Зоя. Том второй (СИ) - Приходько Анна
Когда Янек не вернулся домой после очередного рабочего дня, Зоя забила тревогу. Уже стемнело. Она собрала дочь и сначала побежала к отцу. Григорий рассказал, что Янек ушёл домой вовремя.
Оставив дочь с Евдокией Степановной, Зоя вместе с отцом побежала в полицейский участок. Там приняли заявление и велели ожидать. Григорий советовал дочке не беспокоиться и остаться ночевать у него.
Но Зоя, оставив Злату у Кирьяновых, поспешила домой. Всю ночь она не сомкнула глаз. А наутро к ней пришли с обыском. Перевернули всё вверх дном. Ничего не нашли.
На все вопросы о Янеке упрямо молчали. Зоя, отчаявшись, не знала, к кому обратиться. Вся заплаканная прибежала к Парамонову. Тот, увидев Зою, смутился. Потом протянул ей лист бумаги. Среди трёх десятков фамилий кружком были обведены около десяти.
– Это все мои, – еле слышно сказал Парамонов. – Я ничего не смог сделать. Прости, Зоя. Никто не разбирался. Я помогу твоей семье.
Зоя почувствовала, как земля уходит из-под ног.
О том, что без суда и следствия расстреляли революционеров, гудел весь город.
Дни тянулись медленно. Зоя почти не выходила из дома. Почти ничего не ела. Похудела сильно. Евдокия Степановна всё удивлялась, откуда такими темпами растёт живот Зои, если она питания никакого не получает. Когда Злата спрашивала об отце, Зоя не выдерживала и долго не могла успокоиться. Григорий Филиппович как-то сказал внучке:
– А давай я стану твоим папой?
Та покачала головой, а потом иногда стала деда папой называть. Сыновья Григория Филипповича ревновали Злату к Григорию. Перебивая друг друга, твердили, что это их отец. Но Григорий говорил, что в его сердце много места, и любви хватит на всех. Так Григорий стал для внучки отцом.
Пани Анна никак не выходила из шокового состояния. Никто не мог успокоить её: ни Софья, которая всё время находилась рядом, ни Герман.
Иногда Анна приходила к Зое, прижимала к себе Злату, не отпускала её долго и всё время шептала:
– Не верю, не верю… Мне снится Густав, с ним рядом нет Янека. Вернётся твой папа, Золо́то моё.
К глубокому сожалению учениц, школа шитья прекратила своё существование. Софья продолжала шить для дам среднего класса. Но заказов брала мало, так как много времени проводила с Анной, успокаивая её.
Большую поддержку Зое оказал Джан. Как только узнал о случившемся, тут же навестил её. Он не просил успокоиться, когда она заливалась слезами. Просто садился рядом, обнимал её и что-то шептал по-китайски. Зоя не понимала значения этих слов, но иногда ей становилось легче.
Джан заставлял Зою есть. Он насильно кормил её с ложечки. Уже перед самыми родами Джан остался жить у Зои. Именно у неё он впервые после своего ухода от Кирьяновых встретил Евдокию. Мачеха навестила падчерицу с сыновьями. Мальчишки недоверчиво смотрели на китайца и прятались за Евдокией. А Джан улыбался им.
Евдокия Степановна не смогла справиться с эмоциями. Слёзы катились из её глаз. Джан подошёл и обнял Евдокию. Они долго стояли обнявшись. Мальчики уже перестали обращать внимание на китайца и играли со Златой.
С того дня Евдокия каждый день приходила к Зое. Они с Джаном почти не разговаривали, только обнимались при встрече. Когда сыновья рассказали отцу, что их маменька обнимает дядю без глаз, Григорий сразу понял, о ком идёт речь, и запретил жене навещать Зою.
Евдокия не приходила несколько дней подряд, и Джан всё понял. В начале декабря Зоя родила сына. Роды были тяжёлыми. Джан не спал несколько ночей и когда Зое стало немного легче, уснул и не просыпался два дня. Его ждали на работе, за ним приходили родственники больных. Прямо под дверью умоляли его о помощи. А он не мог оставить Зою.
Первое время после родов Зое помогала Евгения. Она менялась с Джаном. Зоя не вставала с кровати почти месяц. Только когда окрепла, Джан разрешил ходить по квартире. Зоя по просьбе китайца назвала сына его именем. Джан был счастлив.
