Джулия Куинн - Мистер Кэвендиш, я полагаю..
Томас проследил, чтобы владелец гостиницы каждый месяц получал небольшую премию, позволившую ему предоставлять младшим мальчикам дополнительный свободный день. Но так, чтобы кроме владельца гостиницы никто об этом не знал.
— Ты видел Люси?
Люси? Томас с интересом прислушался.
— Черного мерина? — глаза Бобби заблестели.
— Вы назвали мерина Люси? — спросил Томас.
— Да, его, — подтвердил Одли Бобби. Затем бросил Томасу: — Это длинная история.
— Он — красавец, — сказал Бобби, и его глаза округлились от благоговения. Томаса это позабавило. Бобби сходил с ума по лошадям еще до того, как научился ходить. Томас всегда думал, что рано или поздно он наймет его управляющим конюшнями Белгрейва.
— Он мне очень дорог, — сказал Одли. — Несколько раз спасал мне жизнь.
Глаза Бобби стали размером с блюдца.
— Правда?
— Правда. У Наполеона не было шансов против этой прекрасной британской лошади. — Одли кивнул в сторону конюшен. — С ним все в порядке?
— Помыт и почищен. Я сделал это лично.
В то время как Одли занялся подготовкой своего мерина со смехотворным именем к поездке домой, Томас отправился в пивную. Он подумал, что Одли стал ему менее несимпатичен, чем прежде, поскольку мужчина, с такой любовью относящийся к своей лошади, вызывает уважение. Но, в любом случае, пинта пива в такой день, как этот, не помешает.
Он хорошо знал владельца гостиницы. Гарри Глэддиш вырос в Белгрейве, он был сыном помощника управляющего конюшнями. Отец Томаса посчитал его подходящим компаньоном для сына — он был настолько ниже Томаса по своему общественному положению, что не могло возникнуть вопросов о том, кто из них должен быть главным. «Лучше рука конюха, чем коммерсанта», — часто говаривал отец Томаса.
Обычно перед матерью Томаса, которая была дочерью коммерсанта.
Однако Гарри и Томас весьма часто спорили о том, кто же из них должен руководить. В результате они стали верными друзьями. Годы разделили их. Отец позволил Гарри присутствовать на уроках Томаса в Белгрейве, но не собирался дальше спонсировать его образование. Томас уехал в Итон и Кембридж, а затем в полный блестящих излишеств Лондон. Гарри остался в Линкольншире, занявшись, в конечном счете, гостиницей, которую купил его отец, когда жена получила неожиданное наследство. И не смотря на то, что Гарри и Томас теперь гораздо больше знали о различиях в их социальном статусе, чем когда были детьми, их юношеская дружба оказалась на удивление крепкой.
— Гарри, — произнес Томас, усаживаясь на табурет возле бара.
— Ваша милость, — поприветствовал Гарри с той свирепой улыбкой, которую он всегда использовал, чтобы изобразить почтение.
Томас начал было хмурить брови за его дерзость, но вдруг почти рассмеялся. Если бы он только знал.
— Симпатичный глаз, надо же, — произнес Гарри, как бы между прочим. — Всегда нравились пурпурные цвета королевской семьи.
Томас продумал десяток различных возражениях, но, в конце концов, недостаток энергии не позволил ему озвучить ни одно из них.
— Пинту? — спросил Гарри.
— Самую лучшую.
Гарри протянул пинту и поставил ее на барную стойку.
— Вы похожи на черта, — открыто высказался он.
— Такой же горячий?
— Не совсем так, — сказал Гарри, качая головой. — Ваша бабушка?
Гарри хорошо знал его бабушку.
— И она тоже, — неопределенно ответил Томас.
— Ваша fiancée?
Томас моргнул. Он не очень–то много думал об Амелии сегодня днем, хотя начался день замечательно, если считать, что он почти овладел ею на лугу всего лишь шестью часами ранее.
— У вас есть одна, — напомнил ему Гарри. — Где–то такого роста, — он показал рукой.
Она гораздо выше, рассеянно подумал Томас.
— Блондинка, — продолжал Гарри, — не слишком упитанная, но…
— Достаточно, — оборвал Томас.
Гарри усмехнулся.
— Тогда это ваша fiancée.
Томас сделал большой глоток пива и решил позволить ему поверить в это.
— Все довольно сложно, — наконец произнес он.
Гарри немедленно нагнулся над баром с сочувствующим видом. Похоже, и правда он был рожден для этой работы.
— Так всегда.
Поскольку Гарри женился на своей возлюбленной в возрасте девятнадцати лет и теперь имел шесть маленьких пострелят, носящихся по небольшому дому, который находился сразу за гостиницей, Томас не был уверен, что тому хватит опыта судить о сердечных делах.
— Только на днях был здесь один тип… — начал Гарри.
С другой стороны, он, конечно, слышал все грустные рассказы и слезливые истории, произошедшие на территории отсюда и до Йорка.
Томас пил свое пиво, пока Гарри продолжал трепаться обо всем и ни о чем в частности. Томас его почти не слушал, но вдруг понял, что еще никогда в жизни не был настолько благодарен за всю эту бессмысленную болтовню, продолжавшуюся до тех пор, пока он не выпил все, включая осадок.
Тут подошел мистер Одли.
Томас уставился на свою кружку, размышляя, не заказать ли другую. Выпить ее залпом за минуту показалось ему в этот момент очень привлекательным.
— Добрый вечер, сэр! — приветствовал его Гарри. — Как ваша голова?
Томас обернулся. Гарри знал его?
— Намного лучше, — ответил Одли.
— Я дал ему мою утреннюю смесь, — объяснил Гарри Томасу и вновь повернулся к Одли.
— Она всегда срабатывает. Вот, спросите у герцога.
— Герцогу часто требуется бальзам от чрезмерных возлияний? — любезно осведомился Одли.
Томас резко на него посмотрел.
Гарри не ответил. Он заметил взгляд, которым они обменялись.
— Вы знаете друг друга?
— Более или менее, — уклонился Томас.
— Скорее менее, — вставил Одли.
Гарри посмотрел на Томаса. Их глаза встретились лишь на секунду, но в них заключалось сто вопросов и всего одно удивительно утешительное заверение.
Если он нуждается в нем, Гарри всегда готов помочь.
— Нам пора, — сказал Томас, задвигая свой табурет назад к стойке. Он повернулся к Гарри и кивнул ему.
— Вы вместе? — удивленно спросил Гарри.
— Мы старые друзья, — сказал Томас, вернее проворчал.
Гарри не стал уточнять, с каких пор. Он всегда знал, о чем спрашивать не следует.
Он повернулся к Одли.
— Вы не упоминали, что знакомы с герцогом.
Одли пожал плечами.
— Вы не спрашивали.
Гарри, казалось, удовлетворил этот ответ, и он повернулся к Томасу.
— Безопасной поездки, друг.
Томас в ответ слегка кивнул головой, затем первым направился к двери, предоставляя Одли следовать за ним.
— Вы дружите с владельцем гостиницы, — констатировал Одли, как только они оказались на улице.
Томас повернулся к нему с широкой обманчивой улыбкой.
— Я весьма дружелюбный товарищ.
Это были последние слова, произнесенные между ними, дальше они ехали молча, пока не оказались в нескольких минутах от Белгрейва, где Одли нарушил молчание:
