Роксана Гедеон - Дни гнева, дни любви
Королева оживленно поднялась, взглянула на меня, и в глазах ее блеснуло лукавство.
– Знаете, Сюзанна, – сказала она, – так получилось, что не вы первая сообщили мне приятные новости.
– Не я? Но кто же тогда мог знать, что…
– Вы первая привезли нам письменные подтверждения согласия моего брата нам помочь. Но устно мы узнали об этом раньше.
– Ваше величество, я не понимаю, как это может быть. Император именно мне передал бумаги и именно на меня возложил честь передать их вам.
– Сейчас вы все поймете, дорогая. Поверьте, это ничуть не умаляет ваших заслуг.
Она подошла к двери и приказала:
– Госпожа Кампан, прошу вас, пригласите графа.
Повернувшись ко мне, Мария Антуанетта добавила:
– Этот молодой человек раньше помогал нам за границей, и очень хорошо помогал. Но вчера он доложил о своем прибытии и заявил, что готов служить нам здесь. Я приняла его услуги.
За дверью послышались быстрые шаги, и через секунду я с изумлением увидела на пороге кабинета графа Дюрфора.
Как всегда, одетый с иголочки, в белокуром парике, надушенный, в белых перчатках и при шпаге, он низко склонился сначала перед королевой, а потом – так же низко – передо мной.
– Государыня, я готов выслушать ваши распоряжения. Ошеломленная, оскорбленная до глубины души тем, что вижу его перед собой, я сдавленным голосом обратилась к королеве:
– Как же это, ваше величество? Человек, которого вы имели в виду, – граф Дюрфор?
– Да, моя дорогая, – с улыбкой отвечала королева, – и мне жаль, что вы не слышали, как восторженно он о вас говорил…
Заметив мой холодный взгляд, королева перестала улыбаться.
– В чем дело, господа? – спросила она, обращаясь к нам обоим. – Вы даете мне понять, что я напрасно свела вас вместе? Ответьте мне, господин граф!
Дюрфор снова поклонился.
– Ваше величество, – сказал он, – я не знаю, что ответить вам по этому поводу.
– Мадам, – заявила я, вне себя от гнева и унижения, – прошу прощения, но я чувствую себя не в силах оставаться в одной комнате с этим человеком.
Мария Антуанетта покачала головой.
– Право же, все это странно. Сюзанна, может быть, вы объясните мне, в чем тут дело?
– Ваше величество, умоляю вас не настаивать; если я начну говорить, это будет слишком позорно для графа Дюрфора. Позвольте мне удалиться.
Дюрфор ступил вперед.
– Государыня, позвольте удалиться мне. Я пришел к вам после принцессы, я мужчина – из всех соображений будет лучше, если удалюсь я и избавлю принцессу от испытания видеть меня.
Королева сделала растерянный жест рукой, показывая, что отпускает его. Когда дверь за ним закрылась, Мария Антуанетта внимательно взглянула на меня.
– Ну, теперь мы одни и…
– Простите, что прерываю вас, ваше величество, но, поверьте, мне унизительно даже слышать имя этого человека.
– Хорошо. Если вам это неприятно… Хотя с другой стороны, я дала ему столько поручений…
Заметив выражение моего лица, натянутое и бесстрастное, она замолчала не договорив. Я перевела дыхание. До сих пор неожиданное появление Дюрфора в Париже не давало мне разобраться, что же все-таки заставило этого человека приехать сюда. В Вене он и словом не обмолвился о том, что собирается сменить свою дипломатическую работу за рубежом на беспокойную и опасную службу во Франции. Неужели причиной его возвращения была я? Нет, не следует даже думать об этом. Но если он считает, что я настольно лишена чувства собственного достоинства, что его недавняя выходка уже вылетела у меня из памяти и что я готова растаять от одного его появления, – в этом случае надо раз и навсегда дать ему понять, как глубоко он ошибается.
– О чем вы хотели просить меня, дорогая?
Голос королевы вывел меня из задумчивости, и я, уяснив, о чем она спросила, сразу почувствовала смущение.
– Государыня, мне стыдно признаться, но речь идет о деньгах.
Я знала о дружбе королевы с Полиньяками, с принцессой де Ламбаль, и знала, что они выпрашивали у нее огромные суммы. Для меня эта просьба была необычна, ибо я никогда не просила у королевы ни ливра. У меня было лишь несколько драгоценных безделушек, которые она мне дарила в знак признательности. И вот – полмиллиона ливров…
Мария Антуанетта выслушала меня без всякого удивления.
– Сюзанна, – сказала она решительно, – выходки спекулянта, каким бы богатым он ни был, не должны вас тревожить.
– Но сумма, ваше величество, – она ведь очень велика.
– Пришлите мне все ваши счета, я оплачу их, и это, поверьте, будет самой малой благодарностью за то, что вы сделали.
У меня словно гора с плеч свалилась. Теперь можно будет с насмешкой взглянуть Клавьеру в глаза – ему не удался его замысел. Паулино пересмотрел все наши расходы и выяснил, что я больше ничего Клавьеру не должна. И впредь, разумеется, дела с ним иметь не буду.
– А как же дата побега? – спросила я у королевы. – Вы назначите ее позже?
– Это компетенция его величества, Сюзанна. Когда приедет Ферзен, мы на него возложим и подготовку кареты, и лошадей – все это надо, разумеется, готовить втайне… Я полагаю, мы уедем никак не раньше июня. Но я готова ждать хоть целый год, лишь бы все это состоялось!
Она протянула мне бумагу.
– Смотрите, что написал нам король Швеции Густав III. Я бегло просмотрела написанное. В глаза мне бросилась одна фраза:
«Вам, христианнейший брат мой и кузен, надо навсегда покинуть Париж и обречь на гибель это логово убийц, предав его полному забвению, ибо пока во Франции будет Париж, там никогда не будет королей».
Меня даже передернуло.
– Да это же просто безумие, ваше величество! Разве он не понимает, что было бы, если бы письмо попало в ненадежные руки?
– Да, он неосторожен, но он поддерживает нас. Он оказывает нам самую сильную поддержку в Европе.
– Он знает о ваших планах?
– Приблизительно. И он позволит Ферзену ехать сюда, не теряя ни минуты.
– А как вы думаете выехать из охраняемого Тюильри, государыня? Выход уже найден? Здесь трое ворот, оцепленных стражей.
Королева насмешливо улыбнулась.
– Нам поможет излишняя наивность господина де Лафайета.
– Каким образом? И так ли уж он наивен?
– Он наш тюремщик, Сюзанна, но этот тюремщик позволяет иногда себе глупость быть любезным и галантным. Вспомните о приезде Ферзена…
Меня осенило. Предупредительный господин де Лафайет, начальник Национальной гвардии, как всегда, любезно оставит тайную калитку, ведущую с набережной в Тюильри, незапертой, ибо полагает, что таким образом помогает королеве встречаться с графом де Ферзеном, ее любовником.
И, словно в глубокой задумчивости, королева произнесла: