Гюи Шантеплёр - Невеста „1-го Апреля“
Внезапно он притянул руку, которую все еще держал, и закрыл ею себе глаза.
— О! я безумец, — пробормотал он, — я безумец, нужно простить меня, забыть, что я сказал.
Очень короткое время они оставались безмолвными, затем Сюзи поднялась.
— Карета, должно быть, готова.
Тремор поднялся также. Он положил свою руку на голову Сюзанны и отвел немного, чтобы лучше читать в глазах своей невесты, завитой хохолок волос.
— Вы мне прощаете? — молил он.
— Да, — ответила она очень тихо, не избегая глаз, искавших ее взгляда.
— Благодарю, Занночка, — сказал Мишель, целуя нежно в лоб молодую девушку.
Немного покраснев, она взяла свою шляпу и пошла ее надевать перед зеркалом.
— Сюзи, — прибавил очень ласково Тремор, следивший за ней глазами. Я был сейчас очень злым; если вам очень хочется совершить эту прогулку в Франшар, я охотно буду вас сопровождать.
Она живо повернулась с сияющими глазами.
— О! Мишель, я буду в восторге.
Молодой человек улыбнулся, затем, когда мисс Северн завязала свою вуалетку, он взял драповый колет, лежавший на стуле, и с нежной заботливостью окутал им ее красивый, гибкий, немного откинувшийся назад стан.
— Почти холодно сегодня утром, берегитесь, — посоветовал он.
И этот жест, и эти простые слова растрогали Сюзанну, хотя она не понимала почему. Вечером в тот же день, перед тем как заснуть, она долго думала, что не входило в ее привычки, и вдруг, так ясно, так нежданно, что она была этим поражена, в ее уме, столь неопытном в анализе, с точностью определился вопрос: „как можно узнать, любишь ли? каким образом можно в этом вполне убедиться?“
XI
Между тем как лошади уносили их через лес по направлению к „Козьему Холму“, где было назначено место общей встречи, Мишель и Сюзи чувствовали себя очень радостно, той молодой и свежей радостью, которая напоминала им аромат первых дней их товарищеской интимности, но с примесью нового, более нежного волнения.
Сюзи наслаждалась успокаивающей прелестью прекрасного утра, свежестью воздуха, торжеством солнца между уже покрасневшими листьями, а также, более смутно, этим заботливым, любовным покровительством в глубоком уединении леса. Мишель умилялся золотистыми лучами, блестевшими в каштановых волосах подле него, ветерком, трепавшим мелкие завитки под соломенной шляпкой. Он любовался белизной затылка, прикрытого завитками, гибкими движениями немного хрупкой талии, когда она наклонялась под ветками и потом выпрямлялась, такая красивая и нежная; он восхищался голосом, звеневшим чисто, как пение источников. Нежданно для него им овладевала мучительная и вместе упоительно смелая мысль, что, каковы бы ни были недоразумения в настоящем, эта молодая девушка будет в один прекрасный день его женой, что это грациозное обольстительное создание, которое всех очаровывало, было ему обещано, будет связано с ним самыми тесными узами, даже в том случае, если бы это маленькое суетное сердечко отказало ему в своей нежности.
К тому же, вот уже два дня, он отказался от всякого приносящего разочарование анализа, и в этот час он столь же мало стремился понимать себя, как и читать в замкнутой для него душе амазонки, ехавшей подле него, с золотистыми на солнце кудрями, маленькие ручки которой твердо правили, открытый взгляд которой, казалось, скрывал однако столько таинственного.
Те же поводы к разногласиям существовали еще между ними обоими или могли вновь возникнуть; бывшие обиды, устаревшие с третьего дня, конечно чувствовались еще, но оба забыли их, она больше, чем он, потому что ее цельная, непосредственная натура, движимая инстинктом, заставляла ее жить настоящим моментом; он же, может быть, сильнее чувствовал радость примирения, так как живее помнил прошлое.
…они разговаривали.
— …Вам немного скучно, Майк, так как вы никогда не любите прогулок целой толпой; но вам не слишком скучно?
— Мне совершенно не скучно!
— Но знаете ли, что вы можете быть очень любезны, когда хотите; отчего вы не хотите этого всегда?
Мишель ответил движением бровей, которое могло обозначать, или что он в действительности не считал себя любезным, или что он совсем не видел надобности быть им всегда. Сюзанна продолжала:
— Кажется, вы имеете неприятную привычку казаться более угрюмым, чем это у вас в характере; кажется, что ваш суровый, немного ворчливый и немного старческий вид скрывает личность, которую я еще не знаю и которая очень молода, очень порывиста, способна быть счастлива и весела от безделицы… Это мне рассказывал один из ваших друзей.
Лицо Тремора осветилось.
— Это Даран, — сказал он; — я как раз получил от него несколько дней тому назад письмо и ожидаю его на будущей неделе… Когда же вы его видели, не считая того знаменитого вечера, когда он вас усыпил своей ученостью?
— Во время нашей помолвки, перед его и вашим отъездом.
— Вы правы, я забыл.
— Он вас очень любит. Правда, что он ничего не решает, не посоветовавшись с вами?
Мишель улыбнулся.
— Я почти в этом уверен. Так, например, в своем последнем письме, он меня просит найти инженера для его отца и посоветовать ему самому в выборе автомобиля… Вот доказательства доверия!.. Ничего не поделаешь, привычка. Мы любим разговаривать с Дараном обо всем, что нас интересует, все равно, значительном или маловажном. Я знаю всю его жизнь, он знает всю мою. Да, мне кажется, он очень меня любит… и я его люблю, как брата.
— Тем лучше, Мишель, — объявила Сюзи, — Даран мне нравится, я его также полюблю.
Мишель казался удивленным.
— Я боялся, чтобы Даран не показался вам … как бы сказать? немного полинявшим. Тем лучше, вы вызываете его восхищение. Вероятно не стараясь об этом, вы его очаровали.
Она засмеялась тихим и нежным смехом, затем со своей детской манерой пробормотала:
— Скольких людей я так очаровала! это смешно!
Мишель не находил, чтобы это было смешно, но он удержался высказать свою мысль; он слишком боялся угадать в этой улыбке сирены любовь к борьбе, желание триумфа! Он слишком хорошо сознавал смутную досаду, которую испытывала временами молодая девушка, находя „мало поддающимся обольщению“, — как она выражалась, — своего друга! Затем внезапно перед ним предстали призраки Деплана, Поля Рео, всех молодых людей, которые подобно Дарану, но менее наивно, чем он, подчинились очарованию и которые во время прогулки в Франшар будут по обыкновению глупо увиваться вокруг нее. И он удовольствовался тем, что сказал с большей серьезностью, чем это следовало:
— Вы знаете, что я предпочел бы, чтобы меньшее количество людей было вами очаровано.