Запах твоей кожи (СИ) - Светлана "cd_pong"
Она знала: утром, когда он будет в хорошем расположении после ночи, можно попросить у него книги. Те, что были, она прочитала уже по два-три раза.
Как она и предполагала, муж дал добро — и предупредил, что на праздник Осени, который будет через две недели, они вместе едут на приём к королю. Во дворце будет праздник, и король хочет видеть жену своего советника.
— Только пикни там что-то! Веди себя умницей — и наказания не будет.
Он протянул ей коробку, развернулся на каблуках и убрался восвояси.
— Мы оба знаем, что будет, — тихо промолвила Эрине,
— независимо от моего поведения.
В коробке было платье — тяжёлое, очень красивое, пахнущее новизной и чужой жизнью.
На следующее утро Эрине отдала Мали список необходимых книг, и та передала его Тео, который собирался в город.
***
В дверь постучали.
Эрине открыла.
Это был Тео, нагруженный увесистой стопкой.
Она молча указала на стол.
Тот прошёл в комнату, шаги его глухо отдавались по полу, как будто он боялся нарушить тишину. Положив книги на стол, он замер.
— Ты жалеешь о той ночи? — донеслось сзади.
Он медленно, затаив дыхание, повернулся к ней.
Эрине стояла, сцепив руки. Солнечный луч, пробившийся сквозь занавеску, касался её волос, но лицо оставалось в полумраке.
*Неужели она поняла что это был я? Узнала? Или она про вечер в саду?* — думал он, забывая дышать.
Он смотрел на неё, не отвечая, а она пояснила:
— Четыре года назад…
Боги…
— Нет, — прошептал он одними губами.
Она подошла ближе. Потом ещё ближе. Воздух между ними стал плотным, наэлектризованным, будто перед грозой.
— И я не жалею ни о чём, — проговорила Эрине, делая ещё один крохотный шажок навстречу. Тео был сильно выше её, и девушке приходилось задирать голову, чтобы не прерывать зрительный контакт. Она глубоко вздохнула, втягивая аромат, исходивший от мужчины — трава, пот, дым, что-то древнее, что не имело названия.
— Мне нравится, как ты пахнешь… Как тогда…
Тео поднял руку и коснулся её щеки тыльной стороной ладони — осторожно, как будто боялся, что она рассыплется.
— Прости меня, — прошептал он.
— Не надо, — Эрине наклонила голову, взглянув на него под углом.
— Не надо извиняться. Только благодаря тому, что было между нами, благодаря моим воспоминаниям о тебе… я до сих пор не сошла с ума. Только благодаря тебе я знаю что может быть по другому, ни как с Войдом---она скривилась.
Взгляд Тео сместился к её губам. Он облизнул свои, слегка наклонившись вперёд — и девушка забыла, как дышать.
В дверь постучали. Этот звук, резкий и обыденный, моментально отрезвил Тео. Он, сделав несколько шагов назад, сказал:
— Миледи, мне лучше уйти. Не буду вас беспокоить.
Эрине отвернулась, пряча глаза полные разочарования , и открыла дверь.
На пороге стояла Мали, широко улыбаясь. Но, заметив поникшего Тео и расстроенную госпожу, тут же стушевалась.
— Извините, миледи… Я принесла вам слив из сада.
— Спасибо, Мали. Проходи.
Тео поклонился, коротко, и вышел. Эрине проводила его грустным вздохом. За окном шелестели листья, будто шептали то, что они не могли сказать вслух. …
Лето уходило, оставив после себя лишь пыль на подоконниках и усталость в костях.
Осень подходила не шорохом листьев, а тишиной — той самой, что стелется перед бурей. Дни стали короче, а ночи — пронзительнее. Даже дворовые псы, обычно не знающие устали, теперь лежали в тени, прижавшись к земле, будто чувствовали: что-то надвигается. Воздух был наэлектризован. Земля жаждала дождя. Мир замер в предвкушении. Казалось, даже ветер затаил дыхание. Дождь начался утром. Упругие струи застучали по стеклу, разбудив Эрине. «Ещё темно», — подумала она, глядя в окно. Небо было чёрным, низким, сплошной стеной туч до самого горизонта. Изредка его разрезала молния — резкая, белая, как крик в безмолвии. Она не открыла окно. Просто прижала ладонь к холодному стеклу и вдохнула. Воздух за стеклом пах мокрой землёй, опавшей листвой и далёким дымом — запахами увядания и обновления одновременно.
