История Деборы Самсон - Хармон Эми
Дневник больше не имел значения. Я уйду, и это не изменит ничто из того, о чем я писала. Я оставила записи раскрытыми, чтобы просохли чернила, и внимательно перечитала каждое слово. Всмотрелась в несчастье, которое сама на себя навлекла.
Письма к Элизабет, те, что я ей постоянно писала, представлялись мне совершенно невинными. Если бы кто-то из моих товарищей по казарме их прочитал, я не выдала бы себя ни единым словом.
Но я не приняла в расчет Джона Патерсона.
Следовало сжечь дневник в тот день, когда я перебралась в Красный дом, но я до этого не додумалась. А теперь все пошло прахом.
Глава 19
Изменить или упразднить
Генерал не ночевал у себя. После нашей стычки я услышала, как он вышел из комнаты, но обратно не вернулся. Я достала его набор для бритья и прибрала спальню. Я не знала, успел ли он переодеться, и выложила чистую одежду, а заодно приготовила дрова в камине. Март начался с оттепели и закончился снегопадом, накрывшим землю свежим снегом глубиной в пару футов. Путешествовать будет непросто и неприятно. Особенно в одиночестве.
Быть может, генерал позволит мне остаться, пока я не придумаю, что дальше делать. Я могла написать матери, но знала наверняка, что ей известно о моей попытке вступить в армию. На своем веку она пережила столько унижений, сколько не должно ни одной женщине, и всякий раз страдания причиняли ей близкие люди. Я не могла к ней вернуться. И не собиралась.
В Стотоне у меня жили тетка и дядя. Возможно, они позволят мне поселиться у них. Они владели фермой, а их дети давно выросли.
Я могла вернуться к Томасам, в Мидлборо, явиться к церковным старостам и молить, чтобы они позволили мне остаться. Если я искренне раскаюсь, община, можно надеяться, меня простит.
Я помотала головой, отмахиваясь от мыслей, которые ничем не могли помочь. Генерал примет решение, и я поступлю так, как он прикажет.
Почти целый час после побудки я пряталась у себя в комнатке, но в конце концов собралась с духом и отправилась на кухню, чтобы узнать, поел ли генерал, или мне следует отнести ему поднос с едой.
Агриппа в одиночестве сидел за кухонным столом и с явным наслаждением поглощал завтрак. Он взглянул на меня, когда я вошла, и ответил на мой вопрос, где искать генерала, так, словно все было в полном порядке:
– Он велел нам дать тебе отдых. Сам он уехал с полковником Джексоном. Сказал, что встретится в Пикскилле с полковником Спроутом.
– Зачем?
– Ван Тассел, лоялист, который пустил вас к себе в амбар, внезапно умер. Генерал об этом узнал и уехал в течение часа. Я бы тоже отправился, но Костюшко решил, что я нужен здесь.
Он продолжал есть, ничуть не удивленный, что Патерсон неожиданно уехал, не взяв меня с собой.
Я рухнула на стул, собрав все силы, чтобы не разрыдаться. Ван Тасселу я не сочувствовала – туда ему и дорога, – но я должна была поехать.
– Генерал Патерсон не говорил… о моей… должности?
Сердце колотилось как сумасшедшее. Я прижала руки к груди, пытаясь успокоиться.
– Чего, например?
– Нога у меня никак не заживет. Боюсь, генералу нужен новый адъютант.
– Это он сам решит.
– Когда его ждут обратно?
Агриппа пожал плечами:
– Он беспокоился из-за раба по имени Моррис. Вернется, когда сумеет его устроить. Думаю, его не будет несколько дней, не дольше.
– Моррис, – выдохнула я, стыдясь себя. Что станет с Моррисом, его сыном и женщиной Мэгги? Я сомневалась, что когда-нибудь узнаю об их судьбе.
– Я не могу просто сидеть тут. Я с ума сойду, – прошептала я.
Так оно и было. Лучше сразу узнать, что готовит мне будущее, чем ждать, пока генерал вернется. Может, он надеялся, что я незаметно исчезну в его отсутствие. От этой мысли на меня снова накатила тревога, и я уронила голову на руки, оттолкнув тарелку с завтраком, которую поставила передо мной миссис Аллен.
– Милашка, тебе нехорошо? – спросила она и прижала ладонь к моему лбу. Прозвище, которым называл меня Гриппи, подхватили все в доме.
– Нет, мэм, – пробормотала я.
