Джоржетт Хейер - Черная моль
— Ну, не из-за Трейси же… По собственной воле.
— Над которой изрядно потрудился ваш братец!
— Ах, нет!
— Вы никогда не любили Карстерса…
— Любила! Люблю!
— Это вам кажется. Мне лучше знать. Да он вам вообще не подходит! Вы любите жизнь, развлечения, риск! Со мной у вас будет все это, с ним же…
Она встала и приблизилась к нему. Глаза ее искрились от восторга, но уши она зажала пальчиками и нервно притоптывала носком туфли.
— Не желаю этого слушать! Не буду! Замолчите! О, перестаньте же меня мучить!
Тут Лавлейс снова заключил ее в объятия и начал осыпать поцелуями. Она сопротивлялась, старалась его оттолкнуть, но он лишь крепче прижимал ее к себе и продолжал бы целовать, если бы ему не помешали.
В дверь раздался стук и лакей объявил:
— Его светлость герцог Андоверский, миледи!
Застигнутые с поличным, молодые люди молниеносно отпрянули друг от друга: она — раскрасневшаяся от смущения, он — бледный, но сдержанный.
Его светлость стоял на пороге и обозревал представшую перед ним сцену через лорнет. Глаза перебегали с одного ее участника на другого и с удивлением расширились, затем он изящно поклонился.
— Лавиния, дорогая! Капитан Лавлейс, ваш покорный слуга!
Лавлейс ответил на поклон с еще большим изяществом.
— Ваша светлость!
— Трейси, Бог мой! — воскликнула Лавиния, бросаясь к брату. — Какая неожиданность!
— Боюсь, что выбрал не слишком удачный момент, дорогая?
— Ах, нет, что ты! — уверила она его. — Страшно рада тебя видеть и все такое! Но в столь ранний час!.. Признаюсь, я несколько удивлена и… — она подвела его к креслу, щебеча, словно дитя, и столь невинно было выражение лица Трейси, так приветливо улыбался он капитану, что Лавиния уверилась, что брат ничего не заподозрил и не заметил ее раскрасневшихся щек.
Лишь когда Лавлейс удалился, ей доказали, что она ошибалась. Брат сурово нахмурился.
— Ты… ты чем-то расстроен, Трейси? — нервно спросила она.
Морщинка между бровей стала глубже.
— Да нет… Не то, чтобы расстроен. Просто предвижу последствия…
— Я… я что-то не понимаю. О чем ты?
— В данном случае — ни о чем.
— Трейси, умоляю, не надо говорить загадками! Ты все же расстроен, да?
— Я же сказал, нет, Лавиния.
— Но тебя что-то беспокоит?
Вместо ответа он задал встречный вопрос:
— Надеюсь, ты неплохо развлекалась вчера, дорогая сестра?
Она покраснела. Вчера вечером она ездила на маскарад у леди Дейвенант, куда ее сопровождал Ричард. Танцевала она там почти исключительно с одним Лавлейсом, но поскольку оба были в масках, вопрос ее удивил.
— Да, спасибо, там было довольно весело. Ты тоже был?
— Нет, Лавиния, меня там не было.
— Тогда откуда же ты зн… — тут она в замешательстве умолкла и прикусила губку. И поймала на себе взгляд брата — пронизывающий и холодный.
— Откуда я знаю? — закончил за нее герцог. — Земля слухами полнится, дорогая Лавиния. К тому же… — тут он оглядел комнату, — я тоже не слепой.
— Я… я что-то тебя не понимаю! — выпалила она, комкая в ладони кружевную оборку юбки.
— Вот как? Мне следует выражаться более определенно?
— Да-да! Пожалуйста!
— Тогда позволь дать тебе один совет, Лавиния. Тебе следует вести себя благоразумно.
Щеки ее запылали.
— Ты хочешь сказать…
— Я хочу сказать, что ты держишься с Гарольдом Лавлейсом… слишком уж дружелюбно.
— Ну и что с того?
Герцог поднес к глазам лорнет.
— Как это, что с того? Одумайся, Лавиния!
— Неужели ты считаешь, что я способна опозорить наше имя, Трейси?
— Искренне надеюсь, что нет. Даю тебе слово, я сделаю все, что в моих силах, чтоб предотвратить любой безрассудный твой поступок. Прошу этого не забывать.
Она молчала, покусывая губку.
— Неразумно играть с огнем, дитя мое. Рано или поздно можно обжечься. И еще имей в виду: твой галантный капитан не имеет и половины состояния Ричарда.
Тут она вскочила, рывком одернув юбки, как всегда делала, когда сердилась.
— Деньги! Вечно эти деньги! — воскликнула она. — Да я плевала на них! К тому же Ричард вовсе не богат!
— Ричард — наследник богатства, — спокойно поправил ее герцог. — И если ты весьма критично относишься ко всем его достоинствам, то я — нет. Ричард мне чрезвычайно полезен. И я очень прошу тебя, Лавиния, не оставляй его ради этого беспутного юнца Лавлейса, который будет верен тебе от силы месяца три, на большее его просто не хватит!
— Трейси, я не позволю так с собой говорить! Как смеешь ты оскорблять меня?! Я не давала повода! Я не говорила, что собираюсь с ним бежать!.. К тому же… к тому же он всегда будет мне верен, да! Он был верен мне все эти годы!
Его светлость насмешливо улыбнулся.
— О, дорогая!..
— Да, я знаю, у него были… увлечения. Но неужели ты думаешь, он стал мне от этого менее дорог?
— Судя по всему, нет.
— Но серьезной любви у него не было, никогда! О Господи, как же я тебя ненавижу!
— Ты воспринимаешь все слишком эмоционально, Лавиния. Так ты действительно не собираешься с ним бежать?
— О, нет-нет! Вовсе нет! Я так привязана к Дики!..
— Бог ты мой!..
— И, разумеется, никогда его не брошу…
— Что ж, в таком случае, я спокоен, — ответил он и поднялся. — Желательно также, чтоб капитана Лавлейса поменьше видели в твоем обществе, — взяв шляпу и тросточку, он постоял перед ней, затем мертвенно-белой рукой, на которой блистал огромный перстень с рубином, крепко ухватил сестру за маленький слегка заостренный подбородок, приподнял ее голову и заставил посмотреть себе прямо в глаза. Зеленые, мерцающие они так и сверлили ее. — Ты меня поняла? — хриплым шепотом спросил он.
Глаза Лавинии наполнились слезами, пухлая нижняя губка задрожала.
— Да, — пролепетала она и тихо всхлипнула. — Да, Трейси!
Злобный огонек угас в глазах герцога и он улыбнулся. Затем отпустил ее подбородок и снисходительно потрепал по щеке.
— Не забывай, детка моя, я на целых пятнадцать лет старше и в одном моем мизинце больше мудрости, чем во всей твоей очаровательной головке. И я не желаю видеть, как ты губишь свою жизнь.
Тут слезы так и полились у нее из глаз и, выхватив у брата платок, она начала промакивать их кружевным уголком.
— А ты любишь меня, Трейси?
— Где-то в самых потаенных уголках души гнездится нечто напоминающее привязанность, — холодно ответил он и отобрал платок. — Я привык ставить тебя в один ряд с нашими никчемными братьями но, видимо, ошибался.
