Джорджетт Хейер - Арабелла
Именно в это время случились два события, которые, казалось, возродили надежды в душе Бертрама. Он провел счастливый вечер, играя в «фараон» на небольшие ставки, и решил, что удача вновь повернулась к нему лицом; и Толстячок Айвенго, которому один жокей в Таттерсале шепнул на ухо имя лошади-победителя, передал это тайное сообщение Бертраму. Действительно, казалось, что наконец-то Бертраму указует путь сама судьба. Было бы полным идиотизмом не поставить на эту лошадь по-крупному, потому что если он выиграет, то одним махом решит все свои финансовые проблемы и у него еще останется достаточно денег, чтобы заплатить за проезд в карете до Йоркшира. Когда Айвенго сделал свою ставку, Бертрам сделал то же самое и попытался не думать о том, что будет с ним, если этот никогда не ошибающийся жокей ошибется единственный раз в своей жизни.
— Я вот что тебе скажу, Бертрам, — сказал Айвенго, когда они вместе вышли из зала, где сделали ставку, — если хочешь, я отведу тебя сегодня вечером в Клуб избранных: только сливки общества, знаешь ли, никаких чужаков, но если ты будешь со мной, тебя пустят.
— А что там?
— О, в основном «фараон» и кости! Они открыли клуб только в этом году, потому что у Уэйтвера стало совсем скучно; говорят, он долго не протянет. Вот когда там заправлял Броммель! Могу тебе сказать, что Клуб избранных — чертовски хорошее заведение. Там не слишком много правил, и хотя большинство делают очень крупные ставки, патроны установили минимальную ставку в двадцать фунтов, и там только один стол для «фараона». Более того, это не какое-нибудь сомнительное заведение, как половина игорных домов; если ты хочешь бросить кости, ты назначаешь крупье из своих же игроков, и кто-нибудь желающий всегда найдется. Никаких наемных крупье и подавальщиков, из-за которых лучшие великосветские клубы больше похожи на гостиницы. Главная цель — чтобы была домашняя атмосфера и чтобы не мешали все эти правила и строгие ограничения, которые только наводят тоску! Например, при игре в «фараон» банком заведует не какой-нибудь синдикат, а они все по очереди: например, Бьюмарис, или лорд Уэсли Поул, или Золотой Шар, или Петершэм, или кто-нибудь еще. О, там только самые сливки, великосветские львы!
— Я бы хотел с тобой пойти, — сказал Бертрам, — только… ну, я сегодня на мели! Не повезло!
— О, не беспокойся об этом! — сказал его невнимательный друг. — Я же тебе сказал, это не у Уэйтвера! Никого не интересует, сколько ты поставишь: двадцать гиней или сто! Пойдем: удача обычно поворачивается лицом к тому, кто не отступает, — это одно из правил моего папаши, а уж он-то знает!
Бертрам не мог решиться, но так как он обедал вместе с лордом Айвенго в Лонг-Отеле, он мог не торопиться с ответом и решить позже, спокойно обдумав предложение.
Затянувшееся пребывание Бертрама в Лондоне, естественно, вызывало у его сестры тревогу. Арабелла очень беспокоилась: хотя Бертрам ей ничего не рассказывал о своих делах, но, судя по его виду, он тратил намного больше, нежели ему позволяли выигранные в лотерее сто фунтов. Она редко его видела, но когда они встречались, она замечала, что он плохо выглядит. Бессонные ночи, спиртное и тревога брали свое. Но когда она сказала ему, что он выглядит смертельно уставшим, и попросила его вернуться в Йоркшир, он ответил ей — и в его ответе была значительная доля истины — что у нее самой далеко не цветущий вид. Это была правда. Она побледнела, ее глаза, обведенные тенями, казались слишком большими для ее лица. Лорд Бридлингтон, заметив это обстоятельство, приписал его слишком напряженному сезону в Лондоне и выдал сентенцию о том, как глупо ведут себя женщины с высокими социальными амбициями. Его мать, заметив, что ее подопечная больше не катается так часто в парке с мистером Бьюмарисом и старается убежать от него, когда он наносит им визит, сделала более правильные выводы, но не смогла заставить Арабеллу ей открыться. Что бы ни говорил Фредерик, леди Бридлингтон была к этому времени убеждена, что Несравненный серьезно интересовался Арабеллой, и она не могла себе представить, что удерживало Арабеллу от того, чтобы принять его ухаживания. Понимая, что ее мотивы будут совершенно непонятны этой доброй даме, Арабелла предпочитала молчать.
