Одного поля ягоды (ЛП) - "babylonsheep"

Во время ужина на неё внезапно нахлынул прилив скрытой сентиментальности. Через неделю она уедет и больше не будет случайных посиделок за ужином с самыми близкими друзьями, которых она приобрела за семь лет обучения в Хогвартсе. У каждого из слизеринцев в клубе Тома был свой взгляд на волшебную политику, культуру и общество, что было захватывающим для Гермионы, ведь ей всегда внушали мнение, что Слизерин — это факультет, объединённый вокруг своих основных ценностей братства и кумовства. Но это было впечатление, которое они — и явственнее всего профессор Слагхорн — создавали для посторонних. Внутри же картина была иной.

Нотт был невысокого мнения о магических существах и растениях вне полезности, которую они давали волшебникам. Эйвери с пеной у рта не соглашался, считая уход и разведение магической жизни почётной обязанностью в своём роде, малопривлекательной, но достойной работой. Почему бы не использовать силу и многогранность магии палочек для руководства другими видами волшебства? Лестрейндж согласился с этим и добавил, что руководство теми, кто обладает высшей магией, должно включать в себя «надлежащее управление» довольно широкой категорией магически неполноценных людей, в которую входили сквибы, родители маглорождённых и несовершеннолетние маглорождённые…

Том перевёл холодный взгляд на Лестрейнджа, который закашлялся полным ртом пропаренного фи́гового пудинга.{?}[Традиционный кекс с фигами, может быть запечённым или пропаренным. Подаётся с заварным или сливочным кремом. В Средневековье (особенно) был традиционным Рождественским пудингом.]

— Э-э, я имел в виду гряз — маглорождённых младше одиннадцати, естественно, — сказал Лестрейндж, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Я слышал от дедушки, что Сектору борьбы с неправомерным использованием магии постоянно приходилось отправлять обливиаторов в их дома из-за случайной магии несовершеннолетних. Чем старше они становятся, тем чаще это происходит, потому что они набираются возраста, но не контроля. Иногда обливиаторов посылают по шесть-семь раз в год перед получением письма. Трата времени и денег, ведь родителям всё расскажут через считанные месяцы.

— У меня в детстве была игрушечная метла, — добавил Розье. — Она не поднималась выше десяти футов{?}[3 м] над землёй, но работала как настоящая. Ей нужно было приказывать подняться, сказав: «Вверх», — и это уже базовая вербальная формула. Это уже призыв, и он учит намерению и контролю тех, кто слишком юн для владения палочкой. Говорят, чистокровные дети слишком породистые для случайной магии, но дело вообще не в породе. А в разведении.

— Ты собираешься предложить разлучать маглорождённых детей с родителями, чтобы давать им «должное разведение»? — спросила Гермиона.

— Они делали так до Статута, три или четыре века назад, — заметил Нотт. — Волшебные семьи обменивали сквибов на маглорождённых младенцев соседей, а потом предавали все улики забвению.

— Ну, что-то должно было случиться, раз они больше так не делают, — сказал Том.

— Дети вырастали, — ответил Розье. — Они шли в Хогвартс и, когда подбирались к старшим курсам, понимали, что составление натальных карт по их естественному расположению даёт совсем не то, о чём им всегда говорили родители. Любой человек, обладающий хоть каким-то подобием дара, почувствует… неправильность чтения карты Нептуном, если он асцендент Меркурия.

— Это вызывало разного рода драму, — сказал Нотт. — Дети чувствовали себя преданными, родители — подавленными, потенциальные женихи взыскивали за обман направо и налево. Подлог детей не сработает, если с каждой стороны нет по свежему новорождённому. Волшебные дети в состоянии изучать свои воспоминания с возраста одного-двух лет. Сквибы могут видеть сквозь маглоотталкивающие чары, поэтому нельзя определить сквиба, пока ему не исполнится четыре или пять, когда случайная магия становится очевидной. Практическая сторона вопроса делает его… непрактичным.

— Удивительно, что ты не сказал «аморальным», — произнесла Гермиона. — Кража детей внушает ужас, как и разделение матерей с их детьми.

— Я подумал, это настолько вызывающе очевидно, что нет смысла и озвучивать.

— Хорошо, в этом мы согласны!

