Мэгги Осборн - Пока ты со мной
Энджи смотрела прямо в эти огромные серые глаза.
– О да. Ты будешь танцевать, танцевать и танцевать.
– Я люблю тебя, Энджи.
– Я тоже тебя люблю!
Она прижала Дейзи к сердцу, а Сэм нежно похлопал ее по плечу, потом Энджи сделала шаг назад и смотрела, как санитарки увозят Дейзи. Когда девочка скрылась из виду, она, ничего не видя, повернулась, оказалась в объятиях Сэма и тут дала волю слезам.
– Она выглядит такой крошечной!
– Я боюсь! – сказала Люси.
Эти три часа показались Энджи самыми долгими в ее жизни. Она знала, что и Сэм чувствует то же самое. Возможно, то же самое испытывали и Гаунеры. Сэм и Герб Гаунер курили сигары и расхаживали по комнате, время от времени настороженно обмениваясь словами. Винни и Энджи играли в карты с Люси или читали вслух какие-нибудь заметки из газеты, оставленной кем-то из посетителей. В какой-то момент Винни и Энджи обнаружили, что одни стоят возле двери зала ожиданий.
– Вопрос об опекунстве решен, – сказала Винни, – и мы благодарны мистеру Холланду за то, что он разрешил нам сегодня присутствовать.
– Но? – устало спросила Энджи.
– Никаких «но». Мы надеемся, что сегодняшний день – это веха в наших отношениях. Отныне они начнут улучшаться. – Она выпрямилась и выпалила скороговоркой: – Мы хотели бы, чтобы Люси пожила с нами недельку или две. Послушайте меня. Вы и мистер Холланд будете много времени проводить в больнице, но, мне кажется, это неподходящее место для маленькой здоровой девочки. Она поживете нами, мы будем ее развлекать и время от времени приводить в больницу навестить Дейзи. Это даст юзможность вам и мистеру Холланду целиком сосредоточить свое внимание на Дейзи.
Энджи слишком устала и была подавлена мыслями о том, что сейчас происходит в операционной, чтобы снова объяснять, что скоро уедет. Вместо этого она только кивнула.
– Я не знаю, согласится ли Сэм на столь долгий визит. Но у него много дел, целый длинный список, и, возможно, ему будет легче сознавать, что можно не беспокоиться о Люси. Я поговорю с ним.
Винни сжала ее руки в порыве благодарности. Смиренная Винни была чем-то таким, что Энджи не могла вынести. Она похлопала ее по руке и сделала шаг назад.
– Мне показалось, что сестра говорила, что внизу мы могли бы выпить кофе. Пойдемте?
За последний бесконечно долгий час Энджи почувствовала себя постаревшей лет на десять.
– Она как мертвая, – со страхом прошептала Люси.
– Нет, солнышко, она просто спит.
Сэм не мог отвести взгляда от гипса. Он казался ему непомерно огромным, но нога выглядела прямой. И снова он произнес молчаливую благодарственную молитву. Его дочь вырастет высокой и будет ходить грациозно. Он опустил руку на плечо Люси:
– Ты уверена, что хочешь провести пару недель с бабушкой и дедушкой? Ты не обязана это делать.
– Дедушка обещал повезти меня на скачки, а бабушка сказала, что научит играть в крокет. – Люси несколько приободрилась и просияла. – И я смогу есть сколько угодно мороженого.
Сэм медленно кивнул. Он не любил Гаунеров и знал, что не полюбит, но сегодня ощущал близость Лоры, как никогда прежде. И как бы это ни звучало странно, чувствовал, что Лора счастлива, как не бывала прежде. Гаунеры, черт бы их побрал, входили в его жизнь, и, возможно, так и должно было быть.
«Я сдержал обещание, – мысленно произнес он, обращаясь к Лоре. – Доктор считает, что новая операция не потребуется. Когда с ноги снимут распорки, никто и не догадается, что она была когда-то с дефектом. Мне бы хотелось, чтобы ты была здесь, моя нежная Лора. Это был бы счастливейший день твоей жизни».
Если бы он обладал фантазией, то в этот момент почувствовал бы теплое дуновение легкого ветерка на щеке, которое мягко подтолкнуло его к Энджи.
Вместо этого он смотрел на женщину, сидевшую возле кровати и державшую Дейзи за руку, в то время как слезы струились по ее лицу. Он не мог бы сказать, кто из них красивее. Его дочь, похожая во сне на ангела, с золотыми волосами, рассыпавшимися по подушке и образовавшими нечто вроде сияния, или жена, лицо которой было мокрым от слез и светилось радостью и любовью.
Когда медицинская сестра с суровым лицом появилась в палате и велела им уйти, он обнял Энджи за плечи и повел из комнаты на улицу, где ожидали Гаунеры. Он и Герб Гаунер смотрели с минуту друг на друга не отрываясь, потом Сэм поцеловал Люси в темя и выпустил из объятий.
Гаунер поправил шляпу, нахмурился и протянул Сэму руку со словами:
– Предадим прошлое забвению.
– Не будем слишком торопиться, – ответил Сэм, неохотно пожимая протянутую руку. – Пусть все идет своим чередом.
Он хмуро следил за Винни, уже увлекавшей Люси к их двухместному экипажу. И конечно, на дверце был намалеван герб. А как же иначе? Скорчив гримасу, он повернулся к Энджи.
И внезапно его осенило: ведь сегодня они с Энджи останутся в номере отеля вдвоем. Сегодня и всю следующую неделю.
Она смотрела, как экипаж легко вписался в ряды других экипажей на улице.
– Сэм! Я больше не могу этого выносить. Если я должна уехать, то пусть это будет завтра. – Ее лицо исказило страдание. – Знаю, что это трусость, но я не перенесу, если мне придется сказать Дейзи и Люси «прощайте». – Подняв к лицу перчатку, она смахнула со щеки слезу. – Мне невыносимо даже подумать об этом.
Тотчас же его мысли переключились с их уединения в комнате отеля на сцену прощания Энджи с его дочерьми, и он вздрогнул. Люси и Дсйзи не сразу приняли Энджи. Они сначала невзлюбили ее и хотели, чтобы она уехала. Но теперь они ее любят. Они бы не поняли, что Энджи хочет жить с другим мужчиной. Сэм был неудачником, и единственное, что он мог ей предложить, был он сам. Десять лет назад его самого было для i гее недостаточно. Почему же теперь ей должно было этого хватить?
– Я попрощаюсь с ними за тебя, – сказал он внезапно охрипшим голосом. – Я куплю тебе билет и вышлю остальные деньги телеграфом.
– Благодарю тебя, – сказала она, все еще прижимая перчатку к глазам.
Взяв ее за руку, он повел ее к стоянке кебов и усадил в один из двухколесных экипажей. Он не сел в нею сам, и она удивленно подняла бровь.
– Пойду в ближайший салун и напьюсь до чертиков. Утром приеду за тобой и отвезу тебя на вокзал.
– Неужели ты хочешь этого? – прошептала Энджи.
Провести ночь в шумном дымном салуне? Нет, он хогел вовсе не этого. Он желал, чтобы ее руки сомкнулись вокруг его шеи. Он хотел целовать ее до тех пор, пока они оба не обезумеют, пока он не почувствует, что взорвется или умрет, если не будет любить ее всем своим телом так же сильно, как сердцем. Он жаждал, чтобы она спала в его объятиях, и желал, проснувшись на рассвете, ощутить аромат ее кожи и волос.
