Роксана Гедеон - Дни гнева, дни любви
– Как? – смеясь, спросил он. – Сдается мне, моя милая кузина, что нам придется провести эту сказочную ночь под открытым небом. Мы забрели в такое место, где не живут люди. До города далеко, а вокруг – ни души… Остается согреваться любовью, Сюзанна.
– Но здесь же должна быть какая-то ферма… Пойдемте-ка, мне угодно вас немного помучить, милейший кузен!
Через час, когда сумерки уже сгустились, а трава в поле пригибалась от ветра, мы наткнулись на крошечный хутор у моря. Слышался шум воды.
– Эти волны плещутся в пещерах, – сказала я. – А от воды ночью будет идти теплый пар.
Мы постучали в ворота, и нам открыла пожилая бретонка – видимо, служанка. Она позвала хозяина. Тот был так любезен и, к нашему счастью, доверчив, что пустил нас переночевать и добавил, оглядев наши скромные одежды, что не потребует за ночлег никакой платы.
Постель была более чем скромная – огромный ворох сена на сеновале. Свежий пряный дух травы дурманил голову. Едва развязав пояс юбки, я скользнула в жадные объятия Кристиана.
Меня поразило, как горячи были его пальцы по сравнению с моей прохладной шелковистой кожей. Утопая в ворохе соломы, я чувствовала, как щекочут мне шею травинки, и, улыбаясь, ближе приникала к Кристиану, к его гладкой смуглой груди. Мои губы приоткрылись ему навстречу, я подняла руки, чтобы обнять его…
Странный стук заставил нас опомниться, и почти в то же мгновение волна холодной, густой и вязкой жидкости окатила наши лица, волосы и плечи. На губах Кристиана я ощутила ее сладкий-сладкий, как патока, вкус.
– Гм, это мед, – в недоумении произнес Кристиан. – Отличный липовый мед, черт побери. Похоже, что такой же сладкий, как и вы.
Снова целуя меня, он добавил:
– Впрочем, в этом мы сейчас убедимся.
Мы рассмеялись, и тут же позабыли о том, что случилось.
Янтарные капли меда тихо падали на нас, но я поняла это лишь тогда, когда ко мне снова стали возвращаться силы и разум. Было жарко, и я вытерла влажный лоб, слизав с тыльной стороны ладони сладкую жидкость.
Рядом шевельнулся Кристиан, нашел в темноте, среди сена мою руку и поднес к губам.
– Я люблю вас, Сюзанна. Я даже не думал, что так получится. Может быть, только сегодня я понял, какой, в сущности, чушью является эта политика и все, чем мы занимаемся. Все это сплошная суета…
– Вы говорите почти по-библейски, – отозвалась я тихо.
– Вы должны мне верить, – сказал он настойчиво.
– А могли бы вы бросить все это? Скажите, Кристиан?
Он молчал. Я вздохнула. Он, вероятно не сможет. А я бы бросила. Да появись в моей жизни хоть какое-то иное, всепоглощающее чувство, отличное от чувства мести, завладевшего мною сейчас, – и я бы все бросила… Что мне, в сущности, было нужно? То, чего хочет любая женщина. Любимый мужчина, семья, очаг. Правда, у меня внутри уже созревало убеждение, что я, видимо, не создана для всего этого.
Рука Кристиана тихо привлекала меня к себе.
– Сегодня все было восхитительно. Мед и поцелуи – чем не Аркадия?
Лукаво улыбаясь, я высвободилась из его объятий.
– Нет, я больше так не хочу. Я вся липкая, и в моих волосах налипла солома. Я хочу вымыться.
– Нет ничего проще. Ведь рядом море.
Я думала то же самое. Кристиан протянул мне рубашку.
– Прошу вас, кузина.
Притворяясь рассерженной, я покачала головой.
– Сколько раз мне вас просить: не называйте меня в такие минуты кузиной!
Ступая босыми ногами по мокрой траве, я шла к морю. Было тихо-тихо. Теплый ласковый туман клубился над водой. Золотисто-дымчатые кварцы звезд освещали лунную дорожку на море, белую песчаную косу и четкие силуэты голубых елей на утесе. Идиллия…
Волны ласково щекотнули мне ступни. От моря веяло блаженной прохладой, однако я остановилась в нерешительности.
– Идите же, Сюзанна, не будьте скромницей!
Увы, я давно лишилась того бесстыдства, которое процветало в Версале, а возможно, никогда и не имела его. Оглянувшись по сторонам, я подумала, что опасаться мне нечего. Глубокая ночь, вокруг – ни души… Я сбросила рубашку и вошла в воду. Море было теплое-теплое, как парное молоко.
Где-то под водой руки Кристиана нашли меня, обняли и настойчиво тянули к себе. Я поддалась, чувствуя, как растет тепло в груди – тепло, причиной которого был он, граф Дюрфор.
– Вы делали это когда-нибудь в воде? – прошептал он.
– Нет…
– Хотите попробовать?
Вытирая с ресниц брызги воды, я ответила:
– Пожалуй…
Концом нашего путешествия был Дуарненез – очаровательный курортный городок с белоснежными домами, расположенный в живописной изумрудно-зеленой долине. Легкие – голубые, розовые, белые – туманы окутывали город и синюю морскую ланду.
В одной из местных гостиниц нас ожидал экипаж, в котором мы отбыли в Сент-Элуа. Две недели безделья и нам, и детям пошли на пользу: они загорели, выросли и стали крепче. Жанно бегал босиком, как и его друзья из крестьянских семей, и Маргарита уверяла меня, что теперь он целый год не будет болеть.
Наше забытье закончилось. Нас обоих звал Париж, но возвращалась я туда с тягостным чувством. Тайный страх сопровождал меня. Мне впервые казалось, что этот огромный блестящий город способен проглотить все на свете – и меня, и Кристиана, и наши отношения.
Но мы возвращались, и мне ничего не оставалось, как только смотреть вперед.
3Все сложилось как нельзя лучше. Поначалу я думала, что присутствие Франсуа в доме будет чем-то мешать мне. Например, внушит мне чрезмерную тревогу – я стану нервной, а это может повредить. Но все эти опасения оказались напрасными. Я вообще почти не видела Франсуа, и даже Маргарита толком не знала, бывает ли он в доме. А когда 19 июня 1791 года, в тот самый назначенный день, мы неожиданно встретились за завтраком, я сумела повести себя так весело, беззаботно и естественно, что даже сама почувствовала некоторое уважение к своим актерским способностям.
Потом Франсуа ушел. Куда – меня не интересовало. Кроме того, я была рада, что он уходит. Сегодня мне было необходимо его отсутствие. Хотя бы до вечера.
К побегу королевской семьи было готово все, до самой последней мелочи. Генерал Буйе, один из немногих верных офицеров, расставил кавалерийские отряды от Монмеди до Шалона – так, чтобы королю и королеве ничто не угрожало. В каждом городишке, встречающемся на пути, молодой герцог де Шуазель расположил по эскадрону своих гусар, но для связи, к сожалению, избрал фигаро и тупицу, парикмахера Леонара. Леонар был искренний роялист, но очень бестолковый исполнитель. В этот день я волновалась по многим причинам, но больше всего оттого, что парикмахер уже скачет во весь опор исполнять данные ему поручения.