Роксана Гедеон - Дни гнева, дни любви
К счастью, у мальчика были белокурые длинные кудри, и его нетрудно было выдать за девочку. Тем временем и принцесса была готова.
– Мы уходим, – объявила я. – Эта наша первая попытка. Нам всем следует молиться за удачу.
Да, это была первая попытка, но и самая легкая. Вывести детей не составит большого труда. За детьми почти не следят, их можно вести не через тайные калитки, а прямым путем. Мы спустились по лестнице и прошли к выходу без всяких приключений.
Уже наступила ночь – темная, безлунная. Солдаты поленились даже зажечь фонари. Ружья стояли у стен, а сами гвардейцы играли в карты и одну за другой опустошали бутылки с вином. Словом, можно было особо не волноваться. Крепко сжимая горячую ручонку дофина, я вывела своих подопечных в первый двор Тюильри. Никто не обратил на нас внимания. Мы и вправду были похожи на возвращающихся домой служанок и их детей.
Очень легко покинув пределы Тюильри, мы оказались на площади Карусель и сразу затерялись среди толпы. Несмотря на позднее время, здесь еще было людно. Ездили кареты, прогуливались парочки, приставали к прохожим проститутки… И все же будто для того, чтобы помочь нам, фонари горели тускло, и ночь так сгустилась над площадью, что вряд ли можно было бы узнать кого-либо даже с близкого расстояния. Совершенно неожиданно перед нами выросла темная тень, закутанная, несмотря на жару, в черный плащ.
– Это вы, граф? – спросила я почему-то шепотом. Аксель де Ферзен взял на руки дофина.
– Да, мадам. В Тюильри все в порядке?
– Вполне…
– А она? Как она? Что с ней?
Я не сразу поняла, о ком он говорит. А потом догадалась – да о Марии же Антуанетте…
– Она великолепно держится. Полагаю, очень скоро вы сами с ней встретитесь. А где карета?
Швед взглядом указал на огромнейший экипаж, запряженный восьмеркой лошадей. Неподалеку белели ливреи лакеев – переодетых дворян-охотников. Там был и Кристиан. Но не это взволновало меня в ту минуту.
– Боже праведный! – проговорила я страшным шепотом. – А ничего ужаснее этой кареты вы не могли найти?
– Что это значит?
– Эти гербы, эта роскошь… А какую гигантскую карету вы выбрали – она всем будет бросаться в глаза! Как вам только в голову не пришло обить экипаж королевскими лилиями?
– У королевы все должно быть красиво и удобно, – резко возразил Ферзен.
– Красиво? Да вы хоть знаете, сколько понадобится времени, чтобы перепрячь эту карету? Король будет терять лишние полчаса на каждой почтовой станции!
Не дожидаясь ответа, разозленная, я отправилась назад, спотыкаясь в темноте и не глядя под ноги. И эти люди еще задумали бежать! Такая гигантская колымага, больше похожая на свадебный поезд, чем на карету, будет ехать очень медленно и привлечет внимание. И, Боже мой, уже ничего нельзя исправить!
Я полагала, что, вернувшись в салон, должна высказать свое мнение по этому поводу. Но лицо Марии Антуанетты остановило меня. Она так страдала, так долго ждала этого дня, так надеялась! Уж лучше мне помолчать и не тревожить ее. Кто знает, быть может, все обойдется.
И я лишь успокоительно кивнула в ответ на ее вопрошающий взгляд: все, дескать, хорошо, все в полном порядке.
Остальное время все сидели как на иголках; знать, что там, на площади, ждет карета с двумя королевскими детьми, и не волноваться было уже невозможно. Брат короля граф Прованский то и дело вытирал платком вспотевшее жирное лицо. Мадам Жозефина, его жена, поднялась первая. Они покинут Тюильри, чтобы сесть в серый неприметный фиакр и тоже уехать за границу. Им в этом деле будет сопутствовать удача.
– Пора, – произнес король.
Королева сделала мне знак, и мы в обществе сестры короля мадам Элизабет покинули салон. В галерее было темно. Прислуга, как всегда, забыла зажечь свечи. Со двора не доносилось ни звука: пьяные солдаты, вероятно, заснули.
Мария Антуанетта терпеливо ждала, пока ее разденут горничные. Нужно было как-то оправдать мое присутствие в ее спальне, и она принялась наугад диктовать мне какое-то письмо, ссылаясь на то, что у нее самой болит рука.
– Завтра утром мне понадобится карета, – сказала она служанке.
– На какой час, мадам?
– На десять.
Горничная не уходила. Мария Антуанетта обернулась, нетерпеливо пожала плечами:
– Что же вы стоите, милочка? Вы мне уже не нужны, ступайте! Да не забудьте погасить огни.
Едва за горничной закрылась дверь, как я вскочила из-за стола, отбросила в сторону ненужное письмо. Королева лихорадочно рылась в одежде, натягивая на себя простенькую серую юбку из шелка и коленкоровую шемизетку. Черная неприметная шляпка с вуалью дополнила ее наряд. Никаких перчаток, украшений, перьев, простые кожаные туфли – такой туалет королева, вероятно, надевала впервые.
– Ну как, хорошо? – спросила она.
– Да, ваше величество. Вас примут за одну из служанок.
– Надеюсь, – произнесла она по-немецки.
Едва Мария Антуанетта была готова, в спальню к ней вошли король и его сестра. Людовик XVI был в том же костюме, что и за ужином. Мадам Элизабет была облачена в такой же наряд, что и королева.
– Пора, – снова сказал король, вынимая ключ.
Это был ключ от комнаты Виллекье, аристократа, эмигрировавшего полгода назад. Все знали, что там никто не живет, поэтому в этой части дворца не было и охраны. Тому, кто попал бы в эту комнату, было бы уже нетрудно из нее выбраться из Тюильри.
– Да хранит нас Господь, – прошептала королева, задувая светильник.
В галерее была кромешная тьма. Я пошла первая, ибо менее всего могла опасаться за себя, за мной последовал король, а за ним, держась за руки, – королева и ее золовка. Когда мы прошли мимо комнаты принцессы, громко пробили часы, и я поняла, что уже полночь. Итак, мы опаздывали. Еще час назад граф де Ферзен и карета ожидали беглецов на улице Сен-Никез.
Я нащупала дверь.
Король собирался было вложить ключ в замок, но я, услышав неожиданный шорох, поспешно остановила его.
– Ваше величество! – проговорила я полуиспуганно. – Слышите?
В коридоре слышны были шаги и шепот.
Мы переглянулись, затаив дыхание в ожидании. Потом я быстро сообразила, что должна выйти и проверить, кто это там шепчется. Если в галерее увидят меня, это никого не удивит. Я знаком показала, что берусь это сделать.
Я успокаивала себя, но сердце у меня билось очень сильно. Чем глубже была тишина, тем явственнее можно было различить в галерее несомненное присутствие людей. Мне даже не пришлось обходить кругом всю эту часть замка: едва ступив несколько шагов, я узнала коменданта Тюильри Гувиона и еще несколько военных и поспешно вернулась к королю.
– Здесь невозможно выйти, – сказал Людовик XVI. – Следует искать другой выход.
