Кристина Додд - Джентльмен-разбойник
Он сделал первый шаг по лестнице. Знакомый запах грязи и плесени заполнил его легкие. Майкл едва мог дышать и все же шел вперед.
Эмма была здесь, в тюрьме, где умирает надежда.
Жива ли она, его возлюбленная?
Конечно. Сандре не получал удовольствия от убийства. Он жил, чтобы мучить, и имел особых заключенных. Для них существовала королевская камера, и Майкл знал, что там и найдет Эмму.
Медленно он спускался все ниже, и наконец добрался до ворот, где дремал Готзон, словно сторожевой пес ада.
Майкл тряхнул его за плечо.
— Готзон, впусти меня.
Готзон, фыркнув, проснулся и уставился на Майкла.
— Я знал, что вы не сможете остаться в стороне, когда у нас такая симпатичная девочка, — усмехнулся он.
— Верно. — Майкл поднял ключи Сандре. — Я пришел забрать ее.
Готзон громко расхохотался.
— Нет, приятель. Завтра она выйдет за принца, или ее повесят. А если она не уступит Сандре, перед казнью ее отдадут мне. Всем нам. Это будет знатное веселье, и я не собираюсь пропустить его…
Майкл воткнул нож в мягкий живот Готзона.
Готзон, выпучив глаза, хватал ртом воздух.
Майкл вытащил нож и вытер носовым платком.
Готзон рухнул на пол.
— Ты… — прошептал он. Глаза его остекленели, и он умер у ног Майкла.
Одно дело сделано.
Майкл перешагнул через тело и снял со стены кольцо с дюжиной ключей. Начиная с самого большого, он пытался открыть замок, и третий ключ подошел. Он хотел было оставить ключи, но передумал. Майкл не решился давать кому-нибудь шанс пойти следом и запереть его здесь.
С личными ключами принца в одной руке и ключами Готзона в кармане он продолжил путь.
Высоко на стенах дымили факелы. Майкл взял один и пошел по темным ступеням. Пятно слабого света боролось с мрачной темнотой, с потолка капала вода. Паника сдавила горло Майкла, не давая вдохнуть, сглотнуть. Звуки эхом отдавались от каменных стен, память подсказывала жуткие ориентиры.
Здесь Сандре выжег на его спине клеймо.
Майкл замедлил шаг.
Здесь Рики стегал его с кнутом, пока кровь не потекла ручьями.
Это место пахло ужасом.
Здесь Готзон обмотал вокруг его шеи веревку, перекинул ее через стропило и потянул. Сандре и Рики смеялись, когда Майкл бил в воздухе ногами и цеплялся за горло. Потом он потерял сознание. Когда он пришел в себя, они проделали это снова. И снова. И снова.
Покинув темницу, Майкл сосредоточился на всеобъемлющей ненависти к Сандре. Он не ожидал, что тюрьма все еще держит его душу в рабстве.
Подземелье было слишком глубоко, и даже самые отважные дворцовые коты не пытались убить шмыгавших крыс, поэтому отвратительные грызуны чувствовали себя здесь привольно.
Эмма где-то рядом.
Коридор вел все дальше, и Майкл шел в бесконечном кошмаре.
— Майкл. — Нежный голос донесся откуда-то из глубин подземелья. — Майкл!
Вздрогнув, он обернулся. Собственное имя показалось ему чудесной музыкой.
— Эмма!
— Я тут!
Ее голос звенел нетерпеливо, очень тихо, хрипловато, как будто… Господи! Они и ее вешали? Снимали и снова вешали?
— Куда мне идти? — Он повел факелом вдоль решеток и дверей.
— Направо и назад. Пожалуйста. Пожалуйста, Майкл. На этот раз не будь грезой.
Дьюрант шел на ее отчаянный призыв и совал факел сквозь решетки, пока, наконец, тусклое пламя не высветило маленькую фигурку, сжавшуюся на кровати.
Безумный мерзавец поместил ее в особую камеру, ту самую, в которой Майкл провел два долгих года.
Майкл перебирал ключи Сандре. Второй подошел, дверь со скрипом открылась.
— Выходи. Скорее! — позвал он Эмму.
Загремели цепи.
— Не могу.
Они приковали ее. Ну конечно.
Он закрыл глаза от муки за нее.
Во рту появилась горечь.
Этот вкус был подобен страху.
— Майкл. — Голос Эммы дрожал. — У тебя есть ключи?
— Да. — Держа в руке связку из кабинета Сандре, он вытащил из кармана железное кольцо с ключами Готзона. Они были тяжелые и холодные. Майкла охватил такой ужас, что он не мог двинуться.
Как мог он войти в эту темную утробу земли, где час следовал за часом, день за днем, без света и тепла, без звука человеческого голоса и человеческого прикосновения? Где каждый миг тянулся вечность, пока — всегда слишком скоро — не являлся Сандре и отдавал его Рики, словно мышь — коту.
— Майкл, где же ты? — Голос Эммы был едва громче дыхания.
Эмма. Если он не совладает с собой, она погибнет.
Майкл шагнул вперед. Ужас облепил его словно паутина. Еще шаг. Знакомый запах земли и сырости лишал разума. Еще шаг. «Это ловушка. Ловушка!» — звучало в его мозгу.
Свет факела выхватил из мрака поднятое лицо Эммы. Она выглядела исхудавшей и усталой, но глаза ее сияли. Она смотрела на него как на героя!
— Прекрати, — пробормотал он.
— Что прекратить? Я не могу шевельнуться. — Ее запястья были прикованы к стене, на лодыжках кандалы, цепь от них тянулась к запястьям.
Упав на колени, Майкл осторожно воткнул факел в земляной пол и, придвинувшись как можно ближе к огню, искал меньший ключ на кольце Готзона, ключ, который подойдет к кандалам.
— Прекрати смотреть на меня так, словно я бесстрашный избавитель. — Майкл пытался открыть ножные кандалы.
Его руки тряслись, ключ зазвенел о металл.
— Сандре сказал мне, что ты сидел в этой камере. Он не скрывал, что пытал тебя. Ох, Майкл. — Эмма дотронулась до его щеки, и цепь зловеще зазвенела в нескольких дюймах от его лица. — Ты помнил все это, идя сюда. Знал, что тебя могут схватить и снова подвергнуть пыткам, а могут и убить. И все же ты пришел. Пришел ради меня, но прежде всего ты здесь потому, что всегда поступаешь благородно.
Майкл снова попытался вставить ключ в замок, но пальцы по-прежнему дрожали. Он не мог, просто не мог выполнить последнее, чтобы освободить Эмму.
Он неудачник.
— Я не поступаю благородно, — тихо сказал он. — Я делаю то, что должен.
Эмма засмеялась. От души засмеялась, и звук, которого никогда не слышали эти стены, помог Майклу совладать с собой.
— Ты ничего этого делать был не должен. После того как тебя освободили из тюрьмы и поместили у Фанчеров, ты мог вернуться в Англию. Кто обвинил бы тебя? Вместо этого ты надел костюм Мстителя и начал вершить правосудие. Обнаружив, что меня схватили… схватили после того как ты запретил мне ехать, ты имел право не вмешиваться. Вместо этого ты лицом к лицу столкнулся с этим кошмаром. Наверное, почти обезумел от ужаса, но не отступил. Разве это не благородство? Отвага. Ты самый храбрый человек, Которого я знаю! — Эмма хотела коснуться его, но снова цепь не позволила ей это сделать. — Я не сошла с ума только потому, что знала — ты освободишь меня.