Игорь Алимов - Пока варилась каша
Обзор книги Игорь Алимов - Пока варилась каша
Игорь Алимов
Пока варилась каша
Life is what's happened to you
When you 're busy making other plans.
John Lennon1
Когда Джейсон по прозвищу Чесотка увидел колодец, его аж перекосило. Ну! Колодец!
Чесотка осторожно сплюнул накопившийся во рту песок — напрасно, песка на зубах было как грязи, — уронил с плеча витавшую в мире бессознательного Мэгги Мэй, чего Мэгги, кажется, совершенно не заметила, и демонстративно отвернулся от колодца в сторону бесконечной — до горизонта и дальше — пустыни.
Сейчас я обернусь, и колодца не будет.
Да откуда вообще может взяться колодец!
Не осталось в природе таких древних вещей.
Фигня.
Так думал Чесотка — равнодушно думал, будто колодец, провались он вовсе, его совершенно не интересовал. Подумаешь, невидаль — колодец! Да на любом историческом сайте!.. Бетонный круглый остов с крышкой и металлический шест, с которого свисает веревка. Веревка, конечно же, ветхая до омерзения и расползется в руках при первом же прикосновении. А под крышкой — под толстой старомодной деревянной крышкой вместо воды, хоть какой-нибудь воды, обнаружится все тот же песок, которого на этой планете настолько полно, что Джейсон уже, похоже, забыл, как выглядят планеты без песка. Да бывают ли такие планеты, на которых растут деревья, кусты, трава, да хоть кактусы! Жирные, сочные кактусы, в тугую плоть которых так приятно вгрызться и впитывать и впитывать теплую и невкусную, но столь божественную влагу! Пить хотелось ужасно.
Джейсон толком не пил уже почти сутки. Это начинало задалбывать, не говоря уж о том, что вовсе рубило с ног. Последние капли виски из небольшой металлической фляжки он споил Мэгги Мэй, своей юной племяннице, которая кулем валялась у него под ногами. Что же, возможно, Мэгги сейчас лучше, чем ему.
Джейсон впустую облизнул потрескавшиеся губы, поправил широкополую шляпу — вот оно, счастье! что бы он делал без старой доброй шляпы в этой проклятой пустыне! — и машинально почесал указательным пальцем длинный нос. Нос он чесал во всех обстоятельствах. Это помогало сосредоточиться, но чаще — просто почувствовать, что у тебя есть нос и, следовательно, ты, Джейсон, еще жив.
За что и получил прозвище.
От носа Чесотка перешел к глазам — воспаленным и красным — и неторопливо, словно проклятый колодец действительно был ему абсолютно до лампочки, протер их. В глазах тоже было полно песку. Странно, что глаза еще работали по прямому своему назначению, то есть смотрели. Впрочем, смотрели они весьма фигово и в последнее время — часа этак четыре — видели разные полезные усталому путнику вещи и предметы, которых на самом деле в пустыне не было. В том числе несколько озер, две бурных реки, водопад, низвергавшийся прямо из синего неба, автомат, торгующий баночным пивом, а также пирамиду запотевших канистр с надписью «Питьевая вода». Ничего подобного в реальности Чесотка, естественно, не обнаруживал, и потому какой-то жалкий колодец уже не вызвал у него оживления, с каким еще полчаса назад Джейсон, теряя немногочисленные силы, понесся к водопаду.
Нет уж. Хватит.
Сейчас он обернется, и колодца уже не будет. Поганый мираж исчезнет, и Чесотка попрется дальше невесть куда — пока не рухнет в песок и не отбросит копыта среди пустыни на этой никому не нужной планете. Мэгги Мэй тоже даст дуба — рядышком, и их косточки в скором времени будет обдувать равнодушный горячий ветерок… Хорошо, что овцы не дожили до этого дня.
Дело в том, что Мэгги Мэй и Джейсон Чесотка летели в компании овец. Совсем недавно у них были овцы. Сто штук. Овцы путешествовали в специальном трюме, предназначенном для перевозки скота, где им был и стол, и дом, и сортир, а потом — и гроб, когда транспортник вспорол неучтенный метеоритный дождь. К услугам терпящих бедствие пассажиров — переселенцев на благодатный Клондайк — перевозчики предусмотрели тесные, на двоих, челноки — старые, но вполне пригодные для спасения драгоценных личностей вида хомо сапиенс, а вот овцы и прочие коровы с племенными жеребцами, кобылами и яками эвакуации ну никак не подлежали и теперь, должно быть, медленно плыли в разрозненном виде на низкой орбите над этой песчаной планетой. И жажда овец совершенно не мучила.
Еще четыре часа назад Джейсон очень сокрушался об овцах — это были хорошие овцы, жирные и перспективные, выстраданные овцы! — но теперь, стоя спиной к колодцу, он думал о животных совершенно равнодушно. Даже вообще безо всяких эмоций думал. Эмоции на глазах уходили из организма вместе с жидкостью: бесконечный песок оставил овец в какой-то иной реальности. Здесь были лишь Джейсон Чесотка и Мэгги Мэй.
