Петра Дурст-Беннинг - Дочь стеклодува
Девушка приблизилась к нему, положила руки ему на плечи.
– Ты хочешь сделать меня своей? – Она специально выбрала именно это слово.
Томас кивнул. Во взгляде его читалось желание.
Рут улыбнулась про себя. Похоже, он думает, что сейчас все получит.
– Я готова отдаться тебе. И для этого тебе не придется как-то особенно меня радовать, – произнесла она голосом нежным и сладким, как патока.
Девушка погладила его по плечам. Ее губы скользнули по его щеке к уху.
– Я люблю тебя, Томас Хаймер! Ты должен быть моим.
Рут прижалась к нему там, внизу. Ноги у нее дрожали, она не знала, не зашла ли слишком далеко. Только бы не разозлить его! Она нежно и решительно высвободилась из его объятий, пока они не превратились в нечто большее.
Томас не поверил своим ушам.
– Рут! Рут! Рут! – шептал он снова и снова. Он взъерошил ее волосы, глубоко вдохнул ванильный аромат ее пудры. – Ты даже не представляешь, как долго я ждал этих слов!
Не слишком бережно, желая поскорее воспользоваться ее настроением, молодой человек попытался уложить ее на пол.
– Не здесь! – Голос Рут, словно удар плети, вернул его к реальности. – Ты ведь не думаешь, что я хочу потерять невинность в этой жалкой пыльной каморке! – Она чуть отодвинулась в сторону. – Я буду спать с тобой. – Теперь она смотрела на него, как на желанную добычу. – Но это должно произойти в соответствующей обстановке, достойной этого события.
Он с удивлением уставился на нее.
– И у меня есть еще одно условие: я хочу, чтобы на майском празднике[8] ты объявил о нашей помолвке! Ты должен понимать, что я подарю свою невинность только будущему мужу! – Девушка подняла руку. – Можешь сейчас ничего не говорить. У тебя больше недели на размышления, раньше давать ответ не нужно.
27Когда Иоганна отправилась в Лаушу, солнце уже садилось. Как и каждую пятницу, на окраине Зоннеберга ее ждал угольщик на своей телеге, который подвозил ее до Штайнаха. Возможно, он согласился бы подвозить ее и до Лауши, но этого Иоганна не хотела. Ей нравилось преодолевать оставшееся расстояние пешком, и не только для того, чтобы подышать теплым апрельским воздухом, в котором разливался манящий весенний аромат.
Как бы странно это ни звучало, девушке нужно было время, чтобы подготовиться к Лауше. Поэтому она, как и прежде, не пользовалась железной дорогой, хотя уже давно могла себе это позволить. В душе ей требовалось пройти больше, чем какие-то двадцать миль. Все чаще ей казалось, что она переезжает из одного мира в другой. Зоннеберг приносил каждый день что-то новое: незнакомые люди, интересные встречи, большие магазины. Лауша – это родина и привычная монотонность. Иоганна любила и то и другое, и каждую пятницу она с нетерпением ждала возможности снова оказаться рядом с Мари и Рут. Тем не менее мысленно она снова и снова возвращалась к последнему разговору со Штробелем.
– Возможно, на следующих выходных тебе придется остаться в Зоннеберге, – сказал он ей при расставании. – Я жду важных клиентов из Америки. Мистер Вулворт[9] – так зовут этого человека – приезжает к нам только во второй раз. В прошлом году он сказал, что намерен во время следующего визита остаться в Зоннеберге как минимум на два дня. Это подтвердил его ассистент в своем письме.
Иоганна кивнула. Она видела письмо с размытым американским штампом.
– К сожалению, Стивен Майлз не уточнил, когда именно приедет Вулворт.
Ей показалось или скупщик действительно немного нервничал?
– Конечно, я останусь в Зоннеберге на следующих выходных, – ответила Иоганна. – Но только если вы расскажете мне, что такого особенного в этом мистере Вулворте.
И Штробель рассказал.
– Что ж, в первую очередь я предполагаю заключить очень выгодную сделку, – с ухмылкой произнес он. – В прошлом году он купил сотни кукол, стеклянных тарелок и подсвечников. Конечно, то был дешевый товар, но мелкий скот тоже дает навоз. Особенно если учесть, сколько всего заказывает Вулворт! Но это еще не все. Этот человек – сам по себе целое событие. В американском языке для таких, как он, есть даже специальное слово: его называют self-made man[10]. Говорят, его родители выращивали картофель, а сам он даже не обучался никакой профессии. Это значит, что он самостоятельно выбился в люди, не имея за душой ничего! Тщеславие и, возможно, стремление к власти – вот и все, что у него было. – Штробель с удивлением покачал головой. – Представь себе: начать с нуля и стать владельцем целой сети магазинов! Звучит как в сказке, но это правда. И кто знает, что еще создаст в будущем этот человек?
Таким взволнованным Иоганна своего работодателя еще не видела. Штробель редко восхищался другими людьми. «Следующая неделя обещает быть интересной», – мысленно ликовала Иоганна.
Девушка увидела Петера еще издалека. Как и каждую пятницу, он ждал ее на последнем холме перед Лаушей. Она помахала ему рукой, затем остановилась на минутку и потерла ноющую лодыжку. Ее черные кожаные сапоги облегали ногу, словно перчатки. Однако эта новая изящная обувь не очень-то подходила для долгих прогулок! То прихрамывая, то вприпрыжку, она наконец подошла к Петеру.
– Ну, как прошла неделя? – одновременно спросили они друг друга и рассмеялись. Каждую пятницу одно и то же!
– Chacun à son goût![11] – ответила Иоганна.
– Что-что? – нахмурившись, переспросил Петер.
– Это французский, господин! – усмехнулась Иоганна. – На этой неделе впервые приезжали клиенты из Франции, – пояснила она. – Похоже, дороги снова стали проезжими.
– Подожди, когда железных дорог станет больше, иностранцы будут крутиться у нас круглый год, – проворчал сосед.
– Я радуюсь каждой новой ветке железнодорожных путей. Иначе каким образом стеклянные изделия из Лауши отправлялись бы в разные концы света? – отозвалась Иоганна, а затем стала рассказывать о своей встрече с французскими клиентами: – Такой супружеской пары, как Мольеры, ты точно никогда не видел! Ему не меньше восьмидесяти лет. Пока он добрался от двери магазина до стола, прошла целая вечность. А теперь угадай, сколько лет мадам Мольер? Целых двадцать пять! Она белокурая, словно ангел, и так же прекрасна!
Девушка выжидающе посмотрела на Петера.
– Значит, она вышла за него не ради красивых глаз, – сухо отозвался тот.
Иоганна расхохоталась:
– Я тоже сначала подумала, что речь идет только о деньгах, но ты бы видел, как они разговаривают друг с другом! Воркуют, словно голубки. Нам со Штробелем даже было неудобно. А когда они ушли, Штробель сказал: «Chacun à son goût!», что значит: «Каждому свое».
