Одного поля ягоды (ЛП) - "babylonsheep"
— Я говорил.
— Любезный — я куплю тебе пинту, если мы когда-то пойдём вместе выпить!
Вскоре Том и Роджер вернулись, Том выглядел кислым, а выражение Роджера хранило вежливую весёлость. Гермиона возобновила свою полусерьёзную попытку показать Роджеру остальную часть третьего этажа, что включало в себя остановки, чтобы рассмотреть каждый предмет искусства и часы в коридорах. Роджер спросил Тома, может ли он открыть часовой шкаф, на что Том, немного подтолкнув Гермиону, нехотя согласился.
— Точность этих вещей потрясающая, — сказал Роджер, следя глазами за движением маятника туда-сюда. — Именно зубчики шестерёнок, понимаете, отвечают за угол и время каждого взмаха. Сейчас они точны, но вы можете рассчитывать, что к лету потеряете несколько секунд в неделю. Третий этаж теплее второго, и эти металлические части расширяются от жара. Получается не так последовательно, как электрические часы, но электроника — предметы полезности, а не искусства.
Он похлопал по деревянному коробу с нежной улыбкой, а затем закрыл дверцу.
— Как чудесно делиться нашими интересами друг с другом, не так ли, Гермиона? — спросил Роджер. Он повернулся к Тому. — А что насчёт тебя, Том? Судя по сюжетам картин, которые мы прошли, Риддлы любят животных. Это так?
— Да, — сказал Том, сморщившись от неприятно фамильярного использования Роджером его имени. — Мы известны своим мастерством с… животными.
— Мне бы хотелось об этом услышать, — сказал Роджер. — Живя в Лондоне, ни у кого нет места для спортивной охоты. С собаками — да, но точно не с лошадьми, если только это не рабочие звери для скачек. Мне незачем тебе говорить, полагаю, — уверен, мы оба называли Лондон домом…
Роджер был прерван посреди предложения звоном колокольчика внизу.
— Не продолжить ли нам за ужином? — Роджер протянул руку Гермионе. — Могу я сопроводить тебя вниз?
— Нет, позволь мне, — быстро сказал Том. — Я знаю самый короткий путь в столовую.
В этот раз Том вёл за собой их маленькую группу, а Гермиона следовала в конце. Когда они прошли мимо лестничной площадки, воздух замерцал, и Нотт вышел из-за изгиба перил, засунув свою палочку во внутренний карман смокинга.
— Рехнуться можно, — пробормотал Нотт, проскальзывая рядом с Гермионой. — Я бы никогда не принял тебя за любовницу магла, Грейнджер. Любительницу маглов — да, в этом нет ничего необычного, но любовница магла, — на последних двух словах он сделал неуместное ударение. — Для меня это новость. Сколько же ему лет? Риддл, должно быть, сейчас в бешенстве — не думаю, что ему нравится, что у него самый поздний день рождения из нас троих. Ему сегодня восемнадцать, а нам уже несколько недель и месяцев.
— Роджеру двадцать один, — сказала Гермиона.
— Двадцать один, — размышлял Нотт. — Если бы он был волшебником, он бы, скорее всего, был уже женат. Волшебник, который не позаботился об этом как можно скорее, не обеспечит себе хорошую пару. Это если он предпочтёт ровесницу. Неужели маглов это не волнует?
— На каждого волшебника в Британии приходится четыре тысячи маглов, — ответила Гермиона. — Выбор гораздо шире, даже для тех, кто ограничивает поиск среди «уважаемых» семей. Никому не надо торопиться. И никому и не следует.
Нотт замолчал на секунду, а затем сказал:
— Этот магл назвал Риддла по имени, и, однако, всё ещё бодр и дышит.
— Я зову Тома по имени.
— Это другое.
— Чем это отличается?
— Ты… leman{?}[(прим. автора) от среднеанглийского lemman, варианта leofman, от древнеанглийского lēofmann («любовник; возлюбленная»), что эквивалентно lief + man («любимый человек»). В общем, это староанглийское слово 1300-х годов, означающее «девушка».] Риддла.
— Его — прости? Его лимон?
— Ты читаешь всё, Грейнджер, и, однако, ничего не понимаешь, — пренебрежительно заметил Нотт. — Даже Риддл не ожидает, что к нему будут обращаться по фамилии, когда он, кхм, спрягает сослагательное наклонение.
