Сюзан Таннер - Пленник мечты
— Лесли Макамлейд - зло. Она должна умереть или она совершит убийство. Для нее гораздо лучше было бы умереть от твоей руки. Сейчас.
— Женщина, ты сошла с ума. — Никогда раньше Салек не разговаривал так с Кирен, он всегда относился к ней с должным уважением, но эти слова вырвались у него непроизвольно, от шока. Они стояли в углу двора, осматривая камни, которые нужно было починить или заменить.
— Я помогу тебе, — настаивала она. — Сэр Гавин не должен ничего знать. Так будет лучше.
— А что же мы ему скажем? Что мы куда-то дели его мать? — Салек нервно провел рукой по волосам. Правда заключалась в том, что он хотел бы верить, что мать его жены сумасшедшая, но знал, что это не так. То, что она говорила, ужасало его, ведь он верил ей безоговорочно. Если она сказала, что мать Гавина совершит убийство, он верил, что так и будет. И если она говорит, что было бы лучше, если они первыми убьют эту женщину, он тоже верил этому. Но он знал, что не мог хладнокровно убить ее, а потом смотреть Гавину в глаза и объяснять ее отсутствие. Не мог.
Понимая его отчаяние, Кирен успокаивающе положила свою ладно на его руку:
— Если ты не можешь, пусть так и будет, мой сын. Не беспокойся больше об этом.
Салек с недоверием взглянул на нее. Она говорит, что он должен убить мать своего лучшего друга, и в тот же самый момент просит, чтобы он не беспокоился. Она должна быть сумасшедшей! Один из них должен быть сумасшедшим! Она снова взглянула на него с обычной для нее нежностью в голубых глазах. Ее глаза напомнили ему о его счастье с Гьёрсал, и он успокоился как от мысли о девушке, которая держала его сердце, гак и от взгляда Кирен. Он в сотый раз удивился, как лорд Мортон мог так плохо обращаться с этой нежной женщиной.
Он нежно взял ее руку в свои:
— Я молю Бога, чтобы ты ошибалась, Кирен, но я благодарю тебя за предупреждение. Я буду начеку, и когда наступит необходимость сделать выбор, я хотел бы быть готовым.
Они направлялись к залу, когда дверь резко распахнулась и оттуда торопливо вышла Гьёрсал. Салек улыбнулся, увидев ее голубые глаза, сияющие на солнце, и короткие волосы, развевающиеся вокруг лица при каждом шаге. Как обычно, ее платье из желтого шелка было простого покроя, она не носила драгоценностей. Драгоценности, как она сказала ему, должны находиться на солнце, на луне и звездах. Ей они не нужны. Те несколько драгоценных украшений, которые он ей подарил, вызвали у нее восхищение, но потом она осторожно убрала их подальше.
Гьёрсал не улыбалась, что было не похоже на нее.
— Эта женщина отвратительна, — содрогнувшись, сказала она.
— Как так? — Салек вспомнил то немногое, что слышал от Гавина о его матери. Но это не помогло ему.
Гьёрсал взяла его под руку и крепко прижалась к нему.
— Она сидит в темной комнате и воспевает зло.
— Ты слышала ее? — В голосе Кирен слышалась резкость.
— Дело не в словах, но, без сомнения, мысли, стоящие за ними, губительны. Зло просто выпирает из нее.
Кирен кивнула в знак полного понимания, и Салек содрогнулся от ее спокойного отношения к словам дочери. Да поможет ему Бог. Он не знал, как быть со всем этим. Он мог своим мечом разрубить пополам мужчину, но не знал, как поразить зло женщины.
— Я буду смотреть за ней, — с трудом произнес он, — постоянно, каждый день и каждый миг. Какое бы зло ни распустилось в ней, мы должны предотвратить его плоды.
Когда он шел от них, Кирен с жалостью посмотрела вслед.
— Да, — сказала она дочери, — он сможет предотвратить его. Но это будет печальный день, каковы бы ни были последствия.
Появление Гавина и его прекрасной гостьи привлекло ее внимание к воротам. Она наблюдала за ними, прищурив глаза. Да, это будет печальный день для Гавина Макамлейда, если его мать будет убита, но это будет и началом чего-то нового.
Когда Кирен шла к замку, Лесли остановилась в дверях, подняв подбородок в ответ на вызывающий взгляд Кирен. Ни одна из женщин не проронила ни слова, когда Кирен прошла мимо нее и вошла в зал.
Риа улыбалась, въезжая с Гавином в ворота, но улыбка исчезла, как только ее глаза встретились со взглядом женщины, стоявшей на ступенях замка. В глазах Лесли затаилась злоба, от которой у Риа мороз пробежал по коже. Риа знала, что эта женщина ненавидела их семью, и хотя она уже встречалась со злобой при дворе, но понятия не имела, как быть с таким неприкрытым отвращением.
К ее ужасу, как только Гавин помог ей спуститься с лошади, он взял ее за руку и подвел к Лесли.
— Мама, я хочу познакомить тебя с Риа Макам-лейд.
— Я знаю ее, — Лесли говорила ровно, ее глаза неожиданно стали невыразительными и настороженными.
Но Риа не обманывалась. Ненависть была там, она спряталась, но не исчезла. Риа присела в реверансе, отчаянно пытаясь подыскать приветствие, которое не прозвучало бы фальшиво.
— Я знаю, Гавин доволен, что вы невредимы, госпожа Макамлейд.
По правде говоря, Гавин этим утром очень мало говорил о Лесли, он всего лишь упомянул о ее прибытии посреди ночи. Риа не призналась, что видела ее появление. Она не знала, что сказать ему об отношении Кирен к этой женщине.
Взгляд Лесли обратился на Гавина, и черты лица сразу смягчились.
— Так же как и я, найдя его невредимым после столь долгого времени. — Ее лицо снова стало суровым, когда она повернулась к Риа. — Твой отец сделал так, что я потеряла его.
— Нет, — сразу же опровергла Риа.
Пальцы Гавина слегка сжали ее руку.
— Мама, — предупреждающе произнес он, — я не хочу, чтобы Риа расстраивалась.
Лесли подняла подбородок, и ненависть засверкала в ее глазах.
— У тебя не будет выбора. Ты понял, сын мой?
Гавин ничего не сказал, когда она повернулась и отошла от них; ее юбки закружились в пыли двора. Риа с неожиданным и беспокойным смущением взглянула на Гавина. Его губы были плотно сжаты, и она не могла понять, был ли он рассержен.
— Гавин?
Он успокаивающе взглянул на нее:
— Не придавай значения ее словам.
— Ты понял их смысл?
Гавин посмотрел ей прямо в глаза. Их цвет был средним между обычно светло-серебристым и темно-серым, характерным для менее радостных чувств.
— Нет, — солгал он. — Она заговаривается. Мама… не совсем здорова.
Риа припомнила истории, которые она слышала в детстве. Глубокая печаль охватила ее, потому что у Гавина никогда не было такой любящей матери, как Дара. Она положила свою руку поверх его сильной руки, которая все еще сжимала ее руку; ее заворожил вид ее светлой кожи, соприкоснувшейся с его смуглым телом. Она подняла на него глаза и покраснела, испугавшись, что он перехватит нежный взгляд, обращенный к нему, сильному воину.