— Воистину аморально, — беспечно сказал Нотт, — облапошивать отпрыска достойной волшебной семьи женитьбой на маглорождённом.

— Что, если они взаимно нравились друг другу до обнаружения? — спросила Гермиона.

— Неважно.

— Нет, очень даже важно…

Она продолжала спорить с Ноттом, когда началась вечерняя доставка совиной почты. Это была лишь струйка по сравнению с потоком утра, дюжиной сов, слетающих с потолка, чтобы доставить приглашения на каникулы, предложения о летнем ученичестве, а в случае с Трэверсом — частную корреспонденцию, срочно доставленную с юга Англии. Его письмо пришло в виде длинного листа пергамента, сложенного в конверт и запечатанного сургучной печатью с фамильным гербом — разводным мостом над извилистой линией реки. С нарастающим беспокойством Трэверс вскрыл печать, и на его колени выпали две тонкие страницы. Послание было написано на пергаменте с внутренней стороны конверта, и по мере чтения морщины на лбу Трэверса углублялись.

— Что нового? — спросил Розье. Сидя рядом с Трэверсом, он попытался заглянуть через плечо и прочитать сообщение, но когда он прильнул слишком близко, печать вспыхнула и подожгла письмо.

Трэверс взвизгнул и уронил горящий пергамент на недоеденную тарелку с пудингом. Пепел зашипел толстым пушистым покровом серого поверх карамельного сливочного соуса.

— Ха-ха, — сказал Розье. — Прости…

— Ничего важного, — сказал Трэверс, отряхивая пепел со школьной мантии. Он сложил приложенные страницы в карман, пока остальные отвлеклись на дымящийся пепел, падающий в их десерты. — Мои родители запланировали праздничный ужин во «Флюме» в день нашего возвращения в Лондон, но теперь они хотят перенести его на другой вечер.

— Удачи с бронированием ещё одного столика. Летом во «Флюме» больше всего народу, и на обед, и на ужин.

Заскучавший от пустяковой беседы, сравнивающей ужины в лондонских ресторанах с бистро в Волшебном Париже, Том вернулся к своему учебнику по трансфигурации. Но не раньше, чем его проницательный взгляд переметнулся на Трэверса, а затем, уловив внимание Гермионы, он произнёс одними губами: «Лжец», — лишь слегка подняв уголки в своей неискренней улыбке Хорошего Мальчика.

После ужина Том предложил проводить Гермиону обратно в башню Рейвенкло, но она отказала ему. Она взглянула на мальчиков-слизеринцев, отправляющихся в свою Общую гостиную в подземельях, и на Трэверса, оторвавшегося от группы и шагающего в противоположном направлении.

На озабоченное лицо Гермионы Том сказал:

— Тебе не нужно идти за ним. Он не один из твоих беспомощных, скучающих по дому первогодок, которым хочется объятий и утешений от наилучшей возможной альтернативы их дорогой мамочки. Он мужчина. Мужчинам нравится предаваться отчаянию в тишине и одиночестве.

— Раз уж ты мужчина, — сказала Гермиона. — От чего ты предаёшься отчаянию?

— О, от множества вещей, — ответил Том, заводя Гермиону за доспехи и накладывая заглушающее заклинание. — Я в отчаянии от того, что ты хочешь бежать за другим, когда у тебя есть свой собственный мужчина. А как же мои чувства, Гермиона?

— Всё не так! Я бы никогда тебя так не предала!

— Тогда в чём дело, если не в этом? — спросил Том с вспыхивающими в мерцающем свете факелов глазами.

— Я подозреваю, судя по печати письма, что это отец Трэверса написал ему, — сказала Гермиона. — У него сложные отношения с отцом — что, по какой-то причине, общее у многих мальчиков на твоём факультете. Я думаю, будет здорово, если Трэверс и его отец разрешат свои различия мирным путём. Потому что семья стоит прикладывания усилий, как я тебе уже говорила, — когда Том подал голос протеста, возможно, пожаловаться на что-то о своих родственниках Риддла, Гермиона добавила: — Я всё ещё твёрдо стою на этом убеждении. Я-я верю, что… что семья Трэверс может стать полезным знакомством, если я хочу реализовать свои будущие карьерные амбиции.