Анастасия Туманова - Огонь любви, огонь разлуки
Послышался негромкий стук в дверь.
– Прошу, – негромко сказала Анна, даже не задумавшись, кто бы это мог быть так поздно и в чужом городе. Дверь открылась, вошел Анциферов в вечернем костюме с белой грудью, заметно уставший и пахнущий вином.
– Черт бы его побрал, Юрку Козинцева, – сообщил он с порога. – Затащил все-таки, подлец, в ресторан, насилу я вырвался там от цыганок. В мои годы такие развлечения опасны для здоровья… Почему вы не спите, Аннет? Я проходил по коридору, случайно увидел у вас свет… Завтра рано вставать!
– Я знаю, Максим Модестович. Не спится, да еще птица эта проклятая… Сделайте милость, присядьте. Заказать в номер вина?
Анциферов покачал головой, подошел к окну, поднял с пола туфлю Анны и запустил ею в заросли платанов. Послышалось возмущенное хлопанье крыльев, и гуканье прекратилось.
– Туфли из магазина Лемма на Кузнецком мосту, – меланхолично сообщила Анна. – Сто пятьдесят рублей. И куда теперь девать вторую?
– Сочту за честь купить вам новые, – заверил Максим Модестович, садясь за стол напротив и внимательно всматриваясь в лицо Анны. – Вы очень бледны, однако… Вам дурно?
– Нет… Просто тяжело. Максим Модестович, я вам очень благодарна за…
– Оставьте, Аннет, право, – поморщился Анциферов. – Будем надеяться, что ваша сестрица скоро придет в себя от любовной горячки и догадается вернуться к вам.
– Этого не будет, – убежденно произнесла Анна. – Я знаю Катю, Максим Модестович, она не вернется. Наверное, и к лучшему. Что я смогу ей предложить, как устроить в жизни? Мы с Соней когда-то надеялись выучить Катю, удачно выдать замуж… Смешно… Но кто бы мог подумать?! В ее шестнадцать лет, и вдруг – такая страсть… Ведь она готова была за этим Валетом следовать в огонь и воду, на каторгу, на эшафот – куда угодно… Если б я, родная сестра, встала на ее пути – она бы убила меня не задумавшись! Как страшно… Никогда не думала, что такое бывает в жизни. Не в романах французских, а на самом деле…
– А вас, Аннет, подобные чувства миновали? – не сводя с нее глаз, поинтересовался Анциферов.
– Представьте, да, – слабо усмехнулась Анна. – Кому, как не вам, знать, при каких обстоятельствах я распрощалась со своим девичеством… Вы ведь были другом моего покойного опекуна?
– Всегда считал это большим свинством с Гришкиной стороны, – встав и отойдя к окну, проговорил Максим Модестович.
– Право?.. Что ж, возможно. Ему было пятьдесят три года… По крайней мере, опытный мужчина. Мне едва исполнилось семнадцать, я только что вышла из Смольного, вся в воздушных мечтах и фантазиях… Ох, вспомнить жутко, каким эфирным созданием я была. Что ж… Денег, к его чести надо сказать, давал, сколько требовалось.
– А как же его сын? – не поворачиваясь от окна, спросил Анциферов. – Ведь с Петром вы прожили более шести лет…
– Да. И каждый день считала деньги и ждала конца. Всю жизнь, представьте, я считаю деньги! За дом, проценты по закладным, за дрова, за вспашку в Грешневке, за керосин, Соне то, Кате другое… Петька обо всем этом, разумеется, не знал и не думал. Он вовсе мало о чем в жизни беспокоился, и… Впрочем, при его деньгах это можно было себе позволить.
– Разве он не любил вас?
– Не знаю… По крайней мере, шесть лет у меня хватало сил на то, чтобы его забавлять. Вы же помните, Максим Модестович, нас с ним вся Москва видела в театрах, ресторанах, кафешантанах… Сижу вот, в перьях страусовых и бриллиантах, с Петькой в «Стрельне», цыгане орут, пляшут, музыка гремит, я улыбаюсь, пью вино… а в голове так и крутится иголкой: «Завтра по закладной выплачивать, даст денег или нет?» До любви ли тут, до страсти, Максим Модестович? Вы ведь всё понимаете…
Анциферов отошел от окна, сел за стол напротив Анны. Подняв голову, она внимательно посмотрела в его темные глаза. Медленно произнесла:
– Когда-нибудь вы объясните мне, Максим Модестович?..
– Извольте, Аннет, но что же? – пожал он плечами.
– Почему вы принимаете во мне такое участие? Почему тогда, весной, когда я кружила по пустому дому и старалась не думать о том, что скоро окажусь на панели, вы пришли ко мне? Почему помогали все это время? А сейчас спасли Катю? Ведь все же не настолько громкое дело кража Петькиных государственных бумаг, чтобы вам пришлось этим заниматься по долгу службы. И Катю, и ее Валета прекрасно поймали без вас и так же без вас отправили бы на каторгу обоих. Значит, вы специально следили за судьбой Катерины, видимо, специально хлопотали о нужных сведениях, и со своим старым однокурсником связались из-за этого, не мог же он вызвать вас для собственной надобности…
– Я всегда знал, что вы умная женщина.
– Я не привыкла к бесплатным пирожным, Максим Модестович, – вздохнув, продолжила Анна. – Если я… Если вы хоть немного симпатизируете мне, то скажите… не мучайте. Весной вы ушли от этого разговора, помните? – но у меня дня не было, чтоб я не подумала, чем мне придется расплачиваться с вами.
– Аннет, вы меня ставите в крайне неловкое положение.
– Полно… Вы же не в салоне княгини Лезвицкой. Со мной можно без церемоний. – Анна встряхнула головой, несколько чудом оставшихся в волосах шпилек вылетели, окончательно освободив прическу, и вьющиеся пряди хлынули через спинку стула к полу. – Назовите вашу цену, Максим Модестович… просто ради моего спокойствия.
– Никакой цены нет, моя девочка. – Анциферов остановился за спинкой ее стула, незаметно прикоснулся к пушистой каштановой волне. – Я люблю вас.
Анна не обернулась, не пошевелилась. Помолчав немного, спокойно спросила:
– Зачем вы шутите так со мной? Это достойно скверных мальчишек из кадетского корпуса.
– Нисколько, Аннет. – Голос Анциферова за ее спиной был таким, как всегда: ровным, низким, чуть хрипловатым. – К моему большому сожалению, это святая истина.
Наступило молчание, теперь уже ничем не прерываемое: на улице все спало. Анциферов, подойдя к открытому окну, стоял, задумчиво постукивая пальцами по влажному от росы подоконнику. И не обернулся, услышав горький смешок Анны:
– Боже мой, только этого мне недоставало… Простите, Максим Модестович. Я вовсе не желала вас обидеть, но…
– Что вы, Аннет… Еще раз повторяю, вас это ни к чему не обязывает. Вы не можете отвечать за пробудившиеся чувства старого осла.
– И… давно это с вами? – еще надеясь свести все в шутку, поинтересовалась Анна.
– Семь лет, – просто ответил Анциферов. – Я впервые увидел вас вместе с Ахичевским, вашим опекуном, как раз после вашего выхода из института. Вы совершенно верно сказали: эфирная зеленоглазая нимфа неземной красоты и с неземной же печалью в глазах. Я еще подумал тогда: какая Гришка сволочь, растлил сущего ребенка… Вы были мне представлены, но, вероятно, не помните об этом…
