Елена Арсеньева - Зима в раю
– Не ткну, успокойтесь, – пробормотал Дмитрий, уже стыдясь, что так вспылил. Не следует ссориться с Шадьковичем: они сейчас и впрямь – спина к спине у мачты… Эмигрантские круги настолько потрясены и озлоблены предательством Скоблина и Плевицкой (особенно Надежды Васильевны, бывшей некогда любимицей государя!), что на всякого, кто не поливает советизанов грязью, смотрят косо и готовы немедля обвинить в красном шпионаже. Пока он еще не в России (окажется ли там – неизвестно, и вообще, произойдет это не скоро), так что стать парией среди своих было бы неосторожно, глупо и даже преступно по отношению к семье.
А кстати, насчет семьи… Сергей назначил встречу через неделю, а именно в следующий четверг на «Ciné-France» съемки большой массовки. Целый съемочный день! Дмитрий будет занят с утра до глубокой ночи, зато потом получит возможность неделю не мотаться в поисках работы, а гонорар позволит вовремя заплатить за Ритину школу и, может быть, дать какие-то деньги Тане, чтобы потратила только на себя. Наверное, ей тяжело работать в модном магазине и не быть в состоянии купить себе ничего модного.
– Шадькович, я не смогу прийти сюда в четверг, – сказал Дмитрий торопливо. – Придете один и объясните Сергею, что у меня неотложные дела.
– Вернитесь сейчас же и объясните все ему сами, – предложил Шадькович. – Может, на другой день вам встречу назначит. Идите, идите! Если хотите, я вас тут подожду.
– Да нет, ступайте домой, чего меня ждать, не дитя, не заблужусь, – отмахнулся Дмитрий, начиная подниматься по лестнице.
На повороте оглянулся. Шадькович так и стоял у двери, глядя вслед со странным выражением. Что это он?
– Вернулись? – удивился Сергей, увидев Дмитрия. – Как говорится, пути не будет. Надо бы в зеркало посмотреть, чтоб примета не сбылась, да беда, нету у нас тут зеркал. Забыли что-то?
– Наоборот, вспомнил, – сказал Дмитрий и объяснил про четверг.
– Глупости, – веско бросил Сергей. – Если я назначаю встречу – все остальное побоку. Теперь для вас наши встречи должны быть самым важным в жизни. Что касается денег, хорошо, что заговорили. Я намеревался вопрос о них именно в четверг поднять, но, раз так, обсудим сейчас. Советское правительство прекрасно понимает, в каком вы, эмигранты, положении. С одной стороны, сами себе постель постелили, сами в ней и спите, с другой – к возвращенцам у нас совсем иное отношение. Тех, кто нам кажется перспективным, кто искренне тянется к нам, мы поддерживаем. – Он сунул руку в пиджачный карман и достал пачку купюр. – Вы начинаете работать на свою страну, и ваш труд, как всякий почетный труд, должен быть соответствующим образом оплачен. Я даю вам аванс. В следующий четверг придете, как договорились, сообщите мне сведения, которые я просил. Будем считать, что часть аванса отработаете. Но вот вам также задание на перспективу. Мне нужны адреса конспиративных квартир РОВСа.
– Что, в Париже? – не понял Дмитрий.
– И в Париже, и в Москве, – энергично кивнул Сергей.
– Слушайте, как вы это себе представляете, где я такие сведения добуду? – пробормотал Дмитрий. – Я слишком мелкая сошка, меня к подобной информации не то что не подпустят – со мной и рта никто не откроет. Особенно теперь, когда у нас после истории с Миллером и Скоблиным все друг на друга волками смотрят. Сущая охота на ведьм!
Рука, протянутая за деньгами, замерла в воздухе. Черт, видимо, придется все же ехать в Биянкур, на съемку! Сергей теперь не даст!
