Одного поля ягоды (ЛП) - "babylonsheep"
— Кто выбрал эти названия? — прошептал Том в ответ. — Не говори мне, что есть ещё одна под названием «Загонщик её яиц».
— Это трилогия, она заканчивается на трёх, — беспечным голосом ответила Уоррен. — И я не думаю, что волшебники знают, что такое яйца. Они всё ещё находятся на стадии удивления существованием микроскопических животных.
— Волшебники знают, что такое яйца. Я могу купить их у бакалейщика Хогсмида, десять кнатов за дюжину… — сказал Том. — Ой. Ты о яйцеклетках?{?}[Игра слов: beater — «загонщик» в квиддиче как человек, который бьёт (to beat — бить), но так же «венчик» в контексте готовки. Несведущий наивный Том имел в виду куриные яйца.]
— О-о-ой, — сказал Уоррен. — А ты нет? У ведьм есть другой вид яиц?
Она положила книгу и опустила подбородок на свои руки, глядя на него с хитрой улыбкой. Она отнюдь не была окклюментом, а потому была слишком открыта в своих эмоциях. Даже через стол он мог почувствовать липкое касание её пронырливого любопытства. Оно было похожим, но и близко не таким радушно встреченным, как то, что он чувствовал, когда Гермиона смотрела на него, а её взгляд невольно притягивался к тайному вырезанному зубами полукругу, розовому румянцу над бледной плотью и белым горизонтом его форменного воротничка.
Она напевала себе под нос, улыбка на её лице стала недвусмысленным намёком на похотливые фантазии, выходящие даже за пределы вырожденческих увлечений любого из парней в его спальне:
— Хм-м-м. «Клетки». И кто теперь использует магловские слова? Люди примут тебя за маглорождённого, если ты будешь говорить такие вещи, Риддл.
— Я полукровка. Моя мать была ведьмой, — парировал Том.
— Может, у тебя больше волшебной крови, чем у меня, которой у меня нет вообще, — сказала Уоррен. — Но ты ведёшь себя большей ведьмой-девой, чем мне вообще под силу. Каждый раз, когда волшебник Спикерналл приходил с ощипанным гусём или корзиной булочек с чёрной смородиной, она пряталась на чердаке и наблюдала за ним через подзорную трубу. Трудно поверить, что почти женатого мужчину пугает мысль о взбивании яиц ведьмы.
— Меня не пугает, — сказал Том, и против воли он почувствовал, что его щёки залились злобным румянцем. — Я возмущён твоим отсутствием пристойности. Это непристойный разговор. К тому же я не вижу, каким образом мои настолько личные дела каким-либо образом касались бы тебя.
— Романтика — моё дело, — сказала Уоррен, и в её глазах он почувствовал глубокую тоску, тайное, но страстное желание, чтобы переменчивые силы Судьбы взяли её под руку и расписались на бесплодных страницах её бальной книжки{?}[То же, что и бальная карточка ]. Она моргнула, и ему пришлось отвести взгляд: он научился преодолевать такие жалкие ощущения, как «одиночество», к шести-семи годам. Но другие люди всё ещё чувствовали его, и в Уоррен оно было особенно сильным, даже для такого человека, как Том, который настолько оцепенел от него, что сделал себя неуязвимым.
— Если кто-то и заслуживает счастливого конца с красивым принцем, это Гермиона Грейнджер, — продолжала Уоррен, одаривая его тем взглядом задумчивой тоски, которую он научился презирать. — Она хрестоматийный пример главной героини романа — неказистая и неловкая, но умная юная ведьма, которая привлекает могущественного волшебника. Если она сможет это, то, возможно, и есть какой-то дух реализма за снами наяву и искупительскими желаниями.
— Гермиона не неказистая, — холодным тоном сказал Том.
— Ты любовный интерес главной героини, конечно, ты не будешь так считать, — сказал Уоррен. — Как несправедливо, хм-пф. В любом случае, как поставщик счастливого конца, это твоя обязанность, ну, знаешь, поставить счастливый конец.
— Я женюсь на Гермионе, разве это недостаточно счастливый конец? — спросил Том. Какая чудаковатая девчонка эта Миртл Уоррен. Если Том считал жизнь театральным представлением, то для Уоррен она была захватывающим романтическим повествованием. Абсолютно невероятно. Она так очевидно и слепо ошибалась.
