Джоржетт Хейер - Черная моль
— О! Это будет просто восхитительно! Приходи обедать, Трейси! Ричард как раз обещал быть у Фортескью.
— В таком случае буду просто счастлив принять твое приглашение… Но кто это, скажи на милость?
К ним приближался Лавлейс.
— Лавиния! А я вас повсюду ищу! Ах, ваш покорный слуга, сэр! — он поклонился герцогу и взял Лавинию под руку.
— О… Гарольд! Ты помнишь Трейси? — нервно спросила она.
— Трейси! Я не узнал вас в маске. Последний раз мы, кажется, виделись в Париже?
— Разве? Сожалею, но не был осведомлен о вашем присутствии. Да, немало лет прошло с тех пор, как я имел удовольствие видеть вас.
— Пять, — уточнил Лавлейс и, улыбнувшись, метнул в сторону Лавинии влюбленный взгляд.
— Совершенно верно, — поклонился герцог. — И вы, как я понял, возобновили знакомство с моей сестрой?
Парочка удалилась, и герцог задумчиво потер подбородок.
— Лавлейс… А Ричард так ревнует… ведет себя так неразумно… Остается лишь надеяться, что сама Лавиния не сотворит какой-нибудь глупости… Да, Фрэнки, я говорю сам с собой, дурная привычка.
Фортескью взял его под руку.
— Признак умопомешательства, мой дорогой! Тебя, между прочим, желает видеть Джим Кавендиш.
— Вот как? Могу я знать, зачем?
— Он там, с картежниками. Хотят заключить какое-то пари.
— Тогда я иду. Будь другом, идем со мной, Фрэнки.
— Охотно. Леди Лавинию видел?
Глаза герцога сузились под маской.
— Да, Лавинию видел. И еще одного старого друга… По имени Лавлейс.
— Капитан в длинном парике? Ты сказал, твой друг?
— Разве? Нет, следует поправиться. Друг моей сестрицы.
— Вот оно что… Так ты, наверное, видел его с ней?
Трейси загадочно улыбнулся.
— Можно сказать, что так.
— Ну, а ты, Трейси?
— Я? А что я?
— Не далее, как сегодня утром, ты заявил, что наконец-то влюбился. Это правда? Ты действительно влюбился по-настоящему?
— По-настоящему! Откуда мне знать? Я знаю лишь одно: вот уже целых четыре месяца я сгораю от страсти, и чем дальше, тем она становится сильней. Так что очень смахивает на любовь.
— Тогда, если она добрая женщина, можно надеяться, что примет тебя таковым, каков ты есть. И постарается сделать из тебя… ну, все, что в ее силах.
— Очень остроумно, Фрэнк, поздравляю! Конечно, примет, а вот насчет всего остального… сомневаюсь.
— Однако, Трейси! Ты произнес это таким тоном, словно она вовсе не собирается тебя принять!
— Обычно отказа я не знал.
— С обычными шлюхами — нет, конечно. Но если твоя Диана настоящая леди, то она быстро разберется, что к чему. Добивайся ее, друг мой! Иди на все! Забудь о собственных амбициях, ползай перед ней в пыли, если то, что существует между вами, действительно любовь!
Они дошли до дверей комнаты, где играли в карты. Ее отгораживала от бальной залы плотная штора; уже взявшись за нее, Трейси немедленно обернулся к другу.
— Ползай в пыли? Да ты с ума сошел!
— Может быть, но поверь мне, Трейси, если это чувство, что ты испытываешь, действительно любовь, о гордыне забывают! Тогда она и яйца выеденного не стоит! А ты жаждешь заполучить эту девушку вовсе не для того, чтоб сделать счастливой, а ради удовлетворения своих прихотей. Тогда это не любовь. Не та любовь, которая, как я уже говорил однажды, может спасти тебя. Когда она придет, все амбиции тут же сами собой улетучатся, ты осознаешь собственную незначительность, а главное — будешь готов пожертвовать всем для блага своей избранницы! Да, всем, даже возможностью обладать ею!
Его светлость насмешливо скривил губы.
— Нет, твое красноречие превыше всяких похвал, — заметил он. — За все время пребывания в Париже ничего более забавного не слышал!..
Глава 20
На следующий день, за обедом у Карстерсов на Гросвенор-сквер герцог Андоверский путем тонких ухищрений сделал все, что было в его силах, чтоб привести сестру в смятение. Он бесконечно отпускал, казалось бы, невинные ремарки относительно ее дружбы с капитаном Лавлейсом, в которых она читала неодобрение и даже явную угрозу. Лавиния боялась брата, как никогда не боялась мужа, и поняла, что стоит Трейси догадаться о всей глубине страсти, которую она испытывала к «старому другу», как он тут же примет самые действенные меры, чтобы оборвать их связь. Именно после его возвращения в Лондон пришлось Лавинии попросить Лавлейса, чтоб знаки его внимания были не столь откровенны и что посещать ее дом так часто тоже не стоит. Случилось это утром, в ее будуаре, и несомненно, Лавиния выглядела совершенно очаровательно и весьма соблазнительно с ненапудренными золотистыми локонами, пышной волной спадающими на кружевные оборки пеньюара. А потому Лавлейс, позабыв о приличиях и осторожности, вдруг сжал ее в объятиях и буквально сокрушил самыми страстными и пламенными ласками. Ее светлость, разумеется, сопротивлялась, слабо вскрикнула, а потом разрыдалась. И чем больше он целовал ее, тем сильнее лились слезы, и тогда, подхватив возлюбленную на руки, он осторожно усадил ее в кресло. Затем, предварительно обмахнув пол носовым платком, опустился рядом с креслом на колени и завладел ее маленькими ручками.
— Лавиния! Богиня! Обожаю!..
Спохватившись, что от слез испортится цвет лица, леди Лавиния отняла ручки и стала вытирать глаза.
— О, Гарольд!.. — с упреком простонала она.
— Я оскорбил вас! Какой же я негодяй!..
— Ах, нет-нет! — Лавиния снова подала ему руку. — Но это было скверно с вашей стороны, Гарри! Вы никогда, никогда не должны больше этого делать, слышите?
Рука капитана обвилась вокруг ее талии.
— Но я люблю тебя, милая!
— О! О! Но подумай о Дики!
Тут он отпустил ее и вскочил на ноги.
— Почему это я должен о нем думать? Я думаю только о вас и о себе, да! Всего неделю назад вы только и знали, что твердить, какой он злой и…
— Чудовищно подло с вашей стороны напоминать мне об этом! Да, оба мы были раздражены, а потом… потом помирились. И я очень привязана к бедному Дики!..
— Привязана! Да, может быть, но ведь вы его не любите! Ну, как женщина любит мужчину. Ведь нет?
— Гарольд!
— Конечно, нет! Вы всегда любили только меня… и не отрицайте, нет, это правда! И вышли бы за меня, если б не этот ваш Трейси!
— О, Гарри! Как вы можете так говорить? При чем здесь Трейси?
— А при том! По чьей вине мне всегда отказывали в приеме у Андоверов? По чьей вине и чьему наущению вы вышли за Карстерса?
— Ну, не из-за Трейси же… По собственной воле.
