Розмари Роджерс - Связанные любовью
Сэр Чарльз вскрикнул и отшатнулся. Серебряный кинжал скользнул вниз, оставляя на шее Софьи неглубокую царапину. В следующий момент англичанин выпустил пленницу и схватился за торчащий из-под ребра нож.
Понимая, что в ее распоряжении всего лишь несколько секунд, Софья рванулась в сторону, но подвернула ногу и упала на колени.
— Софья! — крикнул Стефан, бросаясь к ней, и вдруг остановился. Взгляд его застыл на чем-то за спиной у девушки.
Она обернулась, собрав остаток сил и готовясь отбить нападение злодея, но глазам ее предстала неожиданная картина. Поддерживая сэра Чарльза одной рукой, человек со шрамом держал в другой пистолет. И дуло этого пистолета смотрело прямо на Софью.
— Займитесь женщиной, — распорядился Иосиф, медленно отступая к карете, которую привел из конюшни и которая стояла теперь в нескольких шагах от двери. — Сэр Чарльз больше не ваша забота.
Потрясенная столь неожиданной концовкой жестокой схватки, Софья почти не заметила бросившегося к ней герцога; вцепившись взглядом в Иосифа, она следила за тем, как слуга оттащил своего беспомощного господина к карете, бросил на сиденье и, заняв место возницы, пронзительно свистнул.
Кони сорвались с места.
Как же так? Неужели этот мерзавец, шантажист и похититель избежит справедливого наказания?
Но к кипящему возмущению примешивалось и другое чувство. Невыразимое чувство облегчения. Пусть она не увидит злодея на эшафоте, но зато на всей этой истории с шантажом наконец поставлен крест. Матери не придется платить. А если на свете есть справедливость, то рана, может быть, еще загноится и заражение сведет подлеца в могилу.
С этой ободряющей мыслью Софья и позволила себе провалиться в беспамятство.
Глава 17
Софья очнулась уже в сумерках. И эта перемена была не единственной.
За то время, что она спала, домишко подвергся уборке, какой не видел, должно быть, за всю свою долгую жизнь. Мало того, своим вниманием служанка не обошла и госпожу.
Едва открыв глаза, Софья обнаружила, что с нее сняли и платье, и корсет, а вместо них на помытое тело натянули сорочку. Волосы еще не успели высохнуть.
Восхитительное ощущение чистоты, тепло от растопленной печи — полному счастью мешала только боль, прятавшаяся под наложенной на шею свежей повязкой. Да еще Стефан, расхаживавший по тесной комнатушке, как тигр в клетке лондонского Тауэра.
Когда она пришла в себя, герцог стоял в напряженной позе, сжав кулаки, и его мужественный профиль четко вырисовывался на фоне окна. Стоило ей пошевелиться, как он резко повернулся, а когда она машинальным жестом поднесла руку к повязке, голубые глаза вспыхнули гневом.
— Никогда еще мне не приходилось иметь дело с такой глупой, ветреной, скудоумной и, черт возьми…
— Должна напомнить, ваша светлость, что меня вам никто не навязывал, — перебила его Софья, возмущенная попыткой выставить ее ответственной за все несчастья последних дней. Пусть не думает, что кроме него о ней больше некому позаботиться. — И что я сделала все, дабы избавить вас от своего присутствия.
Встретив неожиданный отпор, герцог растерянно провел ладонью по растрепанным волосам. Выглядел он не лучшим образом — темные круги под глазами, осунувшийся, небритый — и даже вызывал жалость. К тому же из одежды на нем остались только тонкая рубашка да бриджи, соблазнительно обтягивавшие длинные, крепкой лепки ноги.
Элегантный дворянин исчез, остался лишь мужчина во всей своей примитивной, могучей и притягательной стати.
— Не стоит напоминать, что вы оставили меня в грязном парижском отеле, опоенного и без гроша в кармане, — возразил он, к счастью не догадываясь о проносящихся в ее голове безумных мыслях.
— Вы правы, — бросила она, приподнимаясь и не обращая внимания на жгучую боль. Сэр Чарльз, может быть, и сошел со сцены, но письма матери затерялись, и их еще предстояло вернуть. А для этого нужно было отыскать тот злосчастный постоялый двор, который она покинула в спешке и не по собственной воле. Помочь ей в этом мог только Геррик Герхардт. — У меня нет времени на глупые, бессмысленные препирательства.
Она уже собралась подняться, но не успела даже откинуть одеяло, как герцог оказался у кровати и схватил ее за запястья.
— Попробуете встать, и — клянусь богом — мне придется связать вас.
От одного лишь его прикосновения ее бросило в дрожь.
— Вы здесь не в том положении, чтобы командовать мною.
— Буду командовать. А вы — если у вас в голове еще осталась хоть капля здравого смысла — подчиняться.
— Ваша светлость…
— Вам известно мое имя, — проворчал он, пожирая ее алчными глазами. — Я неделями гонялся за вами, пребывая в постоянном страхе оттого, что вы находитесь в руках врагов, и больше не намерен церемониться. Мне все равно, как вы себя чувствуете, и я в любом случае поступлю по-своему.
Грубоватое признание тронуло нежное сердце, но Софья знала, что не может позволить себе отвлекаться на такие пустяки.
— Если вы так заботитесь о моем благополучии, то почему держите в этом доме, куда в любой момент может вернуться сэр Чарльз со своими людьми?
Хватка ослабла. Теперь его пальцы уже не сжимали ее запястья, а поглаживали их.
— Сейчас перевозить вас нельзя. Уже стемнело, близится ночь. Незамеченным к дому никто не подберется — я выставлю часового.
— Но я не могу здесь остаться.
— Почему?
От этих поглаживаний у нее пересохло во рту.
— Моя мать ужасно переживает. Сэр Чарльз направил ей записку с требованием выкупа.
— Сэр Чарльз? — Он нахмурился, припоминая. — Чарльз Ричардс?
Софья напряглась:
— Мне показалось, что вы незнакомы.
— Мы не встречались, но имя я слышал… — Стефан покачал головой. — Нет, не могу вспомнить. Был какой-то скандал, из-за которого ему пришлось уехать из Англии.
Она поджала губы. Вот, значит, как? Оказывается, теперь англичане выгоняют своих сумасшедших в Россию?
Неудивительно, что Александру Павловичу так не понравилось в этой стране.
— Сэр Чарльз — настоящее чудовище. Его следует бросить в Тауэр… отрубить голову…
Стефан едва заметно усмехнулся:
— Я передам вашу жалобу королю.
Софья высвободила руки — его прикосновения не давали ей сосредоточиться.
— Не вижу ничего смешного. Я должна сообщить матери, что жива и здорова.
Усмешка растаяла. Он положил руки ей на бедра, наклонился и посмотрел в глаза.
— Но вы ведь не здоровы. И пока я не буду уверен, что вы оправились и готовы путешествовать, вам придется остаться здесь. Утром я отправлю вашей матери записку.
