Петра Дурст-Беннинг - Дочь стеклодува
– Где ты была? – Штробель возник, словно из ниоткуда.
– Я… – Иоганна испуганно подняла ладонь ко рту. – У меня были кое-какие дела, – слабым голосом отозвалась она.
Штробель надвинулся на нее.
– Я видел! – Он кивнул в сторону окна. Все его тело дрожало. – Дела – с твоей сестрой!
Он отбросил ее руку, подбежал к двери магазина и закрыл ее на засов.
Ага, значит, Штробель не собирался отчитывать ее при свидетелях. Иоганна потерла саднящую руку.
– Невероятно! Я приезжаю, ни о чем не подозревая, и оказывается, что ты…
– Мне жаль, правда. Если бы я знала, что так задержусь, я ни за что бы… Я готова работать допоздна.
«Лучше не попадаться ему на глаза, пока он не успокоится», – решила Иоганна и шагнула в сторону кухни.
Но он одним прыжком очутился рядом с ней.
– Я оставил магазин на тебя, наивно полагая, что он будет в надежных руках, а ты что сделала? Злоупотребила моим доверием при первой же возможности! – В уголках его губ появилась слюна, которая скапливалась у него во рту при каждом вдохе.
Омерзительно! Иоганна с отвращением отвернулась. Да, она допустила ошибку, но это еще не повод так ругаться!
– Я ведь уже сказала, что мне жаль! – повторила она. И, вдруг расхрабрившись, уперлась руками в бока. – Я опоздала один-единственный раз! И всего на полчаса, а вы устраиваете такой цирк! Это же смешно!
– Ах, это смешно? Я тебе покажу, что значит смешно!
Штробель снова схватил ее за руку, втолкнул в кухню, опрокинул ее на стол и прижал к нему.
Все произошло настолько быстро, что Иоганна даже пикнуть не успела.
«Что происходит? Так разъяренный человек не поступает. Так ведет себя мужчина, у которого на уме кое-что иное». Иоганна начала паниковать.
– Ты сама виновата, что не хотела по-другому! – хрипло прошептал он. Его пальцы как клещи впились в тело девушки, сминая шелк платья. – Сама виновата!
Иоганна хотела закричать, но с ее губ не сорвалось ни звука. Она ловила его взгляд, но не могла поймать.
«Этого не может быть. Только не Штробель. Только не я», – думала она.
Она тщетно пыталась осознать происходящее и, занятая этими мыслями, не сразу поняла, что шелк ее одежды шуршит под руками Штробеля. Прижимая ее к столу, он вцепился в ворот ее платья и принялся дергать его, пока ткань не разорвалась. При виде ее обнаженной кожи глаза его засверкали.
– Урок…
Иоганна наконец-то очнулась. Она закричала, забилась, чтобы высвободиться из его железной хватки – он удерживал ее одной лишь левой рукой, – но все было напрасно. Он так грубо мял ее грудь, что на миг у нее потемнело в глазах от боли.
– По-другому ты не хочешь! Давай, скажи же, что ты хочешь именно так. Что тебе это нужно!
Девушка всячески пыталась отбросить его руки, ударить его ногой, но ничего не могла поделать с ним, а он лишь смеялся, видя ее беспомощность.
Где Сибилла Штайн? Почему никто не идет к ней на помощь?
Девушка была похожа на угодившего в ловушку зверька: чем больше она сопротивлялась, тем крепче держал ее Штробель. Он что-то невнятно бормотал себе под нос. Смеялся – громко, безумно. Потом уперся коленом ей в живот.
Она не сразу узнала собственный крик, эхом отразившийся от стен кухни. Иоганна не могла даже свернуться клубком, он не позволял ей сделать это.
Грудь и живот болели так, что ее взор заволокла тьма.
И перед тем, как она потеряла сознание, боль отступила. По ее лицу бежали слезы, и Иоганна поняла, что он истязал ее вполне рационально, точно отмеряя дозы боли. И именно осознание этого по-настоящему испугало ее.
«Давай же, защищайся! – приказывала она себе, но тут же отвечала: – Я не смогу».
Он уже разодрал подол ее платья и сорвал с нее нижнюю юбку. Не успела девушка прийти в себя, как его бедра оказались у нее между ног. Он повозился со своими штанами, затем прижался к ней чем-то горячим, влажным, мерзким.
«Нет, только не это! Ради всего святого, только не это!» – мысленно кричала Иоганна.
– Я тебе покажу, как обманывать хозяина…
Он тряс ее голову, мелкие брызги его слюны падали ей на щеки, на шею, в рот. Девушка крепко сжала губы.
«Он же не станет меня целовать!»
С учетом того, что Штробель собирался с ней сделать, эта мысль показалась Иоганне настолько безумной, что она расхохоталась. Она истерически смеялась, широко раскрыв глаза, ставшие черными из-за увеличившихся от страха зрачков.
Но от этого стало только хуже.
В какой-то момент все закончилось. Тело Иоганны было липким от пота Штробеля. Он резко швырнул ее на пол. Девушка осталась лежать там, где упала, свернувшись калачиком и закрыв глаза. В голове было пусто, от тела осталась лишь пустая, мертвая оболочка. Обрывки платья и белья ничего не прикрывали. И ей никак не верилось в то, что это конец. Поэтому удар ногой не стал для нее неожиданностью.
– Вставай и приведи себя в порядок!
Его голос звучал все ближе. Иоганна попыталась сжаться в комок.
– И горе тебе, если ты хоть слово кому-то скажешь! Помни: во всем случившемся виновата только ты!
Иоганна была еще в доме, в своей комнате, когда Штробель пришел в себя.
– Что я наделал? – хрипло прошептал он, глядя на окровавленный перед своей рубашки, на расстегнутые штаны. – Что я наделал?
Сердце билось как бешеное. Неужели он, сonnaisseur, утратил контроль над собой? Неужели он, столь утонченный человек, вдруг впал в подобную ярость, словно животное?
Наказание.
Иоганна.
Его окровавленная рубашка.
Его магазин, закрытый на целый день.
Может быть, у двери стоят клиенты?
Иоганна! Не стоит ли пойти к ней?
Извиниться?
В голове раздавался лишь бессмысленный гул.
«Только дурак станет поджигать собственный дом!» – вдруг зазвучал у него в ушах презрительный голос. Знакомый и унизительный. Штробель зажал уши руками.
– Я не хотел!
Это выкрикнул он? Или тот самый голос? Торговец укусил себя за костяшку пальца и не отпускал ее, пока кожа не лопнула и не потекла кровь.
Здесь и сейчас.
Деньги! Он предложит Иоганне деньги. Много денег! Она будет молчать и…
«Неужто тебе мало того, что своими грехами ты порочишь Творца?»
Перед глазами у Штробеля возникло самодовольное властное лицо отца, на котором отчетливо читалось пренебрежение к собственному отпрыску. Рядом – съежившаяся фигурка: его кузина Клара. В душе вскипела былая ненависть. Клара, шлюха польская! Бедная родственница, искавшая пристанища у его семьи и получившая его. И в благодарность за это она так с ним обошлась – а самой-то понравилось! Если бы она повесила на грудь табличку «Опозорена», это не произвело бы такого эффекта на окружающих, как ее несчастное лицо. И она поступила так после того, как много месяцев подряд провоцировала его, преследовала на каждом шагу, призывно хлопая ресницами!
