Барбара Картленд - Влюбленный странник
— А теперь послушай, дорогая. Если тебя что-то тревожит или у тебя неприятности, предоставь это дело мне. Я здесь именно для того, чтобы присматривать за тобой, отгонять волков — кто бы ни были эти волки.
Люсиль издала звук, представлявший собой нечто среднее между смешком и всхлипом.
— Это дело совсем другого рода, Эдвард.
— Я подумал, может быть, Рэндал…
— Нет, нет! — вскрикнула Люсиль. — Это не Рэндал! Ничего подобного.
Она была почти в истерике, и Эдвард, протянув свои огромные руки, заключил Люсиль в объятия.
— Ну же, послушай, детка. Ты должна рассказать папочке, что тебя тревожит. Не важно, что это. Я все исправлю, обещаю тебе. На свете мало вещей, которые я не мог бы сделать, если твердо решу.
— Но этого ты не можешь исправить, — едва слышно проговорила Люсиль.
На секунду она, казалось, размякла, согретая теплом его надежных объятий. Люсиль положила голову на плечо Эдварда, но затем вдруг быстрым нервным движением оттолкнула его от себя и, подойдя к туалетному столику, упала на стул и уставилась на собственное отражение в зеркале.
Даже в тревоге и отчаянии она была красавицей. Сама Люсиль, вероятно, ожидала увидеть потухшие глаза и бледное осунувшееся лицо, но нет — она по-прежнему была хороша. В ее больших влажных глазах была глубина, а губы вовсе не были искажены внутренней болью, а казались соблазнительными.
— Ну же? — раздался за спиной голос Эдварда.
И неожиданно Люсиль вдруг решилась.
— Что ж, если ты хочешь знать правду, ты ее услышишь. Я убила человека!
— И как же ты это сделала?
— Убила! Ты понимаешь? Я убила его!
Эдвард вынул руку из кармана и почесал нос.
— Это кто-то, кого я знаю? — поинтересовался он.
Губы Люсиль на секунду сжались.
— Мой муж, — выпалила она затем.
Только сейчас ей удалось по-настоящему ошеломить Эдварда Джепсона.
— Твой муж, — медленно повторил он. — А теперь давай с самого начала, дорогая. Где ты его раздобыла и как его имя?
И Люсиль рассказала Эдварду все. Теперь она уже не могла ничего скрывать, слова так и лились из нее потоком. Она поведала Эдварду, как вышла за Бо, когда ей было двадцать. Рассказала, как сильно любила этого человека и каким адом оказалась ее жизнь с ним.
Она рассказала всю историю просто, без преувеличений, и Эдвард отлично понял, какую нужду и отчаяние пришлось ей пережить, гастролируя с Бо в составе дешевых трупп в захолустных городках. Он и сам хорошо знал, на что похожи эти поездки, когда приходится трястись ночи напролет на жестких сиденьях и жить в квартирах, где гуляют сквозняки. Он отлично знал зависимое положение этих актеров. И он мог понять отчаяние Люсиль, но мог понять и другое — почему Бо искал утешения в питейных заведениях.
Рассказ Люсиль продолжался. Она сказала, что считала Бо умершим, не слыша о нем многие годы, а он неожиданно объявился в «Савое».
— Он потребовал у меня сто тысяч долларов, — сказала она. — А когда я отказалась, стал угрожать, что продаст нашу историю газетам. Ему отлично известен мой возраст, и он понимал, какой ущерб может мне нанести, разгласив эту информацию. Он был настроен решительно. В первый вечер мне удалось от него отделаться. Он забрал все деньги, которые были у меня в бумажнике, и сказал, что вернется на следующий день. Я была в отчаянии, Эдвард. Если бы я даже отдала ему сто тысяч долларов — а это практически все, что у меня есть, — не было бы никакой гарантии, что, получив деньги, Бо будет держать рот на замке. Он мог бы заговорить в любой момент, если бы это было ему выгодно или если бы ему снова понадобились деньги. Я лежала всю ночь без сна, а к утру решила, что мне делать.
Люсиль сделала паузу, а Эдвард обратил внимание, что руки ее сцеплены так крепко, что побелели костяшки пальцев.
— Это было неправильно, это было преступно, это было ужасно. Теперь я понимаю, но в том момент я могла думать только о том, как избавиться от Бо и заткнуть его раз и навсегда.
— И что же ты сделала? — спросил Эдвард.
Люсиль передернуло.
— Не знаю даже, как сказать тебе об этом. Я понимаю, что сошла с ума, но я так хотела от него избавиться, и не только потому, что я боялась Бо, а еще и потому, что я его ненавидела. Он олицетворял все, что было в моей жизни мерзкого и ужасного, все, от чего я сбежала, все, что я считала забытым и похороненным в прошлом. Он разбудил во мне воспоминания о пережитых ужасах. Он снова заставил меня чувствовать то, что я чувствовала, когда была его женой, ощущать себя никчемной и ни на что не годной, плохой актрисой и недостойной женой, которая ничего не умеет делать как следует. Когда появился ты, ты изменил всю мою жизнь, изменил саму меня. И я не могла пережить возвращение в прошлое, к тому, чем я жила, не могла снова стать неуверенной в себе и неуверенной ни в чем.
— Что ты сделала? — повторил свой вопрос Эдвард.
В дверь громко заколотили снаружи. Это был помощник суфлера. Они слышали его голос, срывающийся на визг, но ни Эдвард, ни Люсиль не реагировали. Несколько секунд Люсиль молчала, потом глубоко вздохнула, собираясь с силами, и продолжила свою историю.
— Был один химик по фамилии Гаусманн, который был влюблен в меня во время войны, — наконец заговорила она. — Не думаю, чтобы ты его помнил, мы нечасто с ним виделись. Но он с ума по мне сходил. И он был сумасшедшим не только в этом. Гаусманн сбежал из Польши перед тем, как ее заняли немцы. Были в его жизни тяжелые моменты, и они наложили на Гаусманна свой отпечаток. Он был уверен, что рано или поздно немцы попытаются вторгнуться в Америку, и говорил мне, что в этом случае я не должна пытаться убежать, а должна покончить с собой. Он говорил об ужасах, которые всем нам доведется испытать, когда нацисты завоюют мир, и дал мне пузырек с морфином и заставил поклясться, что я буду всегда носить его с собой. В пузырьке было шесть таблеток. Гаусманн сказал, что двух будет достаточно для смертельного исхода. Но он дает мне больше, на случай если рядом со мной будет кто-то, кто мне дорог. Наверное, он имел в виду себя. Но он оказался таким занудой со всеми этими своими разговорами про пытки и кастрацию и всякое такое, что я скоро от него устала и перестала с ним встречаться. Но пузырек с морфином остался в моей шкатулке с драгоценностями. Я положила его туда для безопасности, когда получила от Гаусманна, а потом забыла его выбросить. Никогда ведь не знаешь, когда может пригодиться немного морфина.
— И это его ты дала Бо? — спросил Эдвард.
— И это его я дала Бо, — эхом откликнулась Люсиль. — Я раскрошила все шесть таблеток и растворила их в бутылке виски. Я встряхнула бутылку, чтобы лучше размешалось.