Весной 1913 года город захватила волна эпидемий, которая с началом Первой мировой войны с трудом сдерживалась под контролем.
В мае 1913 года Таисия родила от Лорана сына. Бывший следователь летал на крыльях любви и счастья. Когда повитуха положила Лорану в руки новорождённого сына, тот едва не упал в обморок. Он шептал Тайге слова любви, плакал вместе с ней, прижимая к себе второго сына. Мальчика назвали Степаном.
А в конце декабря 1913 года Таисия тяжело заболела. Доктор изолировал её в лечебницу на койко-место, которое оплатил Парамонов. Лоран молился. Но чуда не произошло.
Бугорчатка (туберкулёз) не пощадила Таисию.
Убитый горем Лоран не мог поверить в случившееся. Оставшись с двумя детьми на руках, он ушёл с работы. Ему казалось, что его жизнь остановилась, и только плач голодного сына возвращал его к реальности.
Нанятая кормилица приходила строго по времени, а Степан не наедался. И тогда Лоран мелко резал морковь, заворачивал в тряпочку и давал сыну. Тот жадно высасывал из тряпочки сладкий морковный сок, а Лоран, сидя рядом и прижимая к себе ничего не понимающего Ивана, плакал от горя.
Когда началась Первая мировая война, и власти объявили всеобщую мобилизацию, Лоран в списки не попал, так как был вдовцом и воспитывал детей сам. Всё с началом войны перевернулось с ног на голову. В городе велась большая пропаганда среди населения. Всех призывали жертвовать деньги на Победу.
Пани Анна в своей квартире развернула швейную мастерскую по пошиву белья для солдат. К ней присоединились Зоя, Евгения и другие женщины. Как только Николай ушёл на фронт, Зоя переехала с детьми в дом к Евгении.
Соседний дом, в котором жил дед, Евгения сдавала, и эти деньги были хорошим подспорьем. Подруги вместе воспитывали детей и обе молились за Николая.
– Зоя, ты сегодня опять кричала во сне, Прохор испугался, я до утра не могла его уложить. Дрожит весь, плачет, – причитала Евгения. – Хорошо, что сейчас все спят.
Зоя виновато опустила голову.
– Ну ладно тебе, уложила же. Давай собираться. Сходим по-быстрому, за два часа управимся, – произнесла Евгения.
Помимо пошива белья, Зоя и Евгения с четырёх до шести утра мыли посуду в одной из харчевен, на скорую руку переделанную под солдатскую столовую. За это платили небольшие деньги и давали кашу на всех детей.
Женщины возвращались домой, и к тому времени уже все дети просыпались. Зоя сначала боялась оставлять детей одних дома, особенно маленького Джана. Зачастую он встречал её со слезами. Мать брала его на руки, долго обнимала и обливалась слезами вместе с ним. А потом сын привык и перестал плакать. Теперь он подползал к Злате, прижимался к ней и спал до тех пор, пока не вернётся мать.
Со слезами сына закончились и Зоины слёзы. Высохли в одно мгновение. И внутри всё стало сухо. Зое даже казалось, что её сердце теперь не бьётся, а скрипит, как старое колесо. Она совсем исхудала. Только молочная грудь по-прежнему привлекала внимание мужчин. Дежурные солдаты насвистывали при виде её, пока она разгорячённая намывала утром посуду.
Однажды, когда у Евгении заболел Прохор, и Зоя одна пошла мыть посуду, к ней пристал солдат. Обычно утреннее дежурство несли двое. Но сегодня был только один.
– Ну что же ты, цыпочка без подружки сегодня? Изголодались, небось, обе. Мужички-то ваши на фронте, поди. Ну давай, мы по-быстрому, пока Соловчук не вернулся.
Зоя испуганно схватила черпак, замахнулась.
– Ну-ну, какая ты боевая, прям как муженёк твой на фронте, – затараторил солдат и крепко схватил Зоину руку. Черпак выпал и с грохотом упал на пол.
Солдат приблизился так близко, что Зоя ощутила его горячее дыхание. Вздрогнула и ей на миг показалось, что это Лоран лезет с поцелуем как в день свадьбы. Зоя задрожала, когда солдат схватил её за вторую руку и с силой притянул к себе.
– Татаринцев, сучонок, отпусти девчонку, – вдруг услышала Зоя.