Кэти Максвелл - Искушение леди
– Я понимаю, Деб, – печально прошептал Тони, словно прочитав ее мысли. Он поцеловал ее, крепко и благодарно, а потом принялся развязывать шнуровку ее платья. Он вынул шпильки из ее влажных волос и расчесывал их пальцами, пока они сверкающим водопадом не закрыли ее грудь.
Тони раздевал Дебору не спеша, с наслаждением, так что, в конце концов, на ней остался лишь рубиновый кулон на золотой цепочке. Затем он медленно повел ее к кровати. Она легла на бархатное покрывало и смотрела, как он раздевается. Тони снова готов был заниматься любовью.
Он осторожно лег сверху, нежно вошел в нее и с уверенностью заявил:
– Я знаю, что ты меня любишь.
Грешная женщина, она ничего не могла с собой поделать и раскрыла ему объятия… но тех слов, которые он так хотел услышать и которые так и просились у нее с языка, она все-таки не произнесла.
Тони снова и снова занимался с ней любовью, пока они, обессилев, уже не могли пошевелиться и наконец заснули в объятиях друг друга.
Спустя несколько часов Дебора проснулась. Рядом беспокойно ворочался и что-то невнятно бормотал Тони. Ему снова снились кошмары.
Она обняла его.
– Тони, это всего лишь сон. Я здесь, Тони. Все в порядке.
Он вздрогнул.
– Дебора? – Потом сонно потерся щекой о ее плечо, не открывая глаз. – Моя Деб. – Положив голову ей на грудь, он прошептал: – Я люблю тебя! – И снова заснул, на этот раз легко и спокойно.
Интересно, чем готова пожертвовать женщина ради любви?
Дебора бережно гладила Тони по голове, ощущая приятную тяжесть его тела, и вдруг поймала себя на мысли, что думает о приемной матери – женщине, которая стала второй в жизни ее отца. И впервые она задумалась над тем, а была ли Памела счастлива по-настоящему. Теперь, с высоты своего жизненного опыта, Дебора поняла, что в Памеле всегда присутствовала какая-то скрытая, тайная печаль и чувство разочарования.
Дебора только теперь осознала, каково пришлось ее приемной матери. Она не могла не посочувствовать ей, ведь и сама не соглашалась делить Тони с другой женщиной. Она хотела безраздельно владеть его сердцем, ежесекундно ощущать его присутствие рядом с собой, носить его фамилию и дарить ему детей. И на меньшее она не согласна.
О боже, как же нелегко будет покинуть его!
Она легонько поцеловала его в лоб, чтобы не разбудить. Во сне он выглядел спокойнее, моложе и беззащитнее.
Дебора осторожно соскользнула с кровати. Тони продолжал мирно спать, дыхание его оставалось ровным и глубоким. Стараясь не шуметь, она натянула мокрое платье. Расстегнув цепочку, положила кулон на комод, потом накинула на голову и плечи влажную шаль.
Дебора на цыпочках подошла к двери… и остановилась. Бросив последний взгляд на безмятежно спящего мужчину, она прошептала:
– Я тоже люблю тебя.
Ей почудилось, что он улыбнулся во сне, словно услышав эти слова.
Дебора выскользнула за дверь.
Внизу царил полумрак. В канделябре были погашены свечи, лишь одна горела на столике у двери. На стуле, уронив на грудь голову в накрахмаленном парике, спал ливрейный лакей. Время приближалось к трем часам пополуночи.
Дебора надеялась проскользнуть незамеченной, но ей не повезло. Слуга всхрапнул и очнулся, явно смущенный тем, что его застали спящим на посту.
– Прошу прощения, мисс. Желаете, чтобы я отвез вас домой?
Его предложение несказанно удивило ее.
– Вы действительно можете это сделать?
– Разумеется, я все устрою, если его светлость не возражает. В мои обязанности входит приглядывать за дверями и следить, чтобы гости его светлости ни в чем не нуждались.
Лакей оставил свой пост, чтобы разбудить кучера и велеть подавать экипаж к крыльцу. Боясь, что Тони может проснуться и обнаружить, что она сбежала, Дебора не хотела задерживаться здесь ни одной лишней минуты. С большим облегчением она восприняла известие о том, что, поскольку ее прибытие было неожиданным, дворецкий распорядился держать карету наготове – на случай, если ей понадобится уехать.
Уже через десять минут Дебора ехала к Лизбет. В доме сестры было темно и тихо. Дебора какое-то время сидела в карете, обдумывая свое положение. Оставаться здесь она больше не могла. И Эдмонд, и Лизбет не поймут, почему она отказалась принять предложение Тони, а она не сумеет объяснить им причины своего поступка. Жизнь ее чрезвычайно осложнится. Очевидно, пришло время уезжать, Дебора обернулась к кучеру:
– Могу ли я попросить вас кое о чем?
– Да, мисс.
Кучер был тот же, что возил их в сады Воксхолла.
– Нужно, чтобы вы отвезли меня в ближайшую гостиницу. Вы выполните мою просьбу? Боюсь, в противном случае мне придется идти пешком – в такой ранний час я не смогу нанять извозчика.
Кучер погрузился в раздумья, его явно мучили сомнения.
– Я полагаю, лорд Бернелл будет недоволен, узнав, что вы ходите по улицам в одиночку.
– У меня нет выбора.
– Вы действительно хотите уехать?
– При первых проблесках рассвета.
Кучер согласился с тяжелым вздохом:
– На обратном пути мне все равно придется проезжать мимо постоялого двора.
Дебора готова была расцеловать его. Она поспешно вбежала в дом и принялась собирать вещи. Она подумала было оставить записку, но потом решила не терять времени. Она напишет Лизбет из Айлэма.
Дебора выскочила из дома, даже не оглянувшись. У нее оставалось всего два фунта, и против нее был целый мир.
Тони проснулся намного позже обычного. На душе у него было легко и покойно. Он перекатился на другой край кровати, к Деб… и с тревогой обнаружил, что ее нет.
Он сел на постели и обвел комнату взглядом. Одежда Деборы тоже исчезла. Подаренный им кулон одиноко лежал на комоде.
Тони вызвал камердинера, и уже через несколько минут узнал, что кучер отвез Дебору обратно к сестре примерно около половины четвертого утра. Тони был раздосадован.
Что на нее нашло? Почему она сбежала? Он привез ее в свой дом, потому что хотел, чтобы она осталась здесь, с ним.
Сгорая от нетерпения, Тони прогнал бестолково суетившегося камердинера и быстро оделся в костюм для верховой езды. Он немедленно отправится к ней с визитом. Молодой граф не был дураком, и этот внезапный отъезд не на шутку его обеспокоил.
Но он отнюдь не собирался сдаваться. Тони намеревался продолжать осаду по всем правилам – до тех пор, пока Дебора не сдастся и не покорится его воле.
Он бегом спустился по ступенькам, на ходу крича Чарльзу, своему дворецкому, чтобы тот приказал оседлать его любимого жеребца. Полчаса, которые потребовались на то, чтобы подготовить коня и подвести к крыльцу, показались Тони вечностью. Он метался по дому, как лев в клетке, и дворецкий, видя душевные терзания своего хозяина, предложил ему перекусить.