Природа не оживала — она перерождалась.
Эрине не видела, что за углом дома, под тем же дождём, стоит Тео.
Сначала он просто стоял — голова запрокинута, лицо подставлено ливню, будто пытался смыть с себя всё: пыль, усталость, мысли.
Но потом увидел её — силуэт у окна, бледный, хрупкий, как ветка ольхи на ветру. И не смог отвести взгляд. В воображении он уже был рядом. Осторожно поворачивает её за плечи. Пальцы касаются подбородка — не требовательно, а с той нежностью, что он годами прятал даже от самой себя. Притягивает к себе… И целует — не в губы, а в висок, в волосы, в то самое место, где бьётся пульс…
«Сколько можно об этом думать?» — рявкнул он мысленно, сжимая кулаки.
«Она не твоя. И не будет. Никогда».
«Но она смотрит… не как на слугу. Не как на тень. А как… как будто узнаёт».
«Узнаёт — и что? Что ты ей предложишь? Солому вместо постели? Страх вместо защиты?»
Тео уже не в первый раз вёл этот спор с самим собой. И, как всегда, ни одна из сторон не побеждала. Потому что сердце шептало одно, а разум — другое. А между ними — пропасть из положения, долга и страха. Он глубоко вдохнул, будто пытаясь вобрать в себя весь этот дождь, всю эту боль, всю эту невозможную надежду. Потом резко отвернулся и пошёл к конюшне.
Животные уже ворчали, голодные и нетерпеливые. Но в их голосах не было столько отчаяния, сколько в его собственной душе.
Глава восьмая.
Дворец не просто сверкал — он дышал. Стены, выложенные мрамором с прожилками розового и золотого, отражали свет тысяч свечей, будто в них текла сама осень — тёплая, щедрая, уютная. Витражи над главным залом переливались, пропуская закат: багряный, янтарный, медовый. Воздух пах пчелиным воском, гвоздикой и свежескошенной травой — даже здесь, в каменных палатах, чувствовалась близость садов. Эрине шла рядом с Войдом в том самом платье — тяжёлом, но удивительно мягком, сотканном из шёлка, что шептал при каждом шаге. Оно не давило — оно обнимало. И впервые за долгое время она не чувствовала себя мебелью.
Король вышел навстречу — молодой, стройный, с лицом, в котором читалась не власть, а усталая доброта. Ему было лет тридцать, может, чуть больше — на год-два старше Войда. Глаза — тёплые, карие, без тени подозрения.
— Советник! — приветствовал он, крепко пожав руку Войду, а затем, повернувшись к Эрине, поклонился чуть ниже, чем требовал этикет.
— Миледи… Рад видеть вас при дворе. Ваш супруг часто хвалил ваш ум и изящество.
*Хвалил?* — мелькнуло в голове у Эрине.
*Когда?*
Родители не приехали — балы их не радуют, как писала мать в последнем письме: *«Мы стары для танцев, но сердцем с тобой»*. И всё же — они гордились. Верят. И в этом была тихая боль: их доверие было чище, чем её правда.
Эрине увидела её у фонтана в боковом зале — в нежно-лиловом платье, с обручальным кольцом на пальце и глазами, полными света.
— Ирма! — вырвалось у неё, и она бросилась вперёд, забыв обо всём: о Войде, о королевском этикете, о маске спокойствия. Сестры обнялись — крепко, по-домашнему, как в детстве, когда прятались в саду от гувернантки.
— Ты приехала! — смеялась Ирма. — Я так боялась, что Войд тебя не возьмет!
— Он… позвал, — осторожно ответила Эрине.
