Джулия Куинн - Мистер Кэвендиш, я полагаю..
Это не мог быть Уиндхэм. Мужчина действительно был похож на ее жениха, но был каким–то … как это говорится…
Взъерошенным.
А еще он выглядел как–то добрее.
— Он пьян? – Спросила Милли.
— Это не Уиндхэм, — уверенно сказала Амелия. Потому что Уиндхэм всегда твердо держался на ногах.
— Я думаю…
— Это не он. – Но она не была в этом так уверена.
Милли секунд пять помолчала:
— Мы должны сказать маме.
— Мы не должны говорить маме, — прошипела Амелия, резко повернулась к сестре и схватила ее за руку.
— Ой, Эми, мне больно!
Амелия неохотно ослабила хватку:
— Послушай меня, Милли. Ты не скажешь матери ни слова. Ни – сло – ва. Ты меня поняла?
Глаза Милли округлились:
— Значит, ты думаешь, что это все–таки Уиндхэм.
Амелия сглотнула, не зная, что делать. Похоже, это действительно он. И если это так, она обязана помочь ему. Или спрятать его. Она чувствовала, что он предпочел бы последнее.
— Амелия, — прошептала Милли. Амелия старалась не обращать на нее внимания. Она должна была подумать. – Что ты собираешься делать?
— Помолчи, — сердито шикнула Амелия. У нее было немного времени, чтобы разобраться с тем, как быть дальше. Ее мать могла выйти из магазина одежды в любую секунду, и, Господи, она даже думать не хотела о том, какая за этим последует сцена.
В этот момент мужчина на другой стороне улицы повернул голову и посмотрел на нее. Он несколько раз моргнул, словно старался вспомнить ее. Он пошатнулся, выпрямился, снова пошатнулся и, наконец, прислонился к каменной стене, зевая и потирая глаза.
— Милли, — медленно произнесла Амелия, до сих пор смотревшая на Уиндхэма и теперь полностью уверенная в том, что это он, и повернулась к сестре. – Ты умеешь лгать?
Глаза Милли заблестели в предвкушении чего–то интересного:
— Как никто.
— Скажи матери, что я увидела Грейс Эверсли.
— Подругу Элизабет?
— Она и моя подруга.
— Но она ведь больше с Элизабет…
— Неважно, чья она подруга, — перебила Амелия. – Просто скажи ей, что я встретила Грейс, и она опять пригласила меня в Белгрейв.
Милли поморгала (прямо как сова, подумалось Амелии) и сказала:
— Прямо с утра?
— Милли!
— Я просто пытаюсь удостовериться, что наша история правдоподобна.
— Ладно. Да, прямо с утра. – Было, конечно, рановато для визитов, но Амелия не видела другого выхода. – Тебе не придется ничего объяснять. Мама покудахчет, скажет что–нибудь вроде «это любопытно», и на этом все и закончится.
— И ты обираешься бросить меня прямо здесь, посреди улицы?
— Не пропадешь.
— Я знаю, — Милли отступила, — но у мамы возникнут сомнения.
Черт возьми, она терпеть не могла, когда Милли была права. Они вышли купить сладостей и должны были вернуться вместе. Милли было семнадцать, и она вполне могла сама пройти три магазина, но мама всегда говорила, что благородные молодые леди никуда не ходят одни.
Леди Кроулэнд не пришла в восторг, когда Амелия спросила, есть ли там туалет – благородные молодые леди не употребляли таких слов, как «туалет».
Амелия быстро оглянулась. Солнце светило прямо в окно галантерейного магазина, и из–за яркого отражающегося света что–либо увидеть внутри было невозможно.
— Я думаю, она до сих пор в примерочной, — сказала Милли. – Она собиралась подобрать три разных платья.
Что означало, что она примерит не меньше восьми, однако они не могли полностью рассчитывать на это. Амелия быстро подумала и сказала Милли:
— Скажи ей, что Грейс была вынуждена ехать немедленно, и у меня просто не было времени самой предупредить о том, что планы изменились. Скажи, что у Грейс не было выбора. Она была срочно нужна вдове
— Вдове, — кивая, повторила Милли. Все они хорошо знали вдову.
— Мама не будет возражать, — заверила ее Амелия. – Я уверена, она будет даже рада. Она постоянно пытается отослать меня в Белгрейв. А теперь иди. – Она слегка подтолкнула сестру, но передумала и потянула ее назад. – Нет, подожди. Не сейчас. – Милли сердито посмотрела на нее. – Дай мне минуту, чтобы увести его подальше.
— Чтобы самой уйти подальше, — дерзко сказала Милли.
Амелия сдержала желание хорошенько встряхнуть сестру и вместо этого одарила ее тяжелым взглядом:
— Ты можешь сделать это?
— Разумеется, — Милли явно не понравилось, что она вообще спросила об этом.
— Хорошо, — Амелия коротко кивнула, — Спасибо. – Она сделала шаг, а затем добавила: — И не смотри.
— Вот теперь ты просишь слишком многого, — предупредила ее Милли.
Амелия решила, что нет смысла возражать. Если бы она была на месте Милли, то точно не упустила бы возможности понаблюдать за происходящим.
— Ладно, только никому не говори.
— Даже Элизабет?
— Никому.
Милли кивнула, и Амелия знала, что может ей доверять. Элизабет не могла держать рот на замке, но Милли (если у нее была особая причина для этого) – могила. И поскольку Амелия была единственным человеком, которому было известно, как именно вся коллекция фирменных сигар графа Кроулэнда оказалась залитой водой из чайника (ее мать терпеть не могла сигар, а потому решила, что ей необязательно докапываться до личности преступника)… Ну, скажем, у Милли была весьма весомая причина держать язык за зубами.
В последний раз взглянув на сестру, Амелия помчалась через улицу, стараясь избегать луж, которые оставил после себя ночной ливень. Она приблизилась к Уиндхэму, – все еще надеясь в глубине души, что это не он, – и, наклонив голову, сказала:
— Э–э, Ваша милость?
Он взглянул на нее. Моргнул. Отвернулся и поморщился, как будто это движение было не самым лучшим решением.
— Моя невеста, — просто сказал он и едва не сбил ее с ног своим дыханием.
Амелия быстро пришла в себя, крепко схватила его за руку и прошептала:
— Что Вы здесь делаете? – Она сердито посмотрела на него. Людей на улице было немного, но в любой момент можно было на кого–нибудь наткнуться. — Господи, что с Вашим глазом?
Фиолетовое пятно под глазом тянулось от переносицы до самого виска. Она никогда не видела ничего подобного. Это выглядело намного хуже, чем когда она однажды случайно ударила Элизабет битой для крикета.
Он потрогал ушиб, покраснел и сморщил нос, будто ожидал ее вопроса. Потом снова посмотрел на нее и отвернулся:
— Вы же моя невеста, да?
— Пока нет, — пробормотала Амелия.
Он одарил ее странным внимательным взглядом.
— А я думаю, так оно и есть.
— Уиндхэм, — сказала она, стараясь сменить тему.
— Томас, — поправил он ее.
Она едва не рассмеялась. Сейчас явно было не подходящее время, чтобы позволить ей называть его по имени.