Не попить ли, кстати, ее крови?..
Чесотка даже нашарил на поясе нож, но потом рука его бессильно опустилась. Нет, до того, чтобы прирезать племянницу, он еще не докатился. Пока что он ушел черт знает куда от развалин этого поганого челнока, в котором даже воды не было, не то что рации, дошел сам, а также допер на себе Мэгги, у которой шляпы не было, и потому она повязала себе на голову куцый платок в розовых зайчиках.
Подумать только, как далеко может зайти человек на двух здоровых ногах!
И зачем, спрашивается?
Надо было помирать прямо у челнока. А не напрягаться попусту.
Да, так он и сделает.
Сядет, где стоит, и будет ждать, когда солнце доконает его.
Чесотка обернулся.
Колодец оказался на месте. Сволочь.
Более того: неподалеку от колодца в нагретом мареве зыбко просматривались развалины какого-то сооружения — по всему выходило, что некогда тут стоял дом, и теперь к солнцу тянулись лишь отдельные столбы да неровный кусок стены.
Ну ладно.
Джейсон содрал с себя замшевую жилетку, уронил на голову Мэгги Мэй, а сам, устало загребая песок сапогами, двинулся к колодцу. Не торопясь и ни на что особенно не надеясь.
В отличие от канистр с питьевой водой, колодец убегать не стал, а, как и положено нормальному предмету, когда к нему приближаются, стал увеличиваться в размерах, и вскоре Чесотка положил подрагивающую руку на его неровный бетонный бок.
Бетон оказался вполне реален. Хороший, но траченный временем пенобетон из самых дешевых. Уже неплохо. Джейсон обнадежился и потянул руку к крышке. Настала пора убедиться, что в колодце нет воды.
Рядом, где-то за правым плечом, раздалось противное гудение — явно враждебное, и Чесотка, инстинктивно выдернув из кобуры хорошую пятнадцатизарядную пушку по имени «шварц-550», обернулся, но равновесия не удержал и грохнулся бы на спину, коли бы не колодец.
Шагах в десяти от него стоял высокий господин, в белом с головы и до ног — просторное одеяние скрывало его фигуру, а широкий капюшон оставлял открытой лишь темно-красную квадратную бороду. Зато очень хорошо был виден алый лазерный меч, дрожавший в нагретом воздухе в правой руке господина.
Джедай какой-то.
Тебя еще не хватало.
Чесотка перегревшимся мозгом прикинул, сколько раз успеет продырявить мужика с лазерным мечом даже из того незавидного положения, в котором находился: неудобно привалившись к колодцу.
Выходило, что половину магазина «шварца» он выпустит совершенно не напрягаясь. И скорее всего — попадет.
Поэтому Чесотка ничего делать не стал — все равно сил не было, — но лишь ухватил покрепче пушку и принялся ждать, хотя с гораздо большим удовольствием нырнул бы в колодец, погрузился в его благодатные воды, плескался бы и нырял в них бездумно до полного изнеможения, а потом, упившись водою, довольным мешком с кирпичами пошел бы ко дну…
Но тут в тылу у джедая из-за обвалившейся стенки вышел низенький китаец на кривых ножках и сказал…
2
Мэгги Мэй была девушкой с принципами.
Родители ее непозволительно рано покинули этот блистающий мир — угробились на своей супер-пупер-гипер-и-даже-меганавороченной яхте во время очередной регаты от Сатурна и до планеты под скромным названием Нинурта в черт-те знает какой звездной системе. Мэгги это было все равно, плевать ей было на все эти идиотские планеты, а еще больше плевать ей было на звезды, космос и прочую невесомость, потому что Мэгги тащилась от Земли и ее прибамбасов, огромных многоэтажных мегаполисов, незаметно переходивших один в другой, от смрада чудовищных людских скоплений и от своих друзей, таких же, как и она, терра-хиппи, честью для себя почитавших никогда не ступать на палубы звездолетов.
Так и кочевали они — теплая компания из трех девиц и троих юношей, один из которых уже давно перевалил за все разумные для бездумного порхания возрастные рамки, но держался в счастливом состоянии за счет имплантированных в мозги всяких хитрых микросхем, — перемещались из одного веселого местечка в другое, слушали там и сям хаоцзильную,[1] и даже очень хаоцзильную, прямо кул в кубе, музыку, познавали разнообразие одинаковых мест и разность обманчиво привычных напитков, покуривая по дороге зулу, ставшую в последнее время очень модной — главным образом, благодаря прошедшему-таки в Сенате закону о выведении зулы за рамки нелегальных наркотических средств, — и вот где-то в Шанхакине, в одноместном боксе самой дешевой слип-гостиницы с ограниченными удобствами, Мэгги настигло официальное уведомление о том, что папа и мама превратились в крупную космическую пыль в районе такой-то, тамадэ,[2] звезды, впилились в прозрачный астероид, который, понятное дело, ни на каких радарах не отражался, собака, но имел притом вполне ощутимые физические и совершенно равнодушные к столкновению параметры. И привет — мамы с папой как не бывало. Долетались.
