Шерри Томас - Восхитительная
Тише, сердце!
– Вы говорите так, словно в нашей ситуации можно отыскать хоть зернышко здравого смысле, – грустно усмехнулся Стюарт.
– Я не утратила способности рассуждать здраво, – ответила Верити. Ложь лишь отчасти. Больше чем наполовину.
– Тогда позвольте положиться на ваш здравый смысл. Свой я оставил в конторе. Или в Фэрли-Парк.
Верити склонила голову. Ванная была тесная, они стояли почти рядом. Свет от свечи показался ей невозможно, неприлично ярким.
– Что ж, мадам, ваша ванна готова, – сказал Стюарт без дальнейших предисловий.
Верити проглотила стоящий в горле ком. С кухни она направилась к себе, обтерлась губкой, а потом приняла решение, которое, несомненно, демонстрировало всю глубину ее морального падения, – накинула халат прямо на голое тело. Теперь ее рука сжимала завязки пояса. Верити окунула в воду палец – вода была горячей, именно такой, как ей нравилось. Вздохнув, распахнула халат и сбросила его на пол.
От его судорожного вздоха заколыхался пар, наполняющий комнату. Верити нагнулась, ухватилась руками за край ванны, подняла ногу и шагнула в воду. Она стояла к Стюарту боком, однако была совершенно уверена, что он все видел – грудь, ягодицы, лобок.
Забравшись в ванну, Верити села, глядя в стену перед собой, не осмеливаясь взглянуть в лицо Стюарту. Он пробормотал:
– Вы меня просто убили.
Слабая улыбка смягчила ее плотно сжатые губы.
– Вы отлично умеете заставить немолодую женщину чувствовать себя привлекательной.
– Немолодую? Сколько же вам лет? – спросил Стюарт после недолгого молчания.
– Тридцать три.
– Не так уж много.
– Не так уж мало.
– У вас прекрасное тело.
Ее сердце так и подскочило. Стараясь не выдать волнения, Верити наконец повернулась к Стюарту:
– Просто вы давно не спали с девятнадцатилетними женщинами.
Сначала он был шокирован ее прямотой, но потом тихо рассмеялся:
– Не то чтобы давно. Кажется, вообще никогда. Потом его взгляд снова посерьезнел.
– Позвольте увидеть ваше лицо.
– Нет. – Верити испуганно поправила маску.
Должно быть, на лице Стюарта отразилась тоска, сжавшая ему сердце. Он быстро отвернулся, но Верити успела заметить разочарование в его глазах.
Она поняла, что мужчина, живший в ее сердце, был не столько Стюартом Сомерсетом, сколько идеалом, который она себе вообразила и лелеяла долгие годы. Настоящий Стюарт Сомерсет оставался для Верити загадкой и не раз разочаровывал ее, потому что ничем не напоминал бесстрашного любовника, которого она никак не могла забыть. Он был человеком, который следовал – рабски следовал – установленным в обществе правилам поведения.
Иногда Верити задавалась вопросом – может быть, ее так тянет к нему, потому что она не в силах принять тот факт, что ее любовь была ошибкой – прекрасной, но тем не менее огромной ошибкой, определившей ее дальнейшую жизнь?
Сейчас, когда она смотрела на Стюарта, с ее сердцем происходило что-то странное. Подскочило, сжалось в комок, замерло, застучало громче обычного. Верити начинала влюбляться в сидящего перед ней мужчину, который никогда не приласкает, не поцелует ее и не женится на ней.
– Не возражаете, если я закурю? – спросил он. Верити покачала головой.
Он встал и прикурил от огарка свечи. Их глаза встретились. Стюарт стоял совсем близко и наверняка мог подробно ее рассмотреть, даром что свет был совсем тусклый, а вода ходила рябью, отражая огонь свечи. Подтянув ноги, Верити обхватила колени руками. Стюарт улыбнулся покорной и понимающей улыбкой.
Он выбил сигарету о чашу подсвечника, используя ее вместо пепельницы.
– Где вы научились так готовить?
– В доме маркиза Лондондерри, – ответила Верити, мгновенно сообразив, что проговорилась.
– Значит, не в Париже? – Он использовал ее промашку. Теперь можно было не врать – дело уже сделано.
– Нет, на кухне у Лондондерри, под руководством великого, но малоизвестного шеф-повара месье Алджернона Давида.
Стюарт кивнул.
– А как вы оказались у Берти?
– Месье Давид работал несколько лет у Берти, пока его не прибрала к рукам маркиза Лондондерри. По крайней мере так говорил Берти. Месье Давид дал мне рекомендацию в Фэрли-Парк.
– Берти взял вас по его рекомендации?
– Нет. Берти был свято убежден, что женщины способны готовить обеды в сельском доме, но служителями в храме кулинарии могут быть исключительно мужчины. В конце концов я купила билет на поезд, явилась в Фэрли-Парк и потребовала, чтобы мне устроили жесточайшее испытание. Я приготовлю обед и, если меня после этого не примут, уеду без разговоров.
Мистер Сомерсет выпустил облако дыма.
– И после этого он не сумел сказать «нет»?
– Подозреваю, он мог бы мне отказать. Берти составил длинный список моих промахов – он отлично разбирался в кулинарных тонкостях. Большинство поваров-французов пропустили бы мимо ушей указания англичанина о том, как следует готовить. Но я проявила смирение и сказала, что очень ценю его замечания.
Стюарт улыбнулся:
– Неужели?
– Нет. Я подумала, что он невыносимый зануда, но мне нужно было получить это место.
– Вас не коробило, что вы так унижаетесь ради того, чтобы получить работу?
Верити усмехнулась. Ардвик остался в далеком прошлом.
– Вы должны понимать, сэр, что быть кухаркой в поместье вроде Фэрли-Парк – это значительный шаг вперед. У меня была бы собственная комната, отличное жалованье и горничные, которые каждое утро приносили мне завтрак. Берти мог бы составить список раза в два длиннее, но я бы только кивала в знак согласия.
– Однако вы пришли в ярость, когда решили, что я оскорбил ваше искусство.
Вот он ее и поймал. Верити оперлась подбородком о колено и взглянула на Стюарта.
– Похоже, сэр, вы обречены будить во мне страсти, что бы ни сделали, – кокетливо сказала она.
Рука, державшая сигарету, сжалась в кулак. Стюарт отвел взгляд, потом снова взглянул на Верити:
– Мадам, я изо всех сил стараюсь удержаться от того, чтобы залезть к вам в ванну. Прошу, не делайте эту борьбу еще ожесточенней.
Верити стало жарко, невыносимо жарко.
– Зачем было заставлять меня предстать перед вами раздетой, точно на витрине, если вы уже решили, что не должны иметь со мной ничего общего?
– Не знаю, – признался Стюарт. – Знал бы, давно положил бы этому конец. Верити опустила глаза.
– Мне уйти?
– Нет!
Он почти кричал, и это испугало обоих. Их взгляды снова встретились. Стюарт невесело рассмеялся:
– Если вы еще не поняли, я люблю себя истязать. Выбросив смятую сигарету, Стюарт шагнул к ванне. Его глаза были черны, как вулканическое стекло.
