Эжени Прайс - Свет молодого месяца
— Да, моя любимая. Конечно, мы поженимся — послезавтра, но нашу свадебную поездку придется отложить, а может быть, совсем отменить.
— О, я думала, это что-нибудь очень плохое. У вас мало денег?
Он слегка улыбнулся.
— Я отложил для нашей поездки. Дело не в деньгах. Мой брат уехал сегодня на Север. Я не могу оставить Мэри и папу, — ведь надо заботиться о двух плантациях.
— Но я думала, что мистер Джим будет вашим шафером!
— Он был не в состоянии выполнить это. Его собственный брак такой неудачный, он… — Дебора закрыла ему рот двумя пальчиками.
— Можно мне не объяснять. Ему было бы тяжело смотреть на наше счастье. Я это понимаю. Когда я видела в церкви, как дети идут за руку с отцами, мне хотелось убежать, потому что у меня не было папы.
Как это было возможно, что такое молодое существо так много понимало? И как получилось, что эта красивая, нежная сероглазая девочка хочет быть его женой? Он никогда не поймет этого.
— В тот день, когда мы поженимся, мы просто поедем верхом далеко в лес. — Она опять прижалась к нему.
— И это послезавтра, а когда мы вернемся, мне не надо отпускать вас. Я вернусь вместе с вами, мистер Гульд, дорогой, и останусь навсегда.
Вечером пятого ноября 1845 года Мэри Эббот сделала последние стежки в белом шелковом свадебном платье Деборы; обряд должен был состояться на следующий день в гостиной в Орендж-Гроув; Мэри Эббот долго не ложилась спать, помогая своей служанке Бесси вместе с Ларней, Ка и Мэри Гульд украсить помещение. Они перенесли с крыльца весь папоротник «Венерин волосок», а там, где будут стоять Хорейс и Дебора, произнося брачный обет, была масса веток грушевых деревьев, с листьями кораллового, светло-зеленого, желтого, темно-коричневого цвета; листья эти блестели, как глянцевитая кожа, и среди них выглядывали ветви орешника и алых вьющихся растений.
На следующий день пришло так много гостей, что для танцев было слишком тесно; правда, старый Джон Каупер привел своего скрипача, Джонни, который играл после венчания; гости толпились, целовали новобрачную, поздравляли молодого, ели обильное угощение, приготовленное Мэри Эббот. Негры с плантаций Гульдов и Эбботов толпились у раскрытых окон, теснясь и с интересом наблюдая за весельем; а пунш пришлось четыре раза наливать в чашу, потому что Дебора и Хорейс требовали, чтобы негров тоже угостили.
На этот раз Хорейса не раздражали отдельные косые взгляды пожилых дам, все еще пытавшихся найти следы его «безнравственного прошлого». Пусть. Им это нравилось, а он был готов принять все, что усиливало радостное настроение в этот день. Мэри горела радостью, но только он один мог догадаться, о чем она могла думать, когда увидел, что она поцеловала мать Джона Вилли. Когда его отец, улыбаясь, в третий раз протиснул к нему, чтобы пожать его руку, Хорейс по-медвежьи облапил его. Старик страдал из-за Джима, но Хорейс мог быть уверен, что на этот раз он доставил отцу настоящую радость. Брак с Деборой укрепил его связь с семьей и сделал его своим на острове. Он принадлежал им всем, и они принадлежали ему.
Он смог только ухмыльнуться и кивнуть, когда его шафер, капитан Чарльз Стивенс сказал ему: «Поздравляю, Гульд. Первую мечту ты осуществил. Теперь тебя остановить невозможно — вот увидишь».
Часть четвертая
Глава XXXV
Дебора быстро скакала верхом, следуя сначала по узкой дорожке к плантации до негритянского квартала, потом срезала путь через зеленеющие леса и тенистую вырубку. Тетя Эббот только что сказала то, что Деборе хотелось услышать, и она свободно сидела на широкой спине Мейджора: ей хотелось перелететь через голову коня, над лесом, в объятия ее мужа. Она выехала на поле около пруда и увидела его там, он стоял на коленях, просеивая землю своими прекрасными умелыми руками. Она была уверена, что когда-нибудь он станет самым выдающимся плантатором на всех прибрежных островах. Хорейс подбежал к ней с тревогой на лице.
— Не беспокойся, не беспокойся, — крикнула она, и когда он снял ее с лошади и стоял, обняв, не обращая внимания на смешки и улыбки его работников, она закрыла ему рот обеими руками, не давая задавать вопросы.
— Говорить буду я, так что ш… ш…
Он отпустил ее руки.
— Но что такое случилось, что ты прискакала, как индеец, в середине утра?
— Я сказала ш… ш… — Она наклонила голову набок, внимательно рассматривая его. — Ты замолчал? Да, кажется. — Внезапно она схватилась обеими руками за свой рот и ее глаза наполнились слезами. — Я так взволнована, что мне трудно сказать тебе; помоги мне, мистер Гульд, дорогой, «Помоги мне» означало, что он должен прижать ее голову к своему плечу и пригладить ее волосы, пока она не успокоилась. Он так и сделал и через минуту она громко прошептала: — Около первого сентября, мистер Гульд, дорогой, у нас появится наш первый ребенок. — Она прижалась к нему, встревоженная его молчанием. — Разве я не радостную новость сказала?
— О, да, маленькая моя Дебора, но ведь ты сама еще ребенок! Ты уверена? Совсем уверена?
— Тетя Эббот велела мне молчать, пока я не буду уверена. Ты сердишься на меня?
— Дорогая моя, красавица, я боюсь! За тебя. Что мне делать, если с тобой что-нибудь случится?
Она засмеялась и высвободилась.
— Если это все, что ты можешь сказать, я поеду домой.
Он схватил ее за руку.
— Тебе и верхом ездить не следовало бы.
— Вы желаете, сэр, чтобы я пешком шла в такую даль?!
— Не шути, Дебора. Ты еще не понимаешь всего этого. Ты слишком молода, чтобы понять, что это значит.
Она подняла голову.
— Мистер Гульд, дорогой, когда придет время, увидишь, как я все понимаю.
Прежде чем он успел ответить, она подвела лошадь к обгорелому пню, легко вскочила и, торжествующе помахав рукой, ускакала. Буквально каждый час суток в течение весны и лета 1846 года для Хорейса был наполнен ожиданием прекрасного и страшного дня, когда у Деборы появится их первый ребенок. Хорейс советовался с мамой Ларней, с тетей Эббот, с Мэри, с Ка. Он съездил на мыс Кэннон, чтобы получить совет престарелой Рины. Всю весну и лето Дебора смеялась над ним и отказывалась от чрезмерной заботы о себе. Но он не допускал мысли о том, чтобы ограничиться акушеркой с острова. Его ребенок должен появиться только с помощью доктора Тропа, жившего в Дэриене, и начиная с конца августа он назначал гребцов из работников Блэк-Бэнкса на работу в поле поблизости от пристани, и новая кипарисовая лодка стояла в полной готовности.
— Как мы сможем так точно определить, Хорейс? — спрашивала Мэри. — А что, если ты поедешь за доктором, а потом придется ждать? Он же не может оставаться здесь на острове, ничего не делая.