— Только в скучных книгах, которые заканчивают сцену за закрытой дверью, стоит только подойти к захватывающим частям, — сказала Уоррен. Она призвала книгу с ближайшей полки и открыла на последних страницах возле задней обложки. — «Ведьма-дева из Вестерфорда» хорошая, где так не делают. Поэтому её и стоит прочитать. Вот, тридцать первая глава — и прости, что я рассказала тебе концовку, но это любовный роман, так что очевидно, что произойдёт в конце.
Том просмотрел представленный перед ним текст.
«Наконец-то я могу называть Вас мадам Спикерналл», — сказал волшебник Спикерналл, взял её за руку и ввёл в затемнённую спальню. С беззвучным взмахом волшебной палочки портьеры опустились на освещённые луной оконные стёкла. Дюжина свечей ожила в обжигающем отражении глаз её мужа. «А ты, моя дражайшая душа, можешь называть меня ‘Сайлас’. Я надеюсь, что услышу своё имя из твоих нежных уст много раз, прежде чем наступит утро, — он разорвал узел на воротнике, и его свадебный плащ тяжёлыми бархатными складками заполонил пол. — Начнём, любовь моя».
Он звучно захлопнул книгу:
— Это, — он брызгал слюной, — ты подразумевала под «счастливым концом»? Это ты считаешь кульминацией человеческого счастья — плотские утехи?
— О нет, чистый и добродетельный ум. Таких в наши дни почти не найти, — сказала с придыханием Уоррен голосом сладким, как сироп. — Разве ты не понимаешь, что это символично?
— Нет, — надменно ответил Том.
— Хм-м-м, — размышляла Уоррен. — Риддл, ты говоришь, что ты полукровка с матерью-ведьмой — твой отец, должно быть, маглорождённый или магл.
— И какое это имеет значение?
— Это значит, что твой отец должен был вырастить тебя в христианском доме, — сказала Уоррен, сияя от триумфа своих блестящих рассуждений. — Ты знаешь всё о магловских поговорках, значит, ты вырос в магловском мире по выбору отца. Если ты крещёный христианин, то ты точно слышал историю Товии и Сарры{?}[Из книги Товита. В католицизме признана богодухновенной, в православии — небогодухновенной (но полезной и назидательной). Отец (Товит) послал Товию за долгом в город Экбатана. Его проводником был ангел Рафаил, который по дороге устроил его свадьбу с Саррой, у которой в брачную ночь, по любви к ней (из ревности), были убиты Асмодеем (демоном) семеро мужей, один за другим. Товия, по указанию архангела Рафаила, женившись на Сарре, отогнал демона курением, в брачном покое, сердца и печёнки рыбы, пойманной им в реке Тигр. Асмодей ощутив этот запах курения, «убежал в верхние страны Египта, и связал его ангел».] — это такой же символизм, который используют романы.
«Ты сотворил Адама и дал ему помощницею Еву, подпорою — жену его. От них произошёл род человеческий. Ты сказал: нехорошо быть человеку одному, сотворим помощника, подобного ему. И ныне, Господи, я беру сию сестру мою не для удовлетворения похоти, но поистине как жену: благоволи же помиловать меня и дай мне состариться с нею!»{?}[Товит, глава 8 (8:6-8:7)] — процитировала она. — Ты не видишь? Это не о похоти, а об искренности и преданности. Когда муж и жена дают друг другу обещание по плоти, это символизирует их обещание по духу. Они чтут супружеский завет.
Том заёрзал на своем месте. Было странно, что трепетные, абстрактные полумысли, засевшие у него в голове, так лаконично изложил кто-то, кто не разбирался в жизни, как Уоррен. Ему это не нравилось. Потому что она, конечно же, ошибалась. Он не был воспитан своим отцом в христианском доме. Если её первоначальные предположения были неверны, то и вывод должен быть таким же.
— Брак — это таинство, я знаю, — огрызнулся он и, крепко удерживая своё терпение, изменил тон. — Я ценю твои усилия, Уоррен, но напоминание об этом несколько излишне. У меня было одиннадцать лет огня и серы, и этого мне было более чем достаточно.
— Но ты же всё ещё в это веришь? — наседала Уоррен, сиянием глаз, которое было слишком различимым за толстыми линзами очков. — Вы с Грейнджер оба, раз вы решили жениться, а не попробовать друг друга разок и пойти своей дорогой. Это не касается исключительно маглов, не может такого быть, раз люди, рождённые в этом мире, ведут себя, будто нет ничего из ряда вон выходящего, что двое семнадцатилетних женятся студентами в общественной школе-интернате. Такого практически не случается… снаружи…
