Мишель Моран - Нефертари. Царица египетская
— Зодчий моего отца Пенра нашел решение.
Уосерит нахмурилась:
— За один день? Земледельцы мучаются уже столько лет…
— А вот в Ассирии и Вавилоне не мучаются. И в Амарне не мучились.
На этот раз Уосерит сама настороженно оглянулась на стражников.
— Почему же в Амарне они не мучились?
Амарну построили царица Нефертити и ее супруг. После ее смерти город пришел в запустение, а когда Хоремхеб сделался фараоном, он разрушал здания в Амарне и камни оттуда шли для строительства в Фивах. Поговаривали, что от построек Эхнатона и Нефертити ничего не осталось.
Рамсес понизил голос.
— Наверняка кто-то в Амарне знал, как поднимать воду из Нила, даже если нет разлива. Вы подумайте, ведь Еретик принимал в Амарне людей из всех стран. Может, хетты и принесли чуму, зато ассирийцы принесли знания. Пасер просмотрел старые летописи: при Еретике самое великое празднество состоялось в год засухи. На следующий год, когда правила Нефертити, хранилища Мерира, верховного жреца, ломились от зерна. Наверное, ассирийцы увидели высохшие поля и смогли чем-то помочь.
— Даже если они помогли, — рассудительно заметила Уосерит, — от Амарны ничего не осталось. Город почти весь занесен песками, а что осталось — разрушено и разграблено.
— Кроме гробниц. — Рамсес широко улыбнулся. — В детстве Пенра помогал отцу возводить гробницу Мерира в горах к северу от Амарны. И он отлично помнит, как его отец изобразил привязанную к шесту корзину — приспособление, с помощью которого поднимали воду из Нила. Пенра никогда раньше такого не видел, а отец объяснил ему, что благодаря этому изобретению Мерира стал самым богатым жрецом в Египте.
— Рамсес, — произнесла Уосерит тем же тоном, каким говорила со мной моя няня, — до посева осталось лишь два месяца. Возлагать все надежды на неведомый рисунок, который помнит зодчий, если он правильно помнит…
— Разумеется, мы продолжим искать решение! Но все же это лучше, чем ничего!
— А что он намерен делать? — спросила я. — Отправиться в гробницу Мерира в Амарне?
— Да, — ответил Рамсес. — Я дал ему дозволение.
Я удивленно прикрыла рот рукой, а Уосерит даже отступила.
— Да ведь гробницу не достроили! — воскликнул Рамсес. — Мы не нарушим покой Мерира, не оскорбим его акху. Когда Нефертити вернулась в Фивы, гробницу просто забросили. Если Пенра найдет рисунок…
— Если… — шепотом повторила Уосерит, и Рамсес поднял ладони.
— Ты права, уверенности у нас нет, однако попытаться следует. Амарна ближе, чем Ассирия.
— А купцы? Или посланники?
— И когда они прибудут в Фивы? Через два месяца? Или три? Мы не можем столько ждать. — Рамсес повернулся ко мне: — Никто, кроме нас, знать ничего не должен. Если Пенра найдет рисунок, мы скажем, что он сам это изобрел. Незачем говорить, что рисунок — из Амарны.
Тяжелые двойные двери Большого зала распахнулись, и появилась Хенуттауи.
— Пенра нельзя ехать одному, — быстро сказала я. — В горах всякое может случиться. Нужно послать с ним надежного человека.
Рамсес кивнул.
— Ты права. С ним поедет Аша.
Ночь за ночью, независимо от того, чья была очередь — моя или Исет, Рамсес приходил в мои покои. Теперь он не просил меня читать письма на чужих языках, а усаживался у огня и разглядывал непонятные рисунки на листах папируса. Рамсес хотел быть со мной, даже когда ему не требовалась моя помощь, и от этого сердце мое переполнялось такой любовью, что чуть не разрывалось. «Исет ошибается, — ликовала я. — Рамсес медлит не потому, что ждет, пока она родит ему сына. Он ждет, пока меня признает простой народ, и тогда фараон объявит меня главной супругой».
Несмотря на свое счастье, я тревожилась — тревожилась за его здоровье. Среди ночи Рамсес разбирал рисунки, принесенные зодчими, в надежде найти что-нибудь подходящее. Он сидел у огня, пока не поднималось солнце, и глаза у него делались красные, как у Рахотепа. Так прошел месяц с отъезда Пенра. Однажды, обняв Рамсеса, я сказала:
— Дай себе передохнуть. Ведь ты совсем не спишь, разве можешь ты ясно мыслить?
— Остался только месяц. Почему ни мой отец, ни дед ничего не придумали? Или фараон Хоремхеб?
Я ласково погладила его по волосам.
— Вода в Ниле никогда не стояла так низко.
— Но ведь мой отец знал, что так бывает!
— Не мог же он предвидеть, что разливов не будет целых четыре года! И потом, он вел войну в Нубии и Кадеше.
Рамсес досадливо покачал головой.
— Будь у нас побольше времени, мы послали бы людей в Ассирию. Они бы узнали, как…
Я взяла его за руку.
— Иди спать. Хватит на сегодня.
Рамсес дал себя уложить, но я знала, что он не спит. Он метался в постели, а я закрывала глаза и желала ему уснуть. Потом в дверь тихонько постучали три раза. Рамсес посмотрел на меня, и я увидела, как расширились его глаза. Он бросился к двери; за ней с папирусами в руках стоял зодчий Пенра, который вернулся из Амарны. Рядом был Аша в дорожной накидке, с аккуратно заплетенными волосами. Я вскочила и быстро накинула что-то поверх прозрачной ночной туники.
— Аша! Пенра! — вскричал Рамсес.
Аша шагнул в комнату, и они с Рамсесом обнялись, словно братья. Пенра низко поклонился. Я взяла Ашу за руку и подвела к огню.
— Как хорошо, что вы вернулись, — искренне сказала я. — Рамсес не спит уже несколько недель.
Аша рассмеялся.
— Мы тоже! — Под глазами у него темнели круги. — Государь, наш корабль сегодня приплыл из Гебта, и мы поспешили сюда на колеснице, потому что дело не терпит отлагательств.
— Все! Все рассказывайте! — потребовал фараон.
Без немеса его волосы блестели на плечах, словно листы красной меди. Он усадил гостей в резные деревянные кресла и подался вперед, внимательно слушая зодчего.
— Все оказалось так, как я запомнил, — сообщил Пенра. — До мельчайших подробностей.
Рамсес взглянул на Ашу.
— С ним был только ты?
— Конечно. Больше никто не знает.
Глядя в суровые серые глаза Пенра, я поняла, что ему, как и Аше, можно доверять. Удастся ли его затея или нет, никто не узнает, что это устройство пришло из города Еретика и некогда его применял верховный жрец Атона. Я задумалась о столице моей тетки. Хотя ее имя стерли со стен Амарны, когда Хоремхеб стал фараоном, быть может, где-то под землей остались ее изображения.
— Гробница находится в горах к северу от города, — рассказывал Пенра. — Мы воскуряли благовония у входа, потом внутри… а вот что мы нашли.
Зодчий развернул папирус с рисунком. Изображение напоминало детские качели — столб, а с двух концов сиденья. Только вместо сидений на одном конце была глиняная черпалка, а на другом — тяжелый камень.
