Розмари Роджерс - Связанные любовью
Сэр Чарльз Ричардс.
Англичанин аккуратно закрыл дверь, бросил на лавку шляпу и перчатки, поправил выбившиеся из-под рукава кружевные манжеты и, пройдя небрежной походкой через комнату, остановился перед Софьей.
— Вам нет нужды прятать свое премиленькое личико, госпожа Софья. — Омерзительно усмехаясь, он протянул руку, сорвал с ее головы шляпку и швырнул на пол. — Между друзьями секретов быть не должно.
В груди похолодело. Страх вязал узлы в животе. Софья еще раньше подозревала, что этот человек как-то связан с ее врагами. Теперь она уже не сомневалась в этом.
Только бы не упасть в обморок.
Софья попыталась придать лицу строгое выражение.
— Что вы делаете здесь, сэр Чарльз?
— Преследую вас, разумеется, — ответил он, глядя ей в глаза. — Вы изрядно поводили меня за нос, но теперь нашей игре наступил конец.
— И почему же вы преследуете меня?
— Почему? — Англичанин опустил руку в карман и, достав кинжал, повертел его так, чтобы отсвет пламени запрыгал по длинному, тонкому лезвию. — Потому что у вас есть кое-что, принадлежащее мне.
Игра и впрямь закончилась. Маски были сброшены, и Софья торопливо отступила к двери.
— Держитесь подальше от меня, — предупредила она, — или я закричу.
— И поступите очень неблагоразумно. — Он провел пальцем по острию клинка до изящной серебряной рукоятки. — Вся прислуга этого захудалого заведения собрана в кухне, и я приказал своим людям стрелять без предупреждения, если кто-то попробует выкинуть какую-нибудь глупость и помешать нашей милой беседе.
Во рту пересохло, крик замер на губах. Могла ли она рисковать жизнью этих ни в чем не повинных людей? Нет. Пожалуйста, Господи, не дай их в обиду!
— Не нахожу в нашей беседе ничего милого. И моя семья тоже ничего не найдет, когда узнает, что мне угрожали.
Предупреждение не подействовало — сэр Чарльз только ухмыльнулся.
— Думаете, я боюсь Александра Павловича?
— Я думаю, что вы сумасшедший.
Лицо его напряглось, черты заострились — обвинение попало в цель. И все же ему удалось взять себя в руки.
— Вы правы. Я — безумец. И мое безумие, как оказалось, слишком дорогое удовольствие. К счастью, благодаря вам у меня появятся средства, чтобы выпутаться из неприятного положения.
Софья облизнула губы.
— У меня с собой только несколько рублей и…
Она не договорила и лишь вскрикнула сдавленно, когда он схватил ее за руку и приставил к горлу острие кинжала.
— Письма! Отдайте мне письма. Немедленно.
Сердце стучало так, что она почти ничего не слышала.
Мысли разбегались. Софья всегда считала себя храброй женщиной. Настоящей Романовой. И вот теперь она отчаянно хотела отдать письма этому омерзительному негодяю. Отдать только для того, чтобы избавиться от него. Как унизительно…
Но что делать, если он пугал ее до смерти?
В его застывших черных глазах было что-то порочное, что-то зловещее. Как будто у него украли душу и вместо нее осталась только холодная, расчетливая ненависть.
И все же страх не лишил ее способности к здравому рассуждению.
Отдав письма, она ничего не выиграет. Спасти от самого худшего поможет лишь хитрость и… удача.
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— В другой раз, моя дорогая, я бы с удовольствием заставил вас сказать правду. — Сэр Чарльз поднял руку, погладил ее по щеке. — Какая прекрасная, воистину алебастровая кожа. Такая восхитительно чистая. Вы могли бы соблазнить меня. — Он криво усмехнулся, и Софью передернуло от отвращения. — Но… нет. Сегодня я спешу, а спешка требует другой тактики. Более жестокой. — Острие лезвия прорезало кожу. — Письма.
— У меня их нет, — выдавила она.
— За кого вы меня принимаете? Я же не настолько глуп. Мне известно, что вы побывали в Мидоуленде.
— Моя мать и герцогиня Хантли были подругами. Она посылала меня туда, чтобы познакомиться с семьей.
— Она посылала вас за письмами. — Черные глаза сузились, превратившись в тонкие щелки. — Ложь не поможет.
Софья замерла. Постоялый двор погрузился в странную, неестественную тишину. Из пивной не доносилось ни звука. Она поняла, что осталась одна и рассчитывать не на кого.
— Хорошо, — выдохнула Софья. — Да, мать действительно посылала меня за письмами. Но их там не оказалось. Я ничего не нашла.
— Ваше утверждение прозвучало бы убедительнее, если бы вы не сбежали из поместья тайком, посреди ночи. И если бы герцог Хантли не бросился в погоню.
— Мне пришлось уехать. В поместье, в саду, ко мне подошел какой-то странный человек, который угрожал убить меня. Конечно, я испугалась и поспешила уехать.
Черные глаза в узких щелках вспыхнули.
— Ах да, Юрий. Какое разочарование. Могу вас порадовать, он уже никогда не станет угрожать красивым молодым женщинам.
У нее перехватило дыхание.
— Этот человек… он…
— Вы правильно подумали, моя дорогая. Он мертв. — Софья не услышала в его голосе ни намека на сожаление — только мрачное удовлетворение. — Полагаю, рано или поздно его тело отыщут где-нибудь на берегу Сены. Так что вам не нужно больше его бояться.
— Мне было бы легче разговаривать с вами, если бы вы убрали нож от моего горла.
— Нож, моя дорогая, всего лишь вынужденная необходимость. Наша встреча проходила бы в совсем другой обстановке, если бы вы проявили большую готовность к сотрудничеству.
— Я уже сказала, что не нашла писем. Что еще вам от меня нужно?
Его взгляд обжег ее вспышкой холодной ярости.
— Вы действительно считаете, что я не смогу перерезать вам горло?
Скрывать страх было уже невозможно.
— Я не только думаю, что вы способны на это, но даже уверена, что вы так и сделаете независимо от того, есть у меня письма или нет.
— Какая сообразительная кошечка, — усмехнулся сэр Чарльз. — Но пусть смерть и неизбежна, вы можете выбрать либо быструю и почти безболезненную, либо медленную и, боюсь, мучительную. Решать вам, но я настоятельно рекомендую отдать мне письма.
Она встретила его жестокий, ледяной взгляд достойно — не дрогнула, не отвела глаз, — и это стоило ей напряжения всех оставшихся сил.
— Я не могу дать вам то, чего у меня нет.
— Это мы скоро узнаем.
Пальцы, сжимавшие серебряную рукоятку, напряглись, и Софья поняла — сейчас случится что-то ужасное. И тут, словно небеса услышали ее призыв, в дверь постучали. Она застыла — враг мог просто завершить начатое, не обращая внимания на стук. В чертах его лица и взгляде проступило что-то поднявшееся из черной бездны болезни, противоестественного изъяна природы, какой-то плотоядный голод, необоримая жажда крови. Он хотел убить ее, хотел насладиться вкусом смерти, как другие наслаждаются вкусом редкого, изысканного блюда.
