Мюриел Болтон - Золотой дикобраз
Право сражаться с Людовиком Мария предоставила де Морнаку.
— Я знаю, вы думаете, что мы ничего не сделали, чтобы спасти вас от этого брака, — начал де Морнак.
— А разве это не так? — прервал его Людовик.
— Мы сделали все, что было в наших силах, но если бы нам удалось сделать в тысячу раз больше, все равно бы это ни к какому результату не привело. Мы одни! Понимаете, одни! Нет никого, кто оказал бы нам военную помощь.
— А это потому, что вы и не собирались сражаться! — яростно завопил Людовик. — Вы плакались и умоляли, но, в конце концов, подписали все, что вам приказали. Как может кто-нибудь прийти вам на помощь, если вы легли на брюхо и позволяете вытирать о себя ноги? Кто захочет помогать таким трусам? Если бы вы сразу же отказались…
Мария набралась мужества вмешаться:
— Он тут же бросил бы тебя в тюрьму.
— А что такого страшного в тюрьме? — презрительно воскликнул Людовик. — Это было бы для нас самым лучшим выходом. За нас были бы все герцоги — Бретань, Бургундия и даже Бурбоны. Они пришли бы к нам на помощь просто потому, чтобы защитить самих себя. Да что там, уже поздно об этом говорить.
Людовик снова повернулся лицом к де Морнаку.
— В Монришар я не поеду!
Де Морнак помолчал несколько секунд, а затем кивнул в сторону окна.
— Вы знаете, что там делается во дворе?
— Знаю, — высокомерно ответил Людовик. — Я знаю, что король прислал солдат. Он называет это почетным эскортом. Этот эскорт должен сопровождать меня в Монришар. Ну и что? Там только две сотни солдат или около этого. Наших здесь не меньше.
Заметив улыбку де Морнака, он добавил:
— А стоит только свистнуть, явится много больше.
— Но не успеют, — отозвался де Морнак. — А вы знаете, что сейчас происходит вот в той деревне?
Между темными бровями Людовика пролегла складка — выражение крайней озабоченности. Он отогнул обшлаг своего верхового костюма и правой рукой начал массировать левое запястье. Он делал это по привычке, чаще всего, когда волновался. Людовик сломал левую кисть, упав с коня, с того самого красавца, которого ему подарил король. Кости срослись немного неправильно, и, когда он уставал, запястье болело. Чтобы унять боль, он массировал его, и это вошло в привычку.
Сейчас же он это делал вовсе не потому, что был очень озабочен тем, что говорил ему де Морнак. Де Морнак и раньше много говорил. Например, он говорил, что этот ужасный день придет еще не скоро, что до него еще далеко. Но вот он пришел, этот ужасный день. И де Морнак снова его уговаривает не сопротивляться.
Широко раскрыв глаза, он вопросительно посмотрел на де Морнака.
Де Морнак ответил на его вопрос:
— Части королевской армии случайно проходили мимо и решили остановиться. Место им, наверное, приглянулось. А возможно, король предвидел, что у вас вдруг пропадет желание приехать в Монришар. Вот он и решил его немного подхлестнуть.
Затем он отбросил свой иронический тон и добавил уже серьезно и грустно:
— Людовик, вы должны жениться. Ваша матушка страдает не меньше вас, но выхода нет. Вернее он есть, но неприемлем. Вы, конечно, можете сражаться, если пожелаете. Любой может попробовать сражаться. Но победить вы не сможете. Если вы сегодня откажетесь ехать в Монришар, завтра эта комната… — он оглядел большую обжитую комнату Людовика, охотничьи трофеи на стенах. Все было в беспорядке разбросано на кожухе над камином. Стены были обшиты резными панелями и разукрашены яркими вымпелами и знаменами, привезенными Людовиком с турниров. Рассматривая предметы, находящиеся в этой комнате, можно было прочитать всю жизнь Людовика. Вот сломанная рапира, беспечно заброшенная в угол, рядом с ней старый мяч, огромный охотничий пес лег у огня и спит. На столе миниатюры матери, сестры и Анны. Было видно, что столом этим пользовались крайне редко. На внутренней двери гардероба виднелись гротеск и довольно грубые стишки на короля…
— Эта комната, — повторил де Морнак, — перестанет существовать. Здесь будут дымиться угли среди руин. Вся Орлеанская земля будет лежать в руинах. Ваша матушка будет мертва. Сестра тоже. И вы тоже будете мертвы. От вашей смерти король получит много больше, чем от вашей женитьбы. Последний герцог Орлеанский будет обвинен в государственной измене, а земли эти будут конфискованы в пользу короны. Если вы этого хотите, то тогда идите и сражайтесь!
Он пригласил Марию вместе с собой, и они вышли, оставив Людовика обдумывать услышанное.
Когда де Морнак вернулся через полчаса, то спрашивать, какое решение принял Людовик, необходимости не было. Тот стоял в центре комнаты, медленно натягивая кожаные рукавицы для верховой езды. С отсутствующим взглядом он взял свой плащ и войлочную шляпу с конусообразной тульей.
Де Морнак облегченно вздохнул. Полной уверенности, что все обойдется именно так, у него не было.
— Не так уж все будет и плохо, — тихо произнес он. — Вы и не почувствуете, что женаты. Видеть ее вы будете редко. Полагаю, король не будет настаивать на частых визитах.
Дело в том, что после долгих торгов и препирательств было решено — сразу же после бракосочетания Жанна возвращается в Линьер и остается там. Завести свой дом она и не могла, и не хотела. Жанна взмолилась, чтобы ей дали возможность вернуться в свой дом, и король неохотно пошел на такое облегчение их участи.
Де Морнак продолжал, стараясь открыть Людовику все преимущества этого брака:
— Ее приданое позволит вам жить в роскоши…
Людовик вскинул голову.
— Я даже пальцем не прикоснусь к ее приданому!
— Господи, почему же нет?
— Потому что у меня есть план, — серьезно объявил Людовик. — Есть много разных способов охоты на кабана. Я предпочел бы прикончить его одним ударом, но у меня нет поддержки.
Людовик вздохнул.
— Я загоню его в угол и уморю голодом.
Де Морнак озабоченно посмотрел на него, а Людовик, слегка улыбнувшись, продолжил:
— Не беспокойтесь, все будет очень тихо, никто не пострадает.
— Но что это, — начал было де Морнак, но Людовик решительно замотал головой.
— Я не скажу вам. Это будет долгое сражение, но победителем из него выйду я.
* * *Жанна надела свое свадебное платье из золотой парчи, посмотрела на себя зеркало и рассмеялась.
К ней вошла Анна, платье на ней было почти такое же. Она увидела измученное уродливое лицо сестры и попыталась увести ее от зеркала. Но та сопротивлялась. Так и застыли они плечо к плечу, отражаясь в зеркале. Контраст был разительный. Возможно, впервые в жизни Анне не захотелось выглядеть такой свежей и привлекательной. Темный блеск ее волос и глаз подчеркивал белизну кожи. Это была даже не белизна, а скорее сплав слоновой кости с лепестками роз. Надо ли говорить о том, что кожа к тому же была и атласно-гладкой.
