Уинстон Грэм - Четыре голубки
Все уже прилично выпили, и Росс неохотно позволил убедить себя сесть на покинутое дамой место и выпить бокал бренди. Его представили всем присутствующим. Это были люди из центральной части страны, и лишь через несколько минут он понял, что это встреча членов парламента, которых контролирует Бассет: Томас Уоллас и Уильям Микс от Пенрина, Мэтью Монтагу и достопочтенный Роберт Стюарт от Трегони, Джордж от Труро. Всё встало на свои места, когда Бассет объяснил, что Питт распустил парламент и в сентябре предстоят выборы.
Джордж холодно кивнул Россу и больше не смотрел в его сторону, как и Росс на Джорджа, но разговор на парламентские темы продолжился, невзирая на появление Росса. Похоже, кто-то всеми силами пытался свалить Питта, и после многолетней службы тот хотел получить подтверждение своей власти и политики путем уверенной победы на выборах. Хотя многие виги отреклись от Фокса и поддерживали правительство, как, например, Бассет, имелась существенная оппозиция и усталость от войны, и потому положение Питта было сложным. Многие в стране действительно считали, что войну невозможно выиграть, учитывая, что половина армии в любой момент готова взбунтоваться, страна на грани голода, казна пуста, а вся Европа ополчилась против Англии. На всё это Питт отвечал: «Я не боюсь за Англию. Мы можем выстоять и до Судного дня». Но выглядел он усталым седым человеком.
— А что по поводу закона о помощи бедным? — спросил Росс. — Как он продвигается?
Бассет озадаченно посмотрел на него, словно не мог припомнить, а Джордж едва заметно улыбнулся.
— Вы о...
— О пенсионном фонде для стариков, займах для прихожан на покупку коровы, ремесленных школах...
— А-а-а... С ним покончено. Его отозвали, чтобы внести поправки, и вряд ли представят снова. Он наткнулся на сильное противостояние.
— С чьей стороны?
— О, всех облеченных властью людей, я полагаю. В особенности судей. Цели у закона были благие, но исполнение хромает, он бы погубил моральные устои общества. Против него возражал мистер Джереми Бентам, как и многие другие, знакомые с судебной практикой.
— Возможно, они недостаточно знакомы с состраданием.
Бассет поднял бровь.
— Не думаю, что сострадание или его отсутствие было основной причиной возражений. Но в любом случае финансовый кризис этого года сделал закон невыполнимым. Налоги и сборы и без того уже достаточно высоки. Сейчас главная цель — выиграть войну.
Росс поставил пустой бокал на засыпанный крошками стол.
— Я думал, что лучший способ помочь выиграть войну — это предотвратить недовольство дома.
— У нас есть способы предотвратить недовольство дома, — вставил Джордж.
Вскоре после этого обед закончился, и они вышли на террасу. Леди Бассет и другие дамы так и не появились. Росс извинился бы и уехал, если бы не стало очевидным, что остальные гости собираются сделать то же самое. Джордж довольно экспансивно для себя заговорил о спектаклях, которые смотрел в Лондоне, о пьесе «Мистер Кембл и миссис Джордан», о частных театрах Вестминстера и любительских постановках. Всё это, как подозревал Росс, предназначалось для его ушей. Прощаясь, Джордж сказал ему:
— Кстати, Росс, я тут узнал, что твой шурин участвует в состязании борцов против моего егеря.
Росс продолжал смотреть на зелень парка.
— Да, я знаю.
— Как неосторожно с его стороны, это еще мягко сказано. Том Харри — чемпион и завоевал множество призов.
— По его брюху можно заключить, что его лучшие дни давно миновали.
— Не думаю, что твой шурин будет такого же мнения.
— Посмотрим.
Это разговор привлек внимание остальных, и Росс объяснил, что на следующей неделе состоится местная ярмарка, и Сэм Карн, шахтер и шурин Росса (как указал мистер Уорлегган) дерется с Томом Харри, егерем, победитель будет признан по результатам трех раундов. Четверым парламентариям не из Корнуолла пришлось разъяснить правила и традиции соревнований. Уоллас заявил, что видел нечто подобное в Лондоне, пришлось убедить его в том, что это не так.
В разгар беседы Джордж сказал Россу:
— Так ты что же, думаешь, будто твой шурин-методист имеет шанс на победу?
Росс посмотрел на него.
— Надеюсь. Пришло время проучить твоего егеря.
— Наверное, ты даже поставишь деньги на победителя.
— Того самого, которого ты считаешь таким слабым?
— Если ты думаешь по-другому, то подкрепи свою точку зрения несколькими гинеями.
