Джулианна Маклин - Плененная горцем
— Он сражался во имя своих идеалов.
— Так же как и я, девушка. И по этой самой причине я не могу оставить твоего жениха в живых.
Ей показалось, что он ударил ее кулаком в живот. Увы, когда Дункан упомянул, как он некогда пытался заслонить мать от железных кулаков отца, Амелии показалось, что ей, быть может, удастся убедить его оставить мысли о мести. Но, глядя ему в глаза и видя пылающую в них ненависть, она поняла, что ее надежда тщетна.
— Ты собираешься доставить меня в замок Монкрифф? — спросила она, желая узнать, что ожидает ее в ближайшем будущем. — Я знаю, что мы двигаемся в этом направлении. Но даже если Ричард покинул замок и куда-то уехал, возможно, ты оставишь меня на попечение графа? Он был другом моего отца. Мне кажется, было бы лучше, если бы…
— Нет! — резко ответил Дункан, разворачиваясь к ней. — Я нигде тебя не оставлю. По крайней мере, пока жив твой жених.
Он глубоко вздохнул, как будто пытаясь совладать с гневом, после чего принялся ходить вокруг едва тлеющего костра.
— Тебе необходимо поспать, девушка, но я уснуть не смогу. Поэтому я сяду возле камня и постерегу твой сон.
Дункан сел на траву и поднял флягу. Обнаружив, что она пуста, он швырнул ее на кучу седельных сумок.
Дрожа от внезапно охватившего ее озноба, Амелия снова легла, завернувшись в меховую подстилку. Лежа с закрытыми глазами, она с грустью спрашивала себя, наступит ли такое время, когда она снова сможет сказать, что в чем-то уверена.
Девчонка хочет, чтобы он сохранил Ричарду Беннетту жизнь. Как же она будет разочарована, когда он ее оборвет!
Нет, все будет гораздо хуже. Она увидит в нем дикаря, которым он, по сути, и является. Ее оттолкнет вид его окровавленных рук, омерзительный запах смерти и отчаяния, повсюду следующий за ним. Она будет презирать его гораздо сильнее, чем сейчас.
Напрасно он попытался сегодня удовлетворить свою похоть, свое непреодолимое желание овладеть ею. Если бы он слушал свои мозги, а не яйца, он держался бы от нее на безопасном расстоянии. Возможно, было бы лучше связать ее и заткнуть рот кляпом. Зачем он ей о себе рассказывал? Она и без того слишком много знала.
«Что же мне делать?» — в отчаянии спрашивал горец себя, глядя на засыпающую Амелию. Неужели в угоду ее возвышенным, идеалистическим представлениям о порядке и справедливости он должен позволить Ричарду Беннетту жить дальше? Позволить ему и дальше насиловать, убивать и разрушать?
Дункан откинул голову, прижав затылок к холодной каменной стене за спиной, и посмотрел в звездное небо. Ему так хотелось снова обрести покой в душе. Пусть не сейчас, пусть это будет только надежда на то, что когда-то ему удастся снова ощутить умиротворенность. Совсем недавно он рассчитывал успокоиться, убив Беннетта. Но сейчас его мучили сомнения, он чувствовал глубокую, необъяснимую пустоту.
Он думал о своей настоящей матери — проститутке, которую никогда не знал, потому что она умерла, подарив ему жизнь, и о епископе, убитом за его отношение к вопросу о дальнейшем существовании Дункана в этом мире и о его будущем в качестве незаконнорожденного ребенка. У епископа не хватило ума придержать язык за зубами, чтобы не нанести оскорбление отцу Дункана. В итоге он лишился головы.
Возможно, все, что с ним происходило, является наследием отца. Что, если он расплачивается за его грехи? Дункан унаследовал яростный нрав своего родителя и теперь был обречен вести жизнь, полную насилия и лишений. И еще он верил в то, что как вознаграждаются все добрые дела, точно так же всем грешникам — кому раньше, кому позже — уготована прямая дорога в ад.
…Дункан вздрогнул и проснулся. Его разбудили осторожные шаги человека, с шорохом пробиравшегося сквозь высокую траву.
Его взгляд метнулся в сторону Амелии, но девушка мирно спала, укутавшись в меховую подстилку.
Стряхнув с себя остатки сна, он сел. Все было как прежде. К сумкам никто не прикасался. Тернер был рядом. Но тут Дункан снова услышал едва различимый шорох травы под чьими-то ногами.
Он медленным, выверенным движением потянулся к секире и крепко стиснул отполированную его пальцами рукоять. Если волчица вернулась, чтобы превратить их в свою еду, он больше не станет колебаться, тут же убьет ее. Он сделает все, чтобы защитить Амелию.
Горец поднялся на ноги и бесшумно обошел яму с давно потухшим костром. Звезды исчезли, и предрассветное небо представляло собой непроницаемую черную бездну смерти. Дункану показалось, что даже воздух сгустился, напитавшись удушающими запахами крови и рока.
Шаги приближались, и Дункан шагнул вперед, как кошка, выслеживающая дичь. Его взгляд обежал прилегающую к холму окрестность с востока на запад. Он впервые в жизни так остро ощущал приближающуюся опасность и был готов защитить Амелию даже ценой собственной жизни.
И тут он увидел гостя, которого внезапно озарила луна, показавшаяся из-за облака.
— Эллиотт, — произнес Дункан, опуская топор. — Что ты здесь делаешь? Где твой отец?
— Он остался со стадом, — ответил мальчик. — Но я убежал. Я пошел за вами. Я выследил вас.
Дункан нахмурился.
— Что значит, ты выследил меня? Что ты хочешь этим сказать? Зачем тебе это понадобилось?
— Я пошел за вами, потому что знаю, кто вы. Вы Мясник, и вы безжалостный убийца.
Словно яркая, жгучая звезда с неба упала прямо в живот Дункану. Он хотел возразить, сказать, что мальчик ошибается на его счет и что вовсе он не убийца, но не смог заговорить. Во всяком случае, ему никак не удавалось сказать то, что хотел.
— Я вас убью, — произнес Эллиотт, выхватывая меч. — И тогда я стану таким же героем, как и вы.
Дункан покачал головой.
— Эллиотт, ты сам не понимаешь, что говоришь. Опусти меч. Возвращайся к отцу и продолжай гнать стадо на рынок.
— Нет уж, я хочу отвезти вашу голову в Лондон.
Он поднял меч и, издав боевой клич, бросился вперед.
Дункан отреагировал инстинктивно и мгновенно. Мальчик напал на него, и он взмахнул секирой…
Чтобы защититься. Чтобы скрыть свою истинную личность. Чтобы спасти Амелию.
Голова Эллиотта взлетела в воздух, вращаясь, как мяч, который пинали ногами мальчишки на конном дворе Крейга…
Волчица равнодушно наблюдала за ними с гребня холма, вывалив язык и тяжело дыша.
— Черт!
Дункан, вздрогнув, проснулся и стремительно пополз в сторону от камня. Он не мог дышать! Его живот горел тошнотворным огнем, пожирающим внутренности. Он полз по траве, потому что ему было необходимо как можно скорее извергнуть содержимое своего желудка. Но его тело сотрясали мощные судороги сухого и бессмысленного опорожнения пустотой.
