Барбара Картленд - Скучающий жених
– Вы подали мне идею! – воскликнула она. – Вместо того чтобы идти через поле, давайте пойдем по краю.
Маркиз согласился. Вскоре в траве они увидели краснеющую землянику. Ягодки были мелкие, но сладкие и душистые.
– Боги послали нам свою амброзию! – воскликнул маркиз.
– К сожалению, боги поскупились, – посетовала Лукреция.
Она хотела поискать еще ягоды, но маркиз решительно заявил, что им нельзя терять время.
– Нам предстоит долгий путь, к тому же еще мы должны найти себе ночлег.
– Мы будем ночевать в поле?
– Никогда еще не видел такой безлесной местности, – сердито заметил маркиз.
И они двинулись дальше. Сил оставалось все меньше, они даже перестали разговаривать. Лукреция заметила, что маркиз специально замедляет шаг, чтобы ей было легче за ним поспевать.
«Я ему обуза», – в отчаянии думала она. Ей казалось, что маркиз должен возненавидеть ее, потому что она слабая женщина и обременяет его. Если бы он был один, то смог бы преодолеть эти расстояния вдвое быстрее.
Они нашли родничок, где смогли остановиться и напиться. По настоянию Лукреции маркиз промыл рану. Опасения Лукреции оказались напрасными – ссадины были неглубокими и чистыми.
Но Лукреции доставляло удовольствие ухаживать за маркизом, поэтому она снова наложила ему на руку аккуратную повязку.
– А как ваша голова? – спросила она.
– Отлично, – ответил маркиз. – Лукреция, я понимаю, как вы измучены, но мы не можем медлить. Французы скоро догадаются, что мы обходим побережье. Нам нужно быстрее добраться до Ле-Пьё и попасть на яхту. Только там мы будем в безопасности.
– Конечно, я понимаю. – Лукреция, присевшая возле родника, послушно встала.
Они снова двинулись в путь. Вечернее солнце утратило свой жар, но усталость брала свое.
И тогда, посмотрев на ее бледное осунувшееся лицо, маркиз объявил:
– Я принял решение. Если на нашем пути попадется ферма, вы постучите в дом и попроситесь на ночлег.
– А это не опасно? – спросила Лукреция.
– Не более опасно, чем ходить по открытой местности или ночевать в поле, – ответил маркиз. – Вы объясните, что я ранен. Лучше, если я почти совсем не буду говорить. В этих краях ходят толпы дезертиров, хватающих все, что могут унести. Они грабят крестьян и не дают им спокойно жить. Если хозяева подумают, что я один из этих разбойников, нас не пустят.
– Все переговоры буду вести я, – согласилась Лукреция. – Как по-вашему, мой французский звучит убедительно?
– Иногда в вашей речи можно уловить выговор благородной дамы… Но я не могу не похвалить ваше знание языка, Лукреция.
– Я была очень удивлена, как хорошо говорите вы, – заметила она в ответ.
– В детстве я был прилежным учеником. А в последние два года я брал уроки. Мне преподавали эмигранты, которые перебрались в Англию после революции.
– Это было мудро с вашей стороны, учитывая миссию, которую вы взяли на себя. Вы помогли стольким англичанам бежать из Франции.
– Это был лишь акт самосохранения, – возразил маркиз. – Когда человек выдает себя за другого, неточное слово, погрешности в произношении могут решить вашу судьбу. Речь идет пусть не всегда о жизни или смерти, но уж точно о свободе или плене.
– Мне неприятно думать о том, как вы рискуете, – поежилась Лукреция.
Маркиз улыбнулся.
– А вы? Разве вы не меньше рискуете в данный момент?
– Надо же было за вами присмотреть, не то майор Леклу непременно отправил бы вас в Париж, и сейчас вы бы ожидали трибунала, – улыбнулась Лукреция.
– Скорее всего, так бы и было, – согласился маркиз. – Может быть, когда-нибудь мне удастся вас отблагодарить.
– Будем надеяться, что мы оба очень скоро сможем отблагодарить друг друга, – сказала Лукреция. – А пока меня тревожит лишь перспектива голодной смерти прямо на дороге.
Маркиз остановился и огляделся.
– Вон там, кажется, есть постройки, – указал он в сторону горизонта. – Похоже, это уединенная ферма. Пойдем туда, Лукреция. Если нас хотя бы впустят в дом, я и то буду рад. По крайней мере, смогу снять эти проклятые сапоги и вытянуть ноги.
Вдохновленная его словами, Лукреция нашла в себе силы преодолеть еще полмили, отделявшие их от фермы.
Она поймала себя на мысли, что была бы рада любой еде, пусть даже невкусной и скудной.
Подойдя к ферме, они заметили, что дом на самом деле больше, чем казался им издали. Ферма была типично французская: открытый двор, хозяйский дом, а рядом с ним – амбар и хлев.
Подойдя к двери, Лукреция в нерешительности оглянулась на маркиза.
– Не бойтесь, – успокоил ее он, – и скрестим пальцы на удачу!
– Уже скрестила, – прошептала она и постучалась.
Сначала за дверью было тихо. Потом послышались тяжелые шаги.
Дверь открыла пожилая крестьянка, седовласая, с морщинистым, обветренным лицом. Взгляд у нее был настороженный.
– Простите, что тревожу вас, мадам, – начала Лукреция. – Не будете ли вы столь добры, что приютите нас с мужем на эту ночь. Мы проделали долгий путь. Если вы не можете пустить нас ночевать в дом, то, может быть, мы могли бы поспать в сарае?
Француженка посмотрела на маркиза, задержала взгляд на его перевязанной голове, на поникших плечах. Вся его фигура выражала крайнюю усталость. Не укрылись от ее взгляда и разбитые армейские сапоги.
– Вот горе-то! Вижу, ваш муж ранен! – воскликнула она.
– В голову, мадам. Он очень болеет, стал совсем как ребенок, не понимает, что вокруг делается. Мы хотим поскорее добраться до его родителей в Ле-Пьё. Там он сможет отдохнуть и, дай бог, может, и поправится.
– Дорога дальняя, – сочувственно заметила женщина. – Заходите, заходите. Можете посидеть у огня, погреться и отдохнуть.
Она провела Лукрецию и маркиза на кухню. Пол в кухне был каменный, посредине стоял грубый деревянный стол, у стола простые стулья, в углу буфет. В печи тлели поленья.
Дубовый потолок был очень низкий, и Лукреция подумала, что если бы маркиз выпрямился во весь рост, он бы стукнулся головой о дубовые балки.
– У вас усталый вид, – заметила хозяйка. – Издалека идете?
– Да, мы уже давно в дороге, мадам, – ответила Лукреция. – Моего мужа комиссовали. В армии так всегда: уволят, а что будет с человеком потом, им и дела нет.
– Это правда, – согласилась старуха. – Наши мужчины для них только пушечное мясо – и ничего больше.
Она произнесла это с такой горечью, что Лукреция спросила:
– Вы, наверно, потеряли кого-то, кого любили, мадам?
– Мужа и двух сыновей, – вздохнула хозяйка. – Где-то воюет мой последний сын, но я и от него уже шесть месяцев не получала известий.
