Патриция Оливер - Бегство герцогини
Она вспомнила, как стоически отнесся маркиз к тому, что снова не увидел на ней своих изумрудов. Джорджина была, впрочем, готова смягчиться, если бы Берти выказал хоть малейший признак неудовольствия или обиды. Но даже в этом крошечном признаке эмоций, по которому она могла бы определить его настоящие чувства к ней, Джорджине было отказано, и ее добрые намерения тут же испарились.
Берти даже бровью не повел, не расстроился, не огорчился. Казалось, что его не заботила постоянная изменчивость Джорджины. Может быть, ему и в самом деле все равно, подумала она, глядя на него из-за своей серебряной маски.
Он улыбнулся.
— Ты сегодня выглядишь совершенно очаровательно, моя любовь, прямо королева бала, — пробормотал он, ловко уклоняясь от столкновения с тяжеленной матроной в зеленом атласе и с пурпурными перьями на шарообразном головном уборе, лицо которой пылало, скрытое наполовину ярко-красной маской с серебряными блестками. — Без преувеличения, Джорджина, ты самая красивая женщина в этом зале, — добавил он.
Почему-то комплимент не звучал откровенно. Может, из-за того, что у нее не было настроения. Но она не почувствовала и намека на то, что Берти действительно потрясен ее красотой. Его руки в перчатках даже не дрогнули у нее на талии.
Его спокойные серые глаза смотрели не мигая, и не верилось, что за ними могут скрываться какие-нибудь другие мысли, кроме самых целомудренных.
— Ты действительно так думаешь, Берти? — неожиданно спросила она.
Ей хотелось встряхнуть его.
Лорд Портлендский был так удивлен, что даже сбился с шага.
— Моя дорогая! — воскликнул Берти. — Какой, однако, странный вопрос! Конечно, я действительно так думаю. Зачем бы я это говорил?
— Потому что ты хороший и добрый, — просто ответила она.
— И ты хочешь сделать меня счастливой. Хотя должна сознаться, многие джентльмены говорили мне подобные вещи в разных обстоятельствах, но никто не имел в виду то, что говорил. Я совершенно уверена.
Лорд Потлендский посмотрел на нее с любопытством и нахмурился.
— Что тебя расстроило, любовь моя? — спросил он заботливо.
Маркиз отвел Джорджину в сторону. Они прошли в небольшой уютный холл, где были ниши, закрывавшиеся портьерами.
На маркизе был костюм французского шевалье, и Джорджине такой выбор казался великолепным. Голубой атласный мундир, слегка приталенный, был покрыт тысячами серебристых бусинок и чудесно подчеркивал стройную фигуру маркиза. Экстравагантный кружевной воротник был украшен тремя огромными жемчужинами. Тончайшим кружевом были обшиты его перчатки. Таких удивительных кружев Джорджина еще никогда не видела. У нее возникло мимолетное чувство, что для маркиза Портлендского это вовсе не маскарад. Берти был, если не в самом деле, то в своем воображении, настоящим французским шевалье.
Именно это ее и тревожило, поняла Джорджина. Они с Берти принадлежали к разным поколениям. Но не только это. Они были разными по темпераменту. Ни разу, пока они вальсировали, ее абсолютно порядочный жених не прикоснулся своим бедром к ее бедрам, даже случайно. Нет, он сохранял расстояние точно в двенадцать дюймов. Иногда он целовал ее. Но едва ли наполовину так же страстно, как один ее знакомый деревенский джентльмен.
Джорджина вздрогнула при этих сладких воспоминаниях.
— Скажи мне, — повторил лорд Портлендский, — что тебя расстроило, Джорджина?
— О, действительно ничего, милорд, — со вздохом ответила она.
Она хотела бы все свои страхи и сомнения облечь в такие слова, чтобы он ее понял. Но это было невозможно. Берти не мог понять, как не мог понять и отец, что она противилась этому браку, потому что ее душа проснулась после долгих лет. С отчаянием Джорджина чувствовала, что ее влечет в Девон, и от безысходной грусти слезы вот-вот брызнут из глаз.
Нет, тут же поправила она себя, теперь ее сердце здесь, в Лондоне, потому что один недоступный джентльмен снова вторгся в ее мир и сделал мысль выйти замуж за кого-либо другого просто невыносимой.
Лорд Портлендский молча посмотрел на нее, затем поднес ее руку к своим губам и нежно поцеловал.
— Постой здесь, Джорджина, и отдохни немного, моя дорогая, — сказал он. — Я принесу тебе бокал пунша. В зале слишком жарко.
Взглянув на нее с обожанием, маркиз вышел из алькова, в котором они находились, и задернул за собой портьеры.
Джорджина сразу успокоилась и глубоко вздохнула. Надо поскорее прийти в себя, пока не вернулся Берти, подумала она. Это было так не похоже на нее — давать волю своим эмоциям, особенно публично, да еще на балу!
Берти прав, в зале душно. Она вышла на балкон, залитый лунным светом, и глубоко вдохнула свежий ночной воздух.
Легкий ветерок развевал ее волосы, и она вдруг подняла руки и сняла серебристую маску со своего лица. Так гораздо легче дышать, подумала Джорджина. Но шелковая тесемка, державшая маску, запуталась в волосах. Джорджина пыталась ее вытащить, но безрезультатно, когда почувствовала, что ее руку отодвинули в сторону, а чьи-то сильные пальцы быстро распутали узел.
— Позволь мне помочь тебе, сладкая Титания, — сказал хрипловатый голос у нее за спиной.
У Джорджины даже мурашки пошли по спине.
— Благодарю вас, — весело ответила Джорджина. И когда маска была снята, повернулась к своему спасителю. — А вы, должно быть, Оберон, пришли избавить меня от осла, я так понимаю?
Но это был не Оберон.
Джентльмен, который стоял рядом, и, пожалуй, слишком близко. Он был так высок, что Джорджине потребовалось поднять голову, чтобы взглянуть ему в глаза, которые сверкали через прорези его черной маски.
На нем была грубая зеленая туника, подпоясанная кожаным ремнем с медными заклепками, и узкие обтягивающие бриджи. У него были стройные, длинные мускулистые ноги.
Пастух, подумала она. Или еще какой-нибудь подобный же персонаж. Его невозможно было принять за Оберона. Этот широкоплечий гигант никак не вязался с ее представлением о царе фей и эльфов.
Высокий джентльмен поклонился.
— Если таково ваше желание, прекрасная королева, вы можете только приказать.
Его голос пробудил в ее груди тревожные воспоминания, и Джорджина сразу насторожилась.
— Но вы совсем не похожи на Оберона, — сказала она. Ей не хотелось разрушать волшебные чары, которыми, казалось, окутывал и лунный свет.
Пастух засмеялся глубоким хрипловатым смехом. Джорджина слышала этот смех совсем недавно.
— Это потому, что я не царь фей и эльфов, моя королева, — ответил высокий джентльмен и добавил: — К сожалению.
Его глаза жадно смотрели на ее лицо, будто он старался запечатлеть каждую черточку в своей душе.