Она цокнула языком и, пожав плечами, проговорила:
– Генерал предупредил, что ты нынче не в форме и мне не следует тебя перегружать, пока он в отъезде. Но если ты чувствуешь себя лучше, я тебя займу.
Гриппи продолжал закидывать в рот завтрак, не поднимая головы от тарелки. В отличие от меня, выглядел он так, словно прекрасно выспался: одежда на нем сидела безупречно, коротко остриженные волосы подчеркивали красивую форму головы.
– Мы нашли твою лошадь. Генерал вернул тебе блокнот? – вдруг спросил Гриппи, вспомнив о поездке, предпринятой накануне.
Я придвинула тарелку, но есть не стала. Мне не хотелось врать, но и признаться во всем я не могла, так что просто сидела, глядя на щедрую порцию картофеля и колбасы, напоминавшую об удачном налете на склад с провизией.
– И кто такая Элизабет? Ты же говорил, у тебя нет девчонки. А в блокноте сплошные письма к какой-то Элизабет, – сказал Гриппи. – Кажется, Патерсон огорчился, когда прочел это имя… Может, вспомнил о жене. Что это за история?
– Моя Элизабет – это его Элизабет, – тихо сказала я, раскрывая Агриппе Халлу часть правды. Пожалуй, это уже неважно. Скоро меня здесь не будет.
Гриппи прекратил набивать рот едой и медленно поднял на меня глаза.
– Дядя Элизабет был проповедником в городке, где я вырос. Он за мной приглядывал, – пояснила я. – И Элизабет тоже по-своему приглядывала за мной.
– Так ты знал генерала Патерсона… еще до войны?
– Да. Я знал о нем.
– А он о тебе?
– Я с ним никогда не встречался. – Я не ответила прямо на вопрос Гриппи, и он заметил это.
– Генерал не терпит секретов, Милашка.
Я кивнула.
– Ты что же, парень, хранил секреты от него?
– Нет. Нет, сэр. – Больше нет. Теперь генерал все знал.
– Бенедикт Арнольд был ему другом. Я предупреждал, что это дурной человек. Слишком разряженный. Слишком озабоченный своей внешностью. Он швырял деньгами и жил как король, хотя ни у кого не было и пенни. Генерал сказал, что тот не всегда был таким. Он его выгораживал… а Арнольд потом продал с потрохами и его, и остальных. Патерсон уехал домой хоронить жену, а тот решил в его отсутствие сдать Уэст-Пойнт британцам. Остальное ты и сам знаешь.
Я кивнула:
– Негодяй выпутался, но его план раскрыли.
– И генерал Патерсон, вернувшись назад, принялся все исправлять, хотя сам ни в чем не провинился. Он винит себя в том, что не разгадал Арнольда. Его никто из нас не разгадал, но Патерсон считает, что это он всех подвел.
Господи, я начинаю думать, что совершенно не разбираюсь в людях.
Слова, которые генерал произнес вечером, приобрели для меня иное значение, и дыра у меня в груди расширилась.
– Джон Патерсон вечно исправляет чужие ошибки, – вздохнул Агриппа. – И никогда, никогда не требует ничего взамен.
Генерал не вернулся в Уэст-Пойнт ни назавтра, ни на следующий день, и я не ушла. Я не могла. У меня не было ни бумаги об официальной отставке, ни прибежища. Но кроме того, я не могла смириться, что придется отступить, отказаться от того, чего сумела добиться, хотя и предполагала, что этого и ждет генерал.
Я каждый день работала до изнеможения, вечером падала на постель без сил, а наутро поднималась и вновь бралась за дела, к вящему удовлетворению миссис Аллен и других обитателей Красного дома. Я старалась продумать план, но не могла свыкнуться с мыслью, что мне придется уйти, и решила отложить все решения и размышления до момента, когда вернется генерал Патерсон.
Шестые сутки его отсутствия я целый день провела на складе, а вернувшись, обнаружила, что Джо вычищает Ленокса у конюшни, а миссис Аллен собирает ужин для генерала.
– Он спрашивал о тебе, но бедняжка, должно быть, умирает с голоду, – сказала она.
Красота и обаяние Джона Патерсона оказали свое действие и на миссис Аллен. Она опекала его так же, как я. Она водрузила на тарелку гору картофеля и ветчины и понесла ее в комнаты генерала, желая лично подать ему ужин. Я шла за ней с подносом, на котором стояли кофе и чай, немея от мрачных предчувствий.