Мишель Моран - Нефертити
На Нахтмине было длинное схенти и короткий плащ из плотного льна. Я взглянула на него в бледном свете луны.
— Нет. А что, надо было?
— Я только что приехал из Мемфиса. Даже фараон еще не знает, что я здесь.
— Но Нефертити сказала…
Нахтмин пожал плечами:
— Их предупредили о моем приезде.
— Тогда тебе туда. — Я указала на дворец. — Они захотят немедленно поговорить с тобой.
Военачальник рассмеялся.
— Ты думаешь, фараона волнует, что его мать скажет о его действиях?
Я мгновение подумала.
— Нет.
— Тогда какая разница, буду ли я там, притворяясь, будто веселюсь и радуюсь, или побуду тут с прекрасной мив-шер и вправду порадуюсь?
Я покраснела. «Мив-шер» — так меня называл отец. Так уместно называть котенка, но не женщину.
— Там во дворце Нефертити. Ты можешь порадоваться обществу красивой женщины.
— Ах вот почему ты сердишься на меня! А я-то думал…
— Вовсе я на тебя и не сержусь! — возразила я.
— Вот и хорошо. Тогда ты не будешь возражать против прогулки по саду.
Он предложил мне руку, и я нерешительно оперлась на нее.
— У меня будут большие неприятности, если моя сестра обнаружит нас здесь, — предупредила его я.
Но мне нравилось ощущать его прикосновение, и я не отняла руку.
— Она сюда не придет.
Я посмотрела на Нахтмина.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что сейчас ее гораздо больше волнует строительство храма Атона.
Это было правдой. Вряд ли вообще хоть кто-то на празднестве меня хватится.
— Ну и как дела в Фивах? — хмуро поинтересовалась я.
— Да так же, как и в Мемфисе. Сплошная политика, — ответил Нахтмин. — Когда-нибудь я брошу это все и поселюсь где-нибудь в тихой деревушке.
Он посмотрел на меня.
— А ты? Каковы планы сестры главной жены царя?
Мне было четырнадцать — достаточно, чтобы выйти замуж и управлять собственным домом. Я сжала губы.
— Это зависит от того, что решит мой отец.
Военачальник промолчал. Я подумала, что его, быть может, разочаровал мой ответ.
— Говорят, ты целительница, — заметил Нахтмин, меняя тему беседы.
Я энергично покачала головой:
— Просто в Ахмиме я немного изучала травы.
Нахтмин улыбнулся. Он наклонился и сорвал листик с какого-то маленького кустика.
— А что это? — спросил он.
Я не хотела отвечать, но Нахтмин поднял листик повыше и явно собирался дождаться ответа.
— Тимьян. С медом хорошо лечит кашель, — не удержалась я, и Нахтмин рассмеялся.
Мы дошли до самого края сада: в нескольких шагах от нас уже начинался дворец.
— Ты не принадлежишь этому месту, — сказал Нахтмин, глядя на открытые двери Большого зала. — Ты для этого слишком хороший человек.
От возмущения я повысила голос.
— Ты хочешь сказать, что…
— Я ничего не хочу сказать, мив-шер. Но эти игры не для тебя.
Мы остановились у входа во внутренний дворик.
— Я уезжаю завтра утром, — сказал Нахтмин. Помолчав, он быстро добавил: — Будь осторожна здесь, госпожа. Пусть история забудет твое имя. Ибо ради того, чтобы твои деяния жили в вечности, тебе придется стать именно тем, чем желает тебя видеть твоя семья.
— И чем же? — спросила я.
— Рабыней трона.
Я сидела в покоях Нефертити, потому что она позвала меня сюда, и смотрела, как она разделась, бросив дорогое платье на пол. Она протянула ко мне руки, чтобы я помогла ей надеть домашнее одеяние, и мне подумалось: а не стала ли я уже рабыней трона? Уж рабыней Нефертити — так точно.
— Мутни! Мутни, ты меня слушаешь?
— Конечно.
— Тогда почему ты не отвечаешь? Я только что сказала, что завтра мы собираемся пойти посмотреть на храм, а ты… — Она с шумом втянула воздух. — Ты думаешь о том военачальнике! — обвиняюще воскликнула Нефертити. — Я видела, как ты вчера вечером вошла с ним в Большой зал!
Я отвернулась, пытаясь скрыть румянец.
— Выброси его из головы! — прикрикнула Нефертити. — Аменхотеп его не любит. Чтобы тебя с ним не видели!
— Да ну? — Я встала, внезапно рассердившись. — Мне четырнадцать лет! Какое у тебя право указывать, с кем мне видеться, а с кем нет?
Мы уставились друг на друга; у рта Нефертити пролегли жесткие складки.
— Я — царица Египта. Тут не Ахмим, где мы были просто девочками. Я — правительница самого богатого царства на свете, и я не желаю, чтобы ты была повинна в моем низвержении!
Я собрала все свое мужество и яростно тряхнула головой:
— В таком случае я не желаю иметь с этим ничего общего!
Я двинулась к выходу, но Нефертити преградила мне путь.
— Ты куда?
— К себе во дворик.
— Нет, ты не пойдешь! — воскликнула Нефертити.
Я расхохоталась.
— Ты что, собираешься стоять так всю ночь?
— Да!
Мы снова уставились друг на друга, а потом на глазах у Нефертити выступили слезы. Она подошла к кровати и упала на нее.
— Ты хочешь, чтобы я осталась одна? Вот так, да?
Я вернулась и присела рядом с ней.
— Нефертити, у тебя есть Аменхотеп. У тебя есть отец…
— Отец! Отец любит меня за мое честолюбие и хитрость. А тебя он уважает! С тобой он разговаривает!
— Он разговаривает со мной потому, что я его слушаю.
— И я тоже!
— Нет. Ты не слушаешь. Ты ждешь, пока человек скажет то, что тебе хочется услышать, и только тогда обращаешь на него внимание. И ты не прислушиваешься к советам отца. Ты ни к чьим советам не прислушиваешься.
— А почему я должна к кому-то прислушиваться? Я что, овца?
Я помолчала, потом снова повторила:
— У тебя есть Аменхотеп.
— Аменхотеп! — отозвалась Нефертити. — Аменхотеп — честолюбивый мечтатель! И сегодня ночью он будет с Кийей, которая не видит дальше кончика своего кривого носа!
Я рассмеялась, потому что это было правдой, и Нефертити положила руку мне на коленку.
— Останься со мной, Мутни.
— Хорошо, сегодня останусь.
— Нечего делать мне одолжение!
— Ничего я и не делаю. Я просто не хочу, чтобы ты была одна, — искренне ответила я.
Нефертити самодовольно улыбнулась и налила две чаши вина. Я не стала обращать внимание на ее самодовольный вид и села рядом с ней у жаровни, набросив одеяло нам на ноги.
— А почему Аменхотеп не любит этого военачальника? — поинтересовалась я.
Нефертити мгновенно поняла, какого военачальника я имела в виду.
— Он предпочел остаться в Фивах, вместо того чтобы поехать в Мемфис.
На лице Нефертити играли золотистые отблески пламени в жаровне. Она была красивой даже без драгоценностей и короны.
— Но ведь не все же военачальники поехали с нами в Мемфис! — возразила я.