Все остальные внимательно прислушивались, не то в шутку, не то всерьез, но осознавая, какой оборот принимает разговор. Данстанвилль достал понюшку табака и нахмурился.
— Сколько ты предлагаешь? — спросил Росс.
— Сотню?
На мгновение Росс снова обратил взгляд на сад.
— Принимаю при одном условии.
— Вот как!
— Что проигравший отдаст деньги хозяину этого дома, чтобы он распорядился ими в пользу шахтеров.
— Умоляю, давайте на этом и порешим, — поспешно вмешался Бассет, вытирая нос платком. — Я отдам их новой больнице. — Он чихнул. — Как первый взнос!
Никто не стал бы в открытую оспаривать предложение Бассета, и они заключили пари. Общая беседа продолжалась еще минут десять, Джордж и Росс больше не сказали друг другу ни слова, и гости один за другим разъехались, осталось лишь трое местных. Потом Джордж неохотно послал за своей лошадью и тоже ускакал.
Бассет проводил его и сказал:
— Печально, что ваши соседские раздоры так и не утихли, но в этом случае мне от этого только польза.
— Но сплошное неудовольствие для обоих спорщиков, — ответил Росс.
— Почему же?
— Если победит Джордж, он не захочет отдавать выигрыш на благотворительность. А если выиграю я, то предпочел бы оказать прямую и немедленную помощь шахтерам, а не тратить деньги на непостроенную больницу.
Бассет улыбнулся.
— Какое счастье, что я уговорил вас обоих.
— Подозреваю, что гинеи вы получите от меня, но кто знает, всякое может случиться.
— Если соревнование неравное, то с его стороны было бесчестно вовлекать вас в пари.
— К счастью, как вы и сказали, пользу от этого получат шахтеры, хотя и в отдаленной перспективе. Для них это куда лучший исход, чем от наших действий три недели назад.
Данстанвилль поджал губы.
— Это два аспекта одной цели. Награда и помощь тем, кто заслуживает, репрессии и наказание для тех, кто решил взять закон в свои руки.
На солнце наползли редкие облака, но по-прежнему было тепло, и легкий ветерок приносил из сада под террасой запах роз.
— В принципе я согласен, что цель достойная, — сказал Росс. — Но на деле, в этом конкретном случае, сомневаюсь, что смерть человека может послужить какой-то цели.
— Хоскина? Ох, ну так решили. Как вы знаете, после суда мы тщательно обсудили этот вопрос и облегчили наказание двум другим. Это решение — результат тщательнейшего взвешивания фактов, мы посчитали, что можно проявить милосердие и сделать показательным примером лишь самого гнусного преступника из тех троих.
— Да... Да...
— Позор для доброго имени британского правосудия, что то преступление, за которое приговаривают человека, часто — лишь малая часть его проступков. Официально Хоскина казнят за то, что он вломился в дом и украл имущества на сорок шиллингов. Но на самом деле он многие годы известен как смутьян и всю жизнь устраивал проблемы. Недаром его прозвали Рисковым.
— Наверное, мне следовало обозначить, в чем мой интерес, — сказал Росс. — У Джона Хоскина есть брат Питер, он работает на моей шахте. Питер говорит, что его брат пусть и слишком горяч, но точно не злобен и до сих пор не совершал серьезных проступков. Возможно, брат несколько пристрастен, но думаю, что во время мятежей и беспорядков самые шумные — не обязательно самые худшие. Однако... — он замолчал, поскольку Бассет, казалось, готов был его прервать.
— Продолжайте.
— Я собирался сказать, что мой интерес к его судьбе более эгоистичный — я просто хочу спокойно спать по ночам.
— А как это может на вас повлиять?
— Вышло так, что именно я возглавлял констеблей, которых отправили в коттедж Хоскина.
На террасу вышла леди Данстанвилль, но муж жестом попросил ее удалиться.
— Мой дорогой Полдарк, у вас нет никаких оснований принимать это так близко к сердцу! Как, по-вашему, я себя чувствую? Приговор или снисхождение — все это совершенно несправедливо возложили на мои плечи в Бодмине. Это решение было для меня самым неприятным! Да и всё это дело — сплошные беспокойства и тревоги, и уверяю вас, это сказалось на том, как я сплю по ночам.
— Тогда почему бы нам обоим не облегчить совесть?
— Как?
— Написав петицию с просьбой о снисхождении к Хоскину. У нас есть еще пять дней. Лишь прошение с самого верха может возыметь эффект. Времени еще достаточно. Многих помиловали у подножия эшафота.