— Прошу прощения!
— Прощена, но в следующий раз мне бы хотелось увидеть немного больше стараний в мольбе.
Когда они с Ноттом достигли фойе, они увидели, что Роджер и Том уже добрались туда первыми. Вокруг них собралась небольшая толпа поклонников и доброжелателей. Гермиона не могла сопоставить их лица ни с какими именами, которые могла бы вспомнить, — должно быть, она предположила, что это гости миссис Риддл, прихожане местного значения, благородная деревенская публика, чей устоявшийся социальный уклад был прерван приходом войны. Том выглядел страдающим от всех рукопожатий. (Том всегда питал отвращение к прикосновениям других людей по причинам здоровья и гигиены, по крайней мере, он так говорил.) Однако гости, представлявшиеся Тому и Роджеру, не прикладывали к ним руки с обнаженной плотью. В основном это были женщины в вечерних перчатках длиной до локтя.
— О, какое зрелище, — сказал Нотт, остановившись на лестнице, чтобы взглянуть на окружающую обстановку. — Риддла осадила толпа.
— Они и впрямь несколько дружелюбней обычного, полагаю, — заметила Гермиона.
— Так и есть. Это обычная бригада кур и тёлок.
— «Кур»? — тон Гермионы был резким. — «Тёлок»? Такие выражения не просто негалантны, они оскорбительны.
— Как бы тогда ты ещё их назвала? — сказал Нотт, веселившийся от её гнева.
— Я бы их никак не назвала.
— Не там, где они могли бы услышать тебя, — Нотт постучал себе по носу. — Но смотри — вон туда, их мамы-куры хлопочут вокруг. Они ищут самое выгодное место, чтобы выпасти своих дочерей. Риддл и твой парень-магл, — Нотт произнес это с большим удовольствием и без особого сочувствия, — были выявлены как самые подходящие молодые люди на сегодняшнем мясном рынке.
Когда зашло солнце — раннее событие зимой, — потекли напитки, apéritifs{?}[(фр.) аперитивы] в высоких хрустальных бокалах и парад волованов начали циркулировать по комнате. Гермиона отправилась в бой, Нотт спешил за ней по пятам, громко кашляя и бормоча себе под нос о маглах и их своеобразных магловских манерах, в то время как несколько из них прикуривали сигары, прикасаясь обрезанными концами к спичкам, вырванным из спичечных буклетов.
Гермиона выставила свой подготовленный перечень для начала разговоров, начиная с «Как поживаете?», «Сегодня подают отличное вино», «Вы слышали последние новости о войне?», а также всегда надёжную универсальную постоянную «Разве в это время года не было холоднее в прошлом году?». Она скользила по периметру комнаты, которая была осажена дамами без кавалера и джентльменами на пенсии, людьми, от которых Гермиона могла ожидать мягкости и снисходительности к новому лицу, не связанному кровным родством, в отличие от достаточно угрожающей группы леди, борющихся локтями за место в центре вечеринки, где заседала миссис Риддл.
Случился некоторый просчёт, потому что оказалось, что пожилые джентльмены могли ухватиться за её темы для разговора и трещать и трещать о них, не давая ей вставить и слова.
— ...Нет, я помню, в прошлое Рождество замёрзшие трубы так грохотали, что миссис приказала их отключить, а потом заставила меня вынести с чердака старые ночные горшки.
— Разве было не так же холодно? Тогда я не мог сказать. Несколько лет назад нам поставили новую печь — ту, которую я называю «Чудовище». Она пожирает уголь целыми тачками, клянусь.
— Для этого Вам следует беречь газеты, письма и записки. Бумага и тряпьё дешевле за фунт, чем уголь. Это сэкономит Вам несколько шиллингов в неделю, если вы смешаете несколько комков и правильно упакуете их, огонь протянет всю ночь…
Гермионе ласкала слух оживлённая дискуссия о достоинствах туалетов на открытом воздухе. Она была благодарна за то, что её спасла возможность перебраться в столовую, когда бутылки вылились до последней капли, а канапе были очищены дочиста. Фойе опустело, когда гости направились в столовую. Они медленно, болтая, многоногими толпами бродили по коридору с той же скоростью, с какой неуправляемый ученик отправляется на долгую прогулку в кабинет директора.
