Оливия Клеймор - Французская Мессалина
Театр господина Новьена давал постановку на рыночной площади. Мари-Жанне была отведена небольшая роль благородной дамы, которая награждает молодого юношу поцелуем за проявленное благородство и храбрость.
Горожане и мелкие торговцы окружили импровизированный помост, роль которого выполняли ловко сцепленные повозки, и наслаждались нехитрым действом.
Карета графа Дю Барри пересекала площадь именно в тот момент, когда на сцене появилась Мари-Жанна в одном из своих роскошных платьев. Граф, смотревший в окно кареты, залюбовался молодой актрисой и приказал кучеру остановиться. Так он наблюдал из своего убежища, покуда спектакль не закончился.
Тогда граф Дю Барри вышел из кареты и направился к «сцене».
– Сударь, – обратился он к Новьену, – судя по вашему внешнему виду, можно с уверенностью предположить, что вы – главный в актёрской труппе.
– Да, Ваше Сиятельство, – Новьен почтительно поклонился, надеясь, что богач пригласит актёров развлечь его.
– Меня интересует актриса в бирюзовом платье, – пояснил граф.
– А, Ваше Сиятельство, это – Мари-Жанна. В моём театре она недавно.
– Красивая женщина. Сколько ты хочешь за неё?
Новьен опешил от такого циничного вопроса.
– Но, Ваше Сиятельство… А, если она не захочет следовать с вами?
– Не волнуйся. Это моя забота.
– Как угодно, Вашему Сиятельству.
– Так сколько ты хочешь, служитель Мельпомены? Говори.
Новьен покашлял, немного помялся и назвал сумму.
– Если Вашему Сиятельству, не покажется дерзкой сумма в сто ливров…
– Нисколько, – граф снял напоясный кошелёк. – Здесь сто пятьдесят ливров, они твои.
Новьен, не веря удаче, взял кошелёк графа.
– Теперь проводи меня к Мари-Жанне.
– Прошу вас, Ваше Сиятельство.
Тут же, на площади, актёры установили небольшой шатёр, дабы переодеваться во время представления. Мари-Жанна снимала грим, протирая лицо влажной салфеткой.
Граф Дю Барри первым вошёл в шатёр и сразу перешёл в атаку:
– Сударыня! – обратился он к Мари-Жанне. – Ваша красота сразила меня наповал. Предлагаю вам своё покровительство, – изложил граф без излишних церемоний.
– О, сударь! – воскликнула Мари-Жанна.
– Я понимаю, вы удивлены и растеряны. Но всё же не будем терять время: собирайте вещи, моя карета ждёт вас.
Мари-Жанна, сражённая молниеносным напором поклонника, поспешила собрать баульчик и вскоре сидела в карете рядом со своим покровителем.
* * *Жан Дю Барри, дворянин по происхождению, недавно овдовел и на самом деле никогда не был графом. Женился Дю Барри рано, в восемнадцать лет. Трое сыновей появились друг за другом. Насытившись семейной жизнью, он купил чин капитана и поступил на военную службу, бросив свою жену госпожу Вернонгрез без средств к существованию. Благодаря своей храбрости и безрассудности в постоянных военных действиях против Англии, он получил орден Святого Людовика.
Наконец, Жану исполнилось сорок лет, он подал в отставку и обосновался в Париже, прикупив дом на Отель-Дьё на все свои сбережения. Жан Дю Барри, называясь графом, от скуки и для получения удовольствий интимного характера, стал посещать публичные дома. Там, благодаря свой общительности и умению преподнести себя, он обзавёлся полезными знакомствами. Ведь не для кого не секрет, что сии заведения посещают и весьма влиятельные господа.
Вскоре его дом на Отель-Дьё стал игорным заведением и местом, где можно весело и вольготно провести время, как за игорным столом, так и в объятиях женщин. Дю Барри находил красавиц из неприхотливых мещанок, привлекая их к ремеслу блудниц. Конечно, до куртизанок им было далеко, воспитание и манеры, безусловно, выдавали их происхождение. Но новая «жрица любви» затмила себе подобных.
Дю Барри оценил красоту и природные актёрские данные Мари-Жанны, и она оказалась в игорном доме на Отель-Дьё. Граф обязал куртизанку появляться перед гостями в пикантных нарядах, удовлетворять прихоти мужчин и выведывать их тайные мысли, ведь он не гнушался даже шантажом.
В течение последующих пяти лет Мари-Жанна удовлетворяла желания графа Дю Барри и его развращённых друзей. Постоянные посетили игорного дома окрестили куртизанку Мессалиной, ибо в постели ей не было равных. Она доводила искушённых в любви мужчин до исступления.
Граф дорожил своей куртизанкой, не отказывая ей в нарядах и украшениях. Мари-Жанна плыла по течению жизни, смирившись со своим предназначением – быть игрушкой в руках мужчин.
Она всё чаще вспоминала Блеза Ламэ, ведь у неё не было главного – любви и уверенности в завтрашнем дне. Все мужчины, окружавшие Мессалину, лишь использовали её в своих целях, в том числе и граф.
Мессалина пыталась несколько раз выброситься из окна спальни в порыве отчаянья. Но, успокоившись, так и не покинула своего тирана. Отчего? Ответ был предельно прост: что бы она стала делать? Вряд ли кто-нибудь из завсегдатаев игорного дома захотели бы взять её на содержание с такой репутацией.
* * *Виконт де Монтегю слыл завсегдатаем Отель-Дьё. Граф Дю Барри особенно благоволил к молодому виконту, который безудержно просаживал в карты остатки своего некогда огромного наследства.
Наконец, когда у виконта осталось несколько тысяч ливров, он задумался: где бы взять денег? – ведь он не собирался порывать со столь непринуждённым образом жизни.
Мысли быстро сменяли одна другую: «Устроиться на службу… Но какую? Что я умею? Увы, только играть в карты и волочиться за куртизанками… Что ещё? Да, пожалуй, ничего более… И как же быть? Так вскоре мне придётся заложить родовой замок. И тогда: прощай жизнь… Хорошо бы получить приличное наследство. Но от кого? Насколько я помню… А! У меня есть тётушка – баронесса дю Плесси. Конечно же! Но, по-моему, умирать она не собирается. Отличная мысль! Я – её единственный наследник».
Окрылённый последней мыслью, де Монтегю решил навестить свою тётушку, предварительно написав ей письмо. Он витиевато излагал свои уверения в абсолютном почтении и выражал беспокойство по поводу состояния здоровья родственницы, которую не видел почти десять лет.
Баронесса, получив письмо от племянника, была крайне удивлена. Она прекрасно знала о его образе жизни и решила, что тот хочет явиться в замок Плесси, дабы просить денег.
Она написала виконту сдержанный ответ:
«Дорогой племянник!
Весьма рада, что вы, наконец, вспомнили о престарелой родственнице, всё же я, как никак, – сестра вашего покойного отца. Буду рада, если вы навестите меня. Давно я была лишена приятного общества, ведя затворнический образ жизни в Плесси.
Но хочу предупредить вас: я не желаю обсуждать финансовые вопросы, какой характер бы они не носили…»