твоих показаниях не будет нужды.
— Пожалуй, — согласился Даниель.
Обед продолжился. Даниель болтал о чем-то другом, Надин, как обычно, едва ковыряла вилкой еду. Даже если смерть Филиппа ее потрясла, то она уже взяла себя в руки. Жорж сидел молча, но Элен почему-то была уверена, что его что-то мучает. Когда она отворачивалась, он бросал на нее быстрые внимательные взгляды. После десерта, когда она убирала посуду, Даниель вдруг воскликнул:
— Да, а Филипп-то! Он, наверное, сделал ребеночка какой-нибудь из девиц, а потом бросил ее, а она не поняла шутки!
Время от времени Элен поглядывала на дочь, и вдруг заметила в ее глазах слезы, но Надин уже поднялась.
— Сиди, мам, — я подам тебе кофе.
Когда она вернулась с кухни, слез уже не было.
