Зоя. Том второй (СИ) - Приходько Анна

Янек прижал к себе жену, положил руку ей на живот. К середине мая живот Зои стал невероятных размеров. Она уже не ходила на работу. Но и дома не сидела, прогуливалась по городу, навещала мачеху и пани Анну. Только ходила к свекрови всё реже.

Стала замечать, что Герман смотрит на неё странно. А однажды он приблизился настолько, что Зоя почувствовала его тяжёлое дыхание. Случилось это, когда уже собиралась уходить домой. Пани Анна отвлеклась на клиентку, Софья помогала ей.

Зоя замешкалась с обувью, и неожиданно Герман очутился рядом с ней. Он коснулся Зоиной груди и уже пытался обнять её, но Зоя подскочила резко. Сердце заколотилось. Она взглянула на Германа. Его глаза были безумными. Зоя сделала шаг назад, Герман шаг вперёд. Как выбежала из дома свекрови Зоя не помнила. Спешила домой, хотела отдышаться. Долго убеждала себя, что это всё случайно, но больше одна к пани Анне не ходила.

Сначала боялась рассказывать мужу.

Когда всё-таки решилась и рассказала, то Янек отнёсся к этому на удивление спокойно, сослав всё на фантазии беременной жены.

Но при следующем посещении свекрови Зоя заметила, что Янек нервничает, наблюдая за Германом. Когда Герман уже откровенно не сводил с Зои глаз, Янек отозвал его. О чём они говорили, Зоя не знала, но с того дня больше не ловила на себе взгляды Германа.

Записку Джану всё-таки отдала. Он сначала взял её, прижал к себе, а потом вернул обратно. Сказал, что не будет читать написанное. Зоя оказалась в неловком положении. Заметив её замешательство, Джан произнёс:

– Если прочту эту записку, то моя жизнь станет другой. Мне и читать её не нужно, чтобы понять, что там написано. Я знаю, что Евдокия ждёт меня. Моё сердце никогда меня не обманывает. Но она чужая женщина. Пусть ею и остаётся. Можешь так и передать. Я сделал всё, что мог. Мне хорошо оттого, что Евдокия живёт на этом свете, и среди тысяч бьющихся сердец, я чувствую её сердце. Но наша встреча не сделает её счастливой. Так что больше записки мне не передавай, я не возьму и никогда не прочту.

Зоя лишь пожала плечами.

Евдокия не находила себе места. Она уже много раз пожалела о том, что написала китайцу. Когда дочь в очередной раз навещала мачеху, та уже по глазам поняла, что Джан не придёт. Когда Зоя рассказывала об отношении Джана к записке, Евдокия теребила край рубашки. Её лицо было залито краской стыда. Евдокия думала, что она в эту минуту превратится в пепел. Так сильно горело её тело. Да и Зоя чувствовала себя неловко. Ей было жаль мачеху. Но она не могла помочь ей избавиться от душевных переживаний.

Зоя радовалась тому, что у неё самой всё хорошо и нет тайн от Янека, и все её мысли только о нём. Казалось, что любовь к мужу с каждым днём сильнее. Часто вспоминала их первую встречу и то, как бежала к нему в порт жаловаться, что отец выдаёт её замуж. Не знала, как Янек отнесётся к заплаканной девушке. Не думала об этом. Всё за неё сделала любовь.

Янека не было рядом, когда на свет появилась его с Зоей дочь. Он находился в командировке и был уверен, что вернётся к родам жены. Но дочка решила появиться на свет в последних числах июня. Маленькая девочка, как две капли воды похожая на мать, растрогала Зою до слёз. Когда Зоя впервые услышала крик ребёнка, и Джан положил новорождённую на грудь матери, когда впервые покормила свою доченьку, ей не хватало рядом только Янека.

Она искала его глазами, хотела, чтобы он вернулся прямо сейчас. Но рядом был только Джан. Вопреки нежеланию Зои Джан оставался с ней до самого возвращения Янека. Каждый день Зоя отправляла Джана домой, очень стеснялась его присутствия. И каждый раз китаец отвечал, что несёт за неё ответственность перед Янеком и ни за что не оставит одну.

Однажды даже сказал, что Зоя упрямая, как и её отец. В последний день перед возвращением Янека Джан разоткровенничался перед Зоей. Сказал, что влюбился в Евдокию с первого взгляда, что влекли за собой её грустные глаза. А потом любовь стала ещё сильнее, когда в этих глазах он увидел огонёк. И всё время сожалел, что огонёк этот не для него.

