Мэгги Робинсон - В объятиях наследницы
Брак! Луиза откинула одеяло на своей половине постели, и ей показалось, будто бы она делала так уже долгие годы. С Чарлзом это стало привычным и удобным. Чистой воды нелепость. Она лучше знала растения в своей оранжерее.
Однако за прошедшие дни им довелось немало пережить вместе. Луиза видела Чарлза и в лучшие, и в худшие моменты. И лучшие, разумеется, ей очень, очень нравились.
– Уютно, правда? Лежа в постели, можно видеть, как мерцают звезды.
Чарлз по-прежнему был от нее на расстоянии по меньшей мере фута, и голос звучал совсем тихо. Луиза легла немного ниже, чтобы тоже видеть ночное небо. Необыкновенное зрелище, дух захватывает, даже если не знаешь созвездий.
– Ночь ясная. Нам очень повезло с погодой в этом декабре.
– Луиза Стрэттон! В вашей постели мужчина, а вы рассуждаете о погоде?
За его словами ей чудилась лукавая улыбка.
– Вы поправляетесь после тяжкого испытания.
– Я знаю, как вы могли бы помочь мне почувствовать себя лучше намного.
– Правда? Что вы надумали?
Луиза ждала, что он схватит ее в объятия, но Чарлз Купер не уставал ее удивлять.
– Спойте мне.
– Прошу прощения?
– Когда я был маленьким, матушка часто пела мне, чтобы я заснул. Пока братья не начали меня за это дразнить. Звали меня крошкой. Я попросил матушку не петь больше. Думаю, я разбил ей сердце.
– Сколько вам было лет?
– Года четыре или пять.
– Так вы и были крошкой. – Луизе было четыре, когда погибли ее родители. Она еще сосала большой палец и спала в обнимку со старым потрепанным медведем. Грейс назвала игрушку «отвратительной» и выбросила, а потом стала мазать большой палец Луизы чем-то горьким, как желчь, так что ее тошнило, когда она пыталась сунуть палец в рот. Нужно поблагодарить Грейс – ей Луиза обязана своими ровными зубками. Однако это было жестоко – лишить ее утешения.
– Луиза, в моем мире это был почти достаточный возраст, чтобы идти работать. Джордж Александер меня бы не взял, но другие взяли бы.
– Уму непостижимо. Я думала, против подобных вещей есть законы.
– Возможно, в текстильной промышленности. Но семья должна что-то есть, и многие дети отправляются в фабричные цеха в юном возрасте. Я начал в восемь. И мне приходилось нелегко, потому что мой отец был старшим рабочим. Видите ли, он не хотел, чтобы кто-то обвинил его в том, что у него есть любимчики.
– Бедняжка Чарлз.
– Так что я крутился между братьями и отцом как заведенный. Видите, я заслуживаю того, чтобы мне спели.
– Думаю, да. Но я не знаю слов детских песенок. – Няня нечасто пела маленькой Луизе. Наверное, Грейс наложила запрет и на колыбельные.
– Вот вам подсказка – посмотрите в окно. – Чарлз промурлыкал несколько тактов.
– Ну конечно. – Луиза сделала вдох, и ее тихое контральто нарушило ночную тишину:
Ты мигай, звезда ночная,
Где ты, кто ты – я не знаю.
Высоко ты надо мной,
Как алмаз во тьме ночной.
Только солнышко зайдет,
Тьма на землю упадет,
Ты появишься, сияя,
Мигай всю ночь, звезда ночная!
Там были еще куплеты, но Луиза не помнила слов. Поэтому она спела первые два несколько раз, а потом ей стало немного стыдно. Чарлз – взрослый мужчина, а не четырехлетний мальчик. Но она чувствовала, как расслабляется его тело рядом с ней.
– Спасибо. Это было чудесно. Сладких снов, Луиза.
Он не сделал ни одного движения к ней навстречу.
Через несколько минут Луиза тихо кашлянула.
– Разве вы не хотите поцеловать меня на ночь?
– Я не смог бы остановиться на одном поцелуе.
– Кто говорит, что вы обязаны останавливаться? – храбро спросила она.
– Вспомните, мне полагается за вами ухаживать. Не торопить события. Узнавать вас постепенно. Я не хочу на вас набрасываться, и в любом случае сейчас я не вполне для этого гожусь. – Он повернулся на бок, и его губы оказались для нее недосягаемы.
Луиза сама могла бы все сделать – если честно, это устроило бы ее как нельзя лучше. Чарлз мог бы лежать на спине, а она скакала бы верхом до самой финишной черты. Но Луиза не хотела оскорблять в Чарлзе чувство чести и его готовность к самоотречению. Она почти забыла, как он относится к их физическому сближению. Когда он был не в своем уме, было совершенно ясно, чего он хочет. Разве не употребил он это простонародное грубое слово? Она тогда даже поежилась, когда он вроде как пообещал трахать ее до следующей недели. Звучало устрашающе, хотя новая неделя начиналась как раз завтра.
Черт, ей придется идти в церковь вместе с родными. Луиза надеялась, что кто-нибудь догадался сделать букеты вместо нее.
Вот, в ее постели лежит Чарлз, а она думает то про погоду, то про цветы и церковь!
Луиза лежала тихо, прислушиваясь к его дыханию. Она была слишком взволнована, чтобы заснуть. Воздух просто дрожал от присутствия облаченного в шелк мужского тела. Как ей убедиться, что с Чарлзом все в порядке, если в спальне темно? Вдруг у него рецидив болезни или дурной сон? Луизе очень хотелось снова зажечь лампу.
Но это могло его потревожить, а ведь ему нужен покой – после того, что он перенес днем. Завтра ранний подъем. Может быть, Чарлзу хватит сил, чтобы посетить вместе с ней маленькую церковь пятнадцатого века в их деревне. Никаких несчастных случаев больше не произойдет, и они с Чарлзом будут жить долго и счастливо.
Детские стишки и сказки. Иногда детство так и не кончается, особенно когда так не хватает тепла и ощущения того, что тебе нечего бояться. Луиза не ожидала, что найдет их в Роузмонте. Но у нее никогда не было такого защитника, как Чарлз Купер.
Он хочет на ней жениться и говорит, что не станет пытаться вмешиваться в ее жизнь. Возможно ли это? По опыту она знала, что в курятнике верховодит петух. Даже в жизни ее родителей решающее слово всегда оставалось за отцом, хотя он любил мать до безумия. Это отец собирал морские пейзажи, которые висели на стенах их спальни. Родители погибли на его лодке. А Грейс если и делала кому-нибудь уступку, так только собственному сыну, Хью. Она частенько говорила, что мужское главенство – это естественный порядок вещей. В конце концов, мужчины крупнее, сильнее и говорят громче.
Но мужчину может свалить укус крошечной пчелы. Луиза почувствовала некий зуд.
– Чарлз, – прошептала она. – Вы спите? Я вас хочу. То есть если вы меня хотите.
Она получила ответ в следующий же миг. Его лицо оказалось напротив, сверкая в темноте белоснежной улыбкой. Пальцы погладили ее щеку.
