Эжени Прайс - Свет молодого месяца
— Западню?
— Молчание черного почти всегда западня. Оно их, видимо, не смущает, тогда как нас, белых, приводит в смущение, если мы стоим и ничего не говорим. Мы, белые, не выносим молчания, и если мы недостаточно осмотрительны, они ловко устраивают так, что мы заполняем это молчание, — и чаще всего мы заполняем его именно теми словами, на которые они рассчитывают.
— Я постараюсь запомнить, тетя Эббот, но это тяжело. Просто любить кажется мне гораздо проще.
Ну, Дебора, сегодня мы будем говорить о том, как вести себя с мужем.
— Но, тетя Эббот, я это уже знаю, иначе мистер Гульд не захотел бы прожить со мной всю оставшуюся жизнь, не правда ли?
— Ты знаешь, что ты хорошенькая, и что он счастлив, когда он с тобой, Дебора, но я говорю о более позднем времени, когда жизнь окажется не в таком розовом цвете, когда придет смерть или болезнь, или неудача, или разочарование. В такое время быть с мужчиной трудно. Когда ты увидишь, что он сделал ошибку, Дебора, ради всего святого, не говори ему прямо. Жена должна быть покорной, а это не всегда тебе будет легко.
— Почему? То, чего хочет мистер Гульд, и я этого хочу.
— Да, сейчас. Но будут и такие времена, когда Хорейс Банч Гульд будет не прав, будет совершать ошибки или рассердится на тебя.
— Мистер Гульд?
— Мистер Хорейс Банч Гульд. Человек, за которого ты выйдешь пятого ноября. Когда он сделает что-то, что тебе неприятно или рассердит тебя, или обидит, подожди.
— Подождать?
— Да, пока он не успокоится, или не образумится, — но пока ты ждешь, все равно надо любить его.
— О, это будет не трудно. Никогда не трудно делать то, чего просто не можешь не делать, а я не могу не любить мистера Гульда.
— Ты знаешь, что значит любить кого-то, девочка? Это значит, что для тебя важнее, как ему живется с тобой, чем то, как тебе живется с ним.
— Я люблю его именно так, тетя Эббот, правда.
Мэри Эббот улыбнулась ей.
— Я верю этому. Как ты ни молода, я верю, что ты его любишь. Ты бы не выдержала моих жестких темпов, если бы больше всего на свете не хотела быть с ним. Я горжусь тобой и надеюсь, что так будет и дальше.
Глава XXXIV
Хорейс услышал скрип пола, когда Ка вошла на цыпочках в гостиную в Блэк-Бэнкс. Он неподвижно сидел в качалке, глядя в слабый огонь, который он зажег. Ка все больше становилась похожа на маму Ларней. Он знал, что у нее какая-то трудность, и что она стоит там, обдумывая, как лучше обратиться к нему с этим. По каминным часам прошла почти минута. Ка была молчалива, как индеец. С другими неграми он бы подождал еще немного, потом закричал бы: «Б-у-у!» Но никто не дразнил Ка таким образом. Ее чувство собственного достоинства, такое же как у ее матери, не позволяло дразнить ее.
— Удобно там стоять, Ка? — спокойно спросил он.
— Господи Боже мой! У вас слух как у кролика.
— Подойди сюда и скажи, что случилось.
— Это масса Джим, — сказала она, встав перед ним; она была высокого роста, как Ларней, и стояла, опустив красивую голову, устремив взгляд на ковер.
— Всегда что-нибудь с моим братом, не правда ли? Посмотри на меня, чтобы я мог определить, насколько скверно на этот раз.
— Масса Джим не идет к обеду, сэр. Звала его, не идет.
— Но в этом нет ничего нового. Он у себя в комнате?
— Да, сэр. Дверь на замке.
Хорейс встал, потянулся, сказал Ка, что он вернется через несколько минут и поднялся к комнате Джима. В течение последних трех лет он занимался этой гимнастикой каждый вечер. Иногда Джим спускался, иногда нет. Но Ка не была паникером, и он внезапно ощутил беспокойство. Он постучал в дверь.
— Это Хорейс, Джим, — сказал он по возможности небрежно.
Ответа не последовало, но засов был отодвинут и Джим открыл дверь. Он был в старом красном халате, волосы у него были растрепаны, круги под глазами темнее обычного. Хорейс осмотрел комнату. Вещи его брата были все упакованы.
— Уезжаешь?
— Похоже на то.
— До свадьбы, Джим? Ты мой шафер.
Джим круто повернулся к нему, стараясь говорить ровно.
— Я собирался быть твоим шафером. Правда, собирался. Но теперь, когда это уже так скоро, я не могу выполнить это. Неужели ты не можешь поставить себя на мое место?
Хорейс шагнул к нему.
— Я стараюсь, брат.
— Ну, так это у тебя не получается. Если бы получилось, ты бы никогда не просил меня об этом. Он горько засмеялся. — У меня здорово получается на похоронах, но… — Джим отошел к окну, стоя спиной к Хорейсу.
Хорейс быстро сказал:
— Не огорчайся. С моей стороны было необдуманно просить тебя. Но ты мой единственный брат.
Джим повернулся, тяжело прислонясь к подоконнику.
— Я еду в Нью-Хейвен — попытаться еще раз. Но я хочу, чтобы на пристань меня отвез Адам. Только Адам.
Что-то вроде жалости не позволило Хорейсу сказать слова, которые ему хотелось сказать этому человеку, много лет стоявшему, как равнодушный призрак, между ним и Блэк-Бэнксом. Он смог только хрипло произнести:
— Желаю удачи, Джим.
Джим протянул руку.
— Счастливых дней тебе.
— Спасибо. Постараюсь держать крепость, пока ты не вернешься.
Джим рассмеялся.
— Да, вероятно, я опять вернусь. Как и раньше, один. — Он повернул голову набок, это была слабая копия прежнего Джима. — А пока ты и мисс Дебора остаетесь массой и миссис на плантации.
Рано утром на следующий день Хорейс почувствовал облегчение, увидев, что Дебора находится на крыльце Орендж-Гроув одна. Такой трогательной он ее еще никогда не видел; она была опять в своем старом голубом платье, мягкая белая рюшь обрамляла ее нежную шею, она стояла, как всегда, очень прямо, протянув ему навстречу руки.
— Вы всегда так будете вести себя, мисс Дебора, — тихо спросил он, взяв ее за руки.
Она подняла лицо с улыбкой, ее хорошенький ротик был готов к поцелую.
— Разве я могу не радоваться вашему приходу, мистер Гульд, дорогой?
Он поцеловал ее в лоб, и прижал ее голову к своему плечу.
— У меня неприятные новости.
Он почувствовал, что ее стройная фигурка напряглась, но она не отстранилась от него.
Но мы поженимся, не правда ли? — прошептала она.
— Да, моя любимая. Конечно, мы поженимся — послезавтра, но нашу свадебную поездку придется отложить, а может быть, совсем отменить.
— О, я думала, это что-нибудь очень плохое. У вас мало денег?
Он слегка улыбнулся.
— Я отложил для нашей поездки. Дело не в деньгах. Мой брат уехал сегодня на Север. Я не могу оставить Мэри и папу, — ведь надо заботиться о двух плантациях.
