Дженнифер Маккуистон - Приключения новобрачных
Джеймс услышал, как Джорджетт тихо застонала. И она сразу же убрала руку с его руки. «Ну вот, началось…» – подумал Джеймс.
– Так мы… мы действительно поженились? – заикаясь, спросила Джорджетт.
Конечно, Джеймс прекрасно ее понимал. В этом щекотливом вопросе ни у него, ни у нее не было ясности. Она и сейчас ничего не помнила, зато он-то теперь кое-что вспомнил… Дверь в кузницу была заперта, и они принялись колотить в нее. Спавший в комнатах на втором этаже кузнец проснулся и вышел к ним сонный, в ночной рубашке. Надо думать, он принял их за влюбленных, которым приспичило сочетаться браком среди ночи. Пойдя им навстречу, кузнец сделал то, о чем они просили. То есть попросила Джорджетт – Джеймс лишь хотел подковать коня, и все. Да-да, решение принимала она, а не он. Но он бы покривил душой, если бы сказал, что не был с ней солидарен.
Джорджетт была в ужасе, и ее реакция озадачила кузнеца. Он подошел к полке, на которой лежали в стопке мятые листы бумаги, и, полистав их, выбрал нужные, после чего протянул документы новобрачным.
– Вот смотрите… жених дал вам кольцо, подписал документ о регистрации, и все такое…
Джеймс взял документы и быстро пробежал глазами. Да, все было как полагается. Вот их имена – его имя, написанное почти неразборчивыми каракулями, и ее имя, выведенное аккуратным женским почерком. И дата была верная.
– Конечно, по законам Шотландии подпись в свидетельстве о регистрации не так уж необходима для признания брака законным, – пробубнил себе под нос Джеймс, в котором заговорил солиситор, ищущий лазейки в законе, – но подписи действительно служат подтверждением законности брака. К несчастью…
Джорджетт стремительно обернулась к нему.
– Вы ведь утверждали, что мы не женаты! – воскликнула она и ткнула его пальцем в грудь. – Я отказываюсь верить, что этот фарс имеет больше законной силы, чем тот спектакль, что вы устроили на столе в трактире на потеху публике! К тому же этот человек не имеет полномочий регистрировать браки!
Маккензи видел, как округлились глаза кузнеца. Надо думать, он не ожидал такой отповеди от «счастливой» новобрачной. Джеймс накрыл упершийся ему в грудь палец ладонью и мягко, но настойчиво опустил руку Джорджетт.
– В Шотландии браки не обязательно регистрирует священник или должностное лицо. Для признания брака законным достаточно свидетельства уважаемого человека о том, что брак совершается по обоюдному согласию. И кузнец именно таким человеком и является. Половина браков в Мореге заключается здесь, в этой кузнице. – Джеймс знал, о чем говорил. Будучи городским солиситором, он с завидной регулярностью принимал отчаянные прошения о расторжении брака, заключенного без соблюдения формальностей, являвшихся обязательными в соседней стране. В Англии же, благодаря принятию закона лорда Хардуика, с подобной практикой заключения браков было покончено[1], – но ведь они с Джорджетт находились не в Англии, а в Шотландии.
И Джеймс не был так уж убежден в том, что этот брак является ошибкой.
– Получается, мы женаты? – упавшим голосом пробормотала Джорджетт.
Тут кузнец, решив вмешаться, заявил:
– Скажем так: вы начали процесс. – Он замялся, и это было странное зрелище при его внушительных габаритах. – То есть я хочу сказать… вы его завершили?
– Я не вполне понимаю, о чем вы… – пролепетала Джорджетт.
– Он имеет в виду консуммацию, – пояснил Джеймс.
– Но это не его дело! – воскликнула она.
Но в том-то и дело, что кузнец задал вопрос, на который обязан был получить ответ. Речь шла о легитимности брака. И до того как ответ будет получен, он не мог однозначно заявить, что они женаты. Выходит, лазейка все же имелась…
– Спасибо, – сказал Джеймс, обращаясь к изумленному кузнецу, ставя на этом точку и избавляя всех троих от неловкости. Им предстояло еще кое-что обсудить с Джорджетт, но – без посторонних.
Джеймс взглянул на женщину, стоявшую с ним рядом. От бледности ее не осталось и следа – щеки разрумянились, а губы алели. Она была невыразимо прекрасна в гневе. И если бы они вступили в брак как положено, с оглашением и венчанием, то вопрос о консуммации даже не возник бы. Но их брак не был обычным. Он был тайным. И это, с одной стороны, затрудняло их положение, а с другой – предоставляло кое-какие возможности для выхода из затруднительной ситуации.
Джорджетт вроде бы ясно дала ему понять, что не желает вступать с ним в брак, и при этом всего полчаса назад была на волоске от того, что можно было бы назвать консуммацией. Но едва ли она захочет обсуждать с ним перспективы дальнейшего развития их отношений в рамках уже заключенного брака, если судить по ее реакции на поздравления кузнеца. А жаль!..
Но если уж она настаивает на том, чтобы их брак был расторгнут… Что ж, он сделает все возможное, чтобы она получила желаемое, а что будет с его гордостью и его чувствами, уже не важно.
Джорджетт по просьбе Джеймса осталась поджидать его у входа в кузницу, пока он сходит на задний двор за своим конем. Увидев гнедого красавца, которого Джеймс вел под уздцы, Джорджетт сразу поняла, отчего он так переживал и почему злился, считая ее повинной в исчезновении жеребца.
К счастью, конь нашелся, живой и здоровый, но его хозяин, казалось, был совсем не рад. В уголках его губ – там, откуда начинала расти эта нелепая борода, – пролегли скорбные складки, и Джорджетт вдруг поймала себя на том, что ей ужасно хотелось прикоснуться к этим складкам, разгладить их, прогнать скорбь, но вместо этого она прикоснулась к бархатистому носу коня. Жеребец тут же ткнулся мордой в ее ладонь, требуя еще ласки.
Маккензи, в отличие от своего коня, безучастно стоял рядом.
Джорджетт опустила руку и перевела взгляд с коня на хозяина. Следовало отдать ему должное – он вел себя как порядочный человек. И если это она вынудила его вступить в брак, к которому он совсем не стремился, то ей никогда не замолить этот грех.
– Так мы женаты или нет? – спросила она тихо, чтобы кузнец не услышал. Голова у нее шла кругом. Впервые в жизни она подумала, что не отказалась бы от бокала бренди.
Джеймс взял ее за руку. Джорджетт заметила, что это вошло у него в привычку: он часто прикасался к ней, даже когда в том не было никакой необходимости, – и она не знала, как к этому относиться. В Лондоне такая фамильярность считалась вульгарной, особенно если учесть, что они оба были без перчаток. Когда их руки соприкасались, у нее возникало ощущение, что они занимаются… чем-то шокирующе неприличным. Но, с другой стороны, та непринужденность, с которой Маккензи ее касался, свидетельствовала в пользу того, что он вовсе не собирался ее соблазнить, а делал это просто так, по-дружески.