От взгляда Несравненного не укрылось то, что его недоступная возлюбленная выглядит не так хорошо, как обычно, что она не так жизнерадостна и что за последнее время она отказала трем очень достойным поклонникам, — они не делали из этого тайны. Она извинилась и не пошла танцевать с ним у Алмака, но трижды за вечер он встречал ее взгляд.
Мистер Бьюмарис, медленно поглаживая торчавшее кверху ухо Улисса — процесс, приводивший Улисса в состояние блаженного идиотизма, — задумчиво сказал:
— Печально, не так ли, что в моем возрасте я могу быть таким дураком?
Улисс, находясь в полном экстазе, полузакрыв глаза, издал вздох, который его бог мог бы при желании принять за проявление сочувствия.
— А вдруг она окажется дочерью торговца? — сказал мистер Бьюмарис. — Все-таки у меня есть некоторые обязательства перед моей семьей. Может быть даже хуже этого, и во всяком случае, я уже не так молод, чтобы терять голову из-за хорошенького личика!
Так как его рука остановилась, Улисс легонько его толкнул. Мистер Бьюмарис возобновил свои манипуляции, но сказал:
— Ты совершенно прав. Дело не в ее хорошеньком лице. Ты веришь, что она ко мне абсолютно равнодушна? На самом ли деле она боится сказать мне правду? Она не должна, Улисс, не должна! Давай посмотрим с худшей стороны. Стремится ли она заполучить титул? Если так, почему же она отказала бедному Чарльзу? Ты думаешь, она метит выше? Но не может же она надеяться, что Уитни решится! Кроме того, я не думаю, Улисс, что твои подозрения справедливы.
Улисс, почувствовав в его голосе суровую нотку, встревоженно посмотрел на него. Мистер Бьюмарис взял пса за загривок и нежно встряхнул.
— Что бы ты мне посоветовал? — спросил он. — Мне кажется, что я дошел до точки. Может, мне… — он замолчал, внезапно поднялся на ноги и стал ходить по комнате. — Какой же я болван! Улисс! Твой хозяин — дурак!
Улисс вспрыгнул, положил передние лапы на его элегантные панталоны и протестующе гавкнул. Ему пришлось не по вкусу то, что его хозяин ходил по комнате вместо того, чтобы спокойно и уютно сидеть, как раньше.
— Вниз! — приказал мистер Бьюмарис. — Сколько раз говорить тебе, чтобы ты не пятнал чистоты моих одежд отпечатками своих неблагородных и не очень чистых лап? Улисс, я покидаю тебя на некоторое время!
Может, Улисс и не совсем все понял, но он осознал, что его часу блаженства пришел конец, и покорно лег у ног своего хозяина. Дальнейшие действия мистера Бьюмариса наполнили сердце Улисса неясной тревогой, потому что хотя он и не понял назначения дорожных сумок, какой-то инстинкт подсказал ему, что для него они не значат ничего хорошего. Но эти собачьи страхи были ничто по сравнению с изумлением, огорчением и смятением, которые испытал этот безупречный джентльмен на службе у джентльмена — мистер Пэйнсвик, — когда он заподозрил, что его хозяин собирается уехать из города без сопровождения и умелого руководства слуги, которого в разное время пытались сманить к себе все великосветские щеголи. Он спокойно принял известие о том, что его хозяин уезжает из города приблизительно на неделю, и уже прикидывал, какую одежду нужно взять для временного пребывания в Уиган-парке, или в Уобери-Эбби, или Бельвуаре, или, может, Чивели, когда до него вдруг дошел весь ужасный смысл происходящего.