– Вполне в моих силах было убрать твоего отца с пути, – заявил Джан Зое. – Но ради счастья Дуни я сделал для них всё, что мог. Сделал даже больше, чем должен был. И все эти дни, проведённые с Евдокией, оказались самыми счастливыми в моей жизни. Чувствую её теперь всегда. Знаю, что она несчастна. И знаю, как сделать её счастливой. Для этого нужно быть рядом, вызывать ревность твоего отца. А так неправильно, Зоя.

Сейчас я полностью отдаюсь своим пациентам. Борюсь за каждую жизнь. Спасение других даёт мне силы жить дальше. А что до любви? Она бессмысленна для меня. Моё сердце осталось там, рядом с Евдокией и детьми, которых я полюбил как родных. Мне никто не нужен кроме них.

Я как варвар вторгся в чужую семью и вместо того, чтобы ограбить, оставил там самое дорогое. Не победил в этой сердечной войне, потому что я не воин любви, а просто врач. И то, что на моём счету десятки спасённых жизней даёт мне шанс не отвечать в будущем за мою грешную любовь.

Зое было жаль и Джана, и Евдокию, и отца. Каждый из них по-своему был прав. Но правота была помехой счастью каждого. И Зоя думала о том, что если даже добрый умный Джан не может разобраться с этим, то что говорить о других.

Янек часто говорил, что переживая за отца и мачеху, Зоя не делает их счастливыми, она делает несчастной и беспомощной себя. Но сам Янек тоже тревожился за свою мать. Она хотя и была рада возвращению Германа, но стала какой-то скрытной. Часто отводила взгляд, Янеку даже иногда казалось, что она мысленно просит его о помощи. Но когда сын пытался поговорить, пани Анна утверждала, что всё хорошо и Янеку не о чем беспокоиться.

Янек вернулся домой через полторы недели после рождения дочери. Когда он увидел Зою и на её руках дочку, встал перед ними на колени. Целовал маленькие щёчки своей дочери. Слёзы невольно текли из его глаз. Джан наблюдал за ними. А потом тихо, незаметно ушёл. После командировки Янеку дали две недели отпуска.

И эти две недели он всё время находился рядом с Зоей. И через много лет Зоя говорила, что это были самые счастливые две недели её жизни.

Пани Анна так и не знала, что произошло с прошлой семьёй Германа. Но то, что происходило сейчас в её семье, наталкивало на неприятные мысли. Герман распускал руки. И Анна думала, что причина в этом.

После первого месяца жизни с Анной Герман стал сам не свой. Плохо спал, постоянно молчал. Пани не могла добиться от него ни слова. И однажды ночью, когда Софья уже спала, Герман ударил Анну.

Та от неожиданности закрыла рот, чтобы не разбудить Софью. Вот так беззвучно Анна терпела. Потом Герман на коленях просил прощения. Он говорил, что не осознаёт своих действий и ничего не может с этим поделать. Каждый раз Анна прощала его.

В дни, когда Герман был спокоен, Анна расцветала, а потом и эти дни закончились. В Германа словно вселился какой-то зверь. Пани терпела не только из-за того, что любила Германа и не хотела, чтобы тот уходил, но и из-за Софьи. Сильное желание сделать девочку счастливой, окружить любовью и дать возможность воспитываться в полной семье, сделало из Анны жертву.

Она не могла ни с кем поделиться этим. Знала, что если расскажет сыну, то тот выгонит Германа. А потом начала замечать, что Герман стал уделять Софье больше времени. Они могли целый день бегать по дому, играть во что-то. А вечером Герман носил Софью на руках и укачивал её словно маленького ребёнка. Так и выглядело со стороны. В руках высокого, сильного Германа Софья казалась младенцем.

Анна протестовала. Говорила, что девочка должна засыпать сама, но ни Герман, ни Софья не соглашались с ней.

Однажды случилось то, чего пани Анна боялась больше всего на свете.

Проснувшись ночью, Софья захотела воды. Вышла из своей комнаты и вдруг услышала всхлипывания и стоны. Подошла к двери, за которой находилась комната пани, и быстро распахнула её.

Анна сидела на кровати, и в этот момент Герман замахивался на неё куском какой-то толстой верёвки. Софья громко крикнула: