Гюи Шантеплёр - Невеста „1-го Апреля“
— Тогда, хотите, чтобы я вам помог сойти с лошади?
— Вы думаете, что у меня есть еще на это время? — возразила она, соблазненная этим предложением.
— Тремор и мисс Северн еще не приехали, у вас еще много времени, — утверждал Поль, счастливый угодить своему кумиру.
М-ль Шазе быстро освободилась от стремени, но раньше чем она могла догадаться о его намерении, молодой человек, уступая непреодолимому побуждению, взял ее в свои руки и поставил на землю.
Она испустила слабый крик и побледнела.
— Вы меня испугали, Поль, — сказала она с упреком, отступая на несколько шагов от него.
— О! прошу прощения, — молил он, — неужели вы рассердились?… я вам причинил боль?
— Вы мне не причинили боли, но я не люблю резких манер.
Она говорила тихо; правильные черты ее красивого лица, напоминавшего картинку из художественного альбома, омрачились. Поль опустил голову.
— Простите меня, — сказал он еще раз, — я поступил дурно. Я вас оскорбил, вам досадил, я, который пожертвовал бы чем угодно, чтобы вас оберечь от неприятности.
И так как она молчала, он продолжал, встревоженный этим молчанием:
— Будьте добры, Симона; ваше сердце полно сострадания к тем, кто страдает, к больным, к бедным… ну, представьте себе, что я также бедный, нуждающейся в вашей жалости. Увы! я не представляю ничего интересного, я не ударяю себя в грудь, не призываю небо в свидетели, у меня не впавшие глаза, не бледные щеки, я не потерял ни аппетита, ни сна, и однако… я несчастен, уверяю вас.
Симона слушала терпеливо, немного удивленная; при последних словах она содрогнулась.
— Вы несчастны — вы? Что вас делает несчастным?
Поль ответил:
— Я не могу вам этого сказать, Жак мне это запретил.
— Это, значит, что-нибудь дурное? — спросила Симона, широко раскрыв свои наивные глаза.
— Что-нибудь дурное! О! не думайте этого!
Он остановился, колеблясь, со сдавленным голосом, затем решительно:
— Это только то, что я вас люблю, Симона, а Жак находит меня недостойным вас.
— Вы меня любите?!
Это был только шепот, почти вздох.
Потрясенное милое дитя закрыло свое лицо обеими руками, но внезапно она его открыла, и Поль увидел, как она улыбалась с глазами, полными слез.
— Вы меня любите? — повторила она, — но ведь это совсем не дурно, Поль.
— Ах! как вы восхитительны! — воскликнул молодой человек.
У него явилось сильнейшее желание стать на колени, чтобы целовать руки, орошенные такими драгоценными слезами, но он вспомнил совсем кстати, что он и Симона Шазе не были одни.
— Значит вы очень хотите, чтобы я был вашим мужем? говорите скорее, говорите?
— Да, я этого очень хочу, — ответила тихо Симона, — но нужно спросить Терезу.
Поль с трудом удержал крик радости.
— Ах! моя прелестная Симонетта! если бы вы знали, как я вас люблю, как мы будем счастливы!
Он забыл категорические приказания Жака; он неудержимо предавался счастью быть любимым этим маленьким, непорочным ангелом. И Симона, сконфуженная, шептала так тихо, что Поль едва слышал:
— Ах! я счастлива, я очень счастлива.
Никто, впрочем, не думал перебивать этот любовный дуэт. Чтобы отправиться в путь, ждали только мисс Северн и Мишеля Тремора, замедливших приездом. Когда, повернув к „Козьему Холму“, они показались в конце просеки, разразился в честь их гром восклицаний и рукоплесканий.
— Вы видите, Мишель, мы самые последние, — воскликнула Сюзанна, смущенная этим шумным приемом.
Раньше чем Мишель мог понять ее намерение, она сильно ударила концом хлыста свою лошадь и пустила ее галопом, через рытвины, ямы, кучи хворосту, стволы деревьев, опасно скрытых высокою травой. Вдруг животное, раздражаемое слепнями, с ожесточением вцепившимися ему в грудь, сделало прыжок в сторону и стало на дыбы. Это произошло с быстротою молнии.
Бока Пепы сгибались. Уже молодой девушке казалось, что она чувствует, как громадная тяжесть упавшего животного раздавливает ей грудь. Инстинктивно она бросила стремя и луку и, закрыв глаза, быстрым движением прыгнула в сторону.
У нее было сознание толчка, она ощутила боль в голове, затем потеряла сознание.
Когда она пришла в себя, то увидела себя в ландо г-жи Сенваль. Лошади бежали рысью. Она встретила тревожный взгляд, жадно выжидавший ее взгляда, и увидела Мишеля, очень бледного, наклонившегося над нею, поддерживая ее рукою. Тогда она почувствовала невыразимо приятное спокойствие.
— Это пустяки, Майк… — пролепетала она.
Затем, ее качавшаяся от толчков экипажа голова, ища поддержки, прижалась к груди Мишеля, и усталая, она закрыла глаза.
* * *Колетта приблизилась к дивану, на котором сидел Мишель, и очень нежно наклонившись, положила руку на плечо своего брата.
— Ты можешь успокоиться, мой бедный братец, — сказала она, — доктор повторил буквально то же Роберту, что он сказал нам. Это чудо, но у нее нет ничего опасного. Маленькая рана на лбу незначительна, и два или три дня отдыха справятся с потрясением нервов. Бедная малютка! Какой ужасный страх она испытала! А мы то!.. — прибавила г-жа Фовель, облегченно вздохнув.
Увидя Сюзанну, бледную, шатающуюся и как бы безучастную ко всему, что происходило вокруг нее, с пораненным лбом, когда рана, плохо умытая, казалась большей и более страшной, затем Мишеля, совершенно бледного, с трудом произносившего короткие, отрывистые слова, Колетта испытала одно из самых ужасных волнений в своей жизни.
Визит доктора ее подбодрил, но, казалось, что Мишель не разделял спокойную уверенность своей сестры; в то время, как она говорила, он слушал ее с усилием, с опущенной головой, совершенно подавленный.
— Роберт уверен, что доктор ничего не скрывает? — спросил он однако упавшим голосом.
— Совершенно уверен.
Он начал опять тем же голосом и как бы в забытьи:
— Мне кажется, очень густая, высокая трава немного ослабила толчок… Я видел, она ранила лоб о сухую ветку…
Г-жа Фовель продолжала говорить тихо, повторяя слова и фразы, который могли ободрить Мишеля, окончательно успокоить его томящуюся душу. С тех пор как Сюзи приняла ванну, она чувствовала себя более спокойной и бодрой. У нее болела немного голова, но у нее не было лихорадки и вообще никакого недомогания, могущего служить дурным предзнаменованием. Она только что заснула. Мишель поднялся.
— Я ухожу, — сказал он.
— Но ты здесь обедаешь? — воскликнула удивленная м-м Фовель.
— Нет, я предпочитаю вернуться домой.
— Послушай, это будет безумие, — настаивала Колетта; — останься, ты вечером получишь новые сведения, может быть сможешь увидать Сюзи.
