Барбара Картленд - Влюбленный странник
— Простите, что приходится беспокоить вас так рано, Рэндал, — сказала она. — Но вы должны подписать вот эти письма. Я не стала бы настаивать, если бы они не были срочными.
— Давайте их сюда.
Рэндал открыл папку и стал подписывать все подряд, даже не взглянув на письма. Он поступал так, только если очень торопился или был чем-то сильно расстроен. Хоппи посмотрела на него с беспокойством.
— Что-то не так? — спросила она.
— А почему что-то должно быть не так? — резко поинтересовался Рэндал.
И Хоппи тут же поняла, что что-то очень даже не так. Но, будучи женщиной тактичной, она ничего не сказала, а только собрала торопливо подписанные письма и вышла из комнаты.
Полчаса спустя, одевшись и выйдя в прихожую, Рэндал обнаружил, что там его ждет Сорелла. На девочке было новое пальто, а на голове — зеленый бархатный берет в тон платью.
— Можно мне поехать сегодня с вами? — почти умоляюще произнесла она.
— Если хочешь, пожалуйста, — буркнул Рэндал.
Они в полной тишине дошли до лифта, и, только когда оказались в автомобиле, Сорелла тихо спросила:
— Сегодня репетиция в костюмах, да?
Рэндал снова что-то буркнул, направляя машину в поток движения на Парк-Лейн, довольно медленного, с пробками и частыми остановками.
— Можно мне что-то сказать? — спросила Сорелла через несколько минут.
— О пьесе? — поинтересовался Рэндал. — Если собираешься сказать мне, что что-то не так, то я и сам знаю.
— Конечно, знаете, — кивнула Сорелла. — Я была в театре вчера днем. Я оставалась там почти до шести, а потом Хоппи захотела, чтобы я поехала домой вместе с ней, и пришлось уйти.
— И к какому же выводу ты пришла? — поинтересовался Рэндал.
В голосе его звучал сарказм. Он давно уже не разговаривал с Сореллой в таком тоне. А она только посмотрела на него удивленно из-под своих длинных ресниц.
— Люсиль очень встревожена и несчастна.
— Что ж, если и так, это не моя вина, — сказал Рэндал.
Он перебрал в памяти события последней недели. Нет, ему не в чем было себя винить. Он не сделал ничего такого, что могло бы сделать Люсиль несчастной. Он был с ней мил и всячески демонстрировал ей внимание и заботу.
Нет, еще раз повторил себе Рэндал, если Люсиль и несчастна, это не его вина. Сорелла могла и ошибиться. Но в то же время он знал, что это маловероятно: Сорелла редко ошибается.
— Может быть, Эдвард мог бы выяснить, в чем дело, — предположила Сорелла. — Думаю, он знает, что что-то не так. Я слышала, как вчера он говорил кому-то: «Хотелось бы мне, ради всего святого, знать, что беспокоит Люсиль. Она вдруг сделалась молчаливой и спокойной, а когда Люсиль молчит — это серьезно».
И Рэндал вдруг осознал в одну секунду правду этих слов. Люсиль действительно была последнее время спокойной и молчаливой. Обычно она была яркой, шумной, царила над всем. Ее невозможно было не заметить или забыть. Люсиль всегда доминировала, заполняла собой всю сцену, так что казалось, что больше ничего и никого в театре не было. Теперь Рэндал, кажется, понимал, что идет не так.
Он рассчитывал, что Люсиль будет царить на сцене. Поэтому он и написал роль Марлен для актрисы, привыкшей блистать. Наверное, когда он писал, то подсознательно имел в виду именно Люсиль, хотя и не ожидал тогда, что именно она сыграет эту роль. Эффект, который был необходим, мог быть достигнут, только если главная героиня затмевает всех на протяжении трех актов пьесы.
Именно это и было неправильно, именно это не давало ему покоя.
Люсиль играла свою роль, произносила реплики, совершала в нужный момент нужные действия, но она больше не доминировала. Она словно отстранилась от происходящего на сцене, оставив свою телесную оболочку, но лишив ее наполнения. А только неповторимое обаяние, темперамент и огонь Люсиль могли принести постановке «Сегодня и завтра» успех.
Сорелла была права — как она была права! И все же какое-то упрямство внутри Рэндала не позволяло ему признать это окончательно. Они доехали до театра, не произнеся больше ни слова, и Рэндал, оставив Сореллу, направился к двери, ведущей на сцену. Он думал, что Сорелла пройдет через боковое крыло к главному входу. Точнее, он вообще не думал о ней, торопясь вверх по лестнице в гримерную Люсиль.
В гримерной была ее костюмерша, старая Мэгги, которую все любили, но которая становилась сущим дьяволом, если была чем-то недовольна или если ей казалось, что Люсиль не уделяют должного внимания. Гримерная была ярко освещена, в воздухе стояло благоухание цветов, расставленных в вазы, к которому примешивался аромат любимых духов Люсиль.
— Мистер Джепсон уже здесь, Мэгги? — спросил Рэндал.
— Доброе утро, мистер Грэй, — ответила та. — Да, он был здесь минуту или две назад. Не думаю, чтобы он успел далеко уйти.
Рэндал выглянул в коридор и увидел Эдварда Джепсона, выходящего из соседней гримерной.
— Эдвард, я хочу с тобой поговорить! — крикнул ему Рэндал.
— Ну конечно, старина. Здесь обнаружилась пустая гримерная, и я забил ее для себя. Ты ведь знаешь, с какой чертовой кучей людей мне приходится видеться, пока ставится пьеса, а Люсиль раздражается, если я веду деловые переговоры в ее гримерке. Говорит, что это разрушает атмосферу.
Эдвард провел Рэндала в гримерную, совершенно непохожую на ту, из которой Рэндал только что вышел. Здесь стоял обычный письменный стол, два жестких стула и множество их отражений в пыльных зеркалах, висевших на стенах.
— До мебели пока не дошли руки, — с ухмылкой произнес Эдвард. — Но я не забываю об этом. — Он достал из шкафа бутылку виски и поставил на стол два стакана.
— Наливай себе, — предложил Эдвард.
— Для меня слишком рано, — сказал Рэндал.
— А я пропущу немного. — Налив себе виски на два пальца, Эдвард сделал большой глоток. — Так что там у тебя за головная боль?
— Это ты мне скажи, что случилось с Люсиль?
Эдвард удивленно поднял брови, но затем, видимо, решил не увиливать от ответа.
— Хотелось бы мне это знать, — развел он руками.
— Лучше тебе это выяснить, — сказал Рэндал. — Завтра премьера. Если спектакль пойдет так, как прошла вчерашняя репетиция, можно смело закрываться к концу недели.
— Как ты думаешь, что не так? — поинтересовался Эдвард.
— Все дело в Люсиль, — ответил Рэндал. — Она играет точно по написанному, но ты ведь знаешь, как и я, что этого недостаточно. Марлен должна быть грандиозной, сенсационной. Она — личность, которую никто не может проигнорировать. Люсиль должна потрясти не только тех, кто с ней играет, она должна ошеломить зрителей, или они покинут зал, не досмотрев пьесу до конца. Ты это понимаешь?