– Да берите деньги, что вы застыли? – нетерпеливо сказал тот. – Хорошо, что честно сказали. Терпеть не могу, когда люди начинают строить из себя этаких Лоуренсов Аравийских, гениев разведки, а на деле получается семипудовый пшик. Теперь я вижу вот что: вы, конечно, не кабинетный сотрудник. Вы боевым офицером были – и остались им. И я вас буду использовать именно по назначению: в боевых операциях. Сейчас я уже спешу, подробнее поясню при следующей встрече, скажу только одно: нам предстоит задача выявить место жительства и устранить одного человека… Да нет, – сам себя перебил Сергей, причем лицо его сделалось брезгливым, – человеком такую тварь назвать трудно. Предатель, гнусный предатель, который выполнял в Европе особые задания советского правительства, однако был завербован американцами. Мы его вовремя разоблачили. К несчастью, он был предупрежден своими сообщниками и скрылся. Хитрая сволочь! – угрюмо воскликнул Сергей. – Сущий оборотень! Ушел прямо из рук. Имеем сведения, что он сейчас в Париже, но след его пока утрачен. Не сомневаюсь, мы его нащупаем, вопрос только времени, и вот тут-то мне понадобятся люди боевые и надежные. И чтобы мыслями были с нами, и чтобы оружие в руках держать умели. Кстати, вы автомобилем управляете?
– Конечно, я же таксистом работал, – кивнул Дмитрий. – А подробней о деталях операции можно узнать?
– Операция пока разрабатывается, – уклончиво ответил Сергей. – Если мы все же решим вас привлечь, вы все узнаете. Но только… но только я вас сразу предупреждаю: вы лучше сначала подумайте хорошенько, потому что, узнав пресловутые детали, вы с нашего поезда уже не сможете соскочить. И если из-за вас наше дело окажется поставленным под удар, месть настигнет не только вас, но и ваших близких. Тут вы должны отдавать себе отчет. Кстати, вы семью как, с собой в Россию повезете или здесь оставите?
– С собой, как же иначе.
– Ну и отлично. Конечно, как же иначе, – кивнул Сергей и чуть ли не насильно сунул деньги Дмитрию в руку. – Все, берите и идите, в четверг распишетесь у меня в ведомости, как положено, а сейчас, извините, ни минуты лишней. – Он распахнул перед Дмитрием дверь и вдруг замешкался, посмотрел пытливо, исподлобья: – Слушайте, Дмитрий Дмитриевич, а как вам Шадькович? А?
– В каком смысле? – непонимающе нахмурился Дмитрий.
– Какой-то он… не пойму… – неопределенно пощелкал пальцами Сергей. – Зыбкий. По-моему, из тех, кто хочет и невинность соблюсти, и капитал приобрести. И советский паспорт получить, и ничего для Родины не сделать. Ничуть не удивлюсь, если он вам там, на лестнице, пел что-нибудь про порядочность и непорядочность, про предательство, про доносительство на своих… А? Сознайтесь, Дмитрий Дмитриевич. Ведь пел же?
– Вы ошибаетесь, – угрюмо бросил Дмитрий. – Кирилл Андреевич меня к вам привел, он гораздо раньше моего узнал, что право на возвращение надо заслужить. И во всем, во всех таких вещах вполне отдает себе отчет. Ничего он мне не пел.
Сергей смотрел своими удивительными глазами недоверчиво и мудро. Видимо, хорошо знал человеческую природу.
– Вы порядочный человек, Дмитрий Дмитриевич, – сказал негромко. – На самом деле признаюсь вам: я рад, что вы пришли к нам. Очень рад. Я знаю, сомнения вам не чужды. Поверьте, я и сам через них прошел в свое время. Друзья, боевое прошлое, честь… все эти понятия мне знакомы. Другое дело, что они имеют смысл лишь тогда, когда существуют не абстрактно, не вообще, не сами по себе, а ради чего-то основополагающего. А основополагающее понятие только одно – Родина. Дружба, война, честь – ради Родины и ее процветания. Если они оторваны от жизни, если их поминают ради ложно понятого товарищества, ради эфемерных духовных ценностей – значит, это ложь самому себе и другим. Пустое прекраснодушие, рефлексия, гамлетизм. Я надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю. А если нет, то непременно поймете. Ну, теперь уж идите! – И, быстро стиснув руку Дмитрия своей, сухой и очень горячей, Сергей буквально вытолкал его на лестничную площадку.
