На осколках разбитых надежд (СИ) - Струк Марина
Лена настолько была взволнована этими мыслями и переживаниями, что едва дышала, когда проверяла тайник спустя сутки. Вздрагивала при каждом движении на станции или звуке, который доносился до ее слуха. Но и подумать не могла, что тайник будет нетронутым — и сверток, и записка лежали на том же месте, где она оставила их. Понадобилась неделя долгого и томительного ожидания, чтобы военнопленные рискнули взять сверток из этого импровизированного хранилища. И около двух недель, чтобы они рискнули ответить на Ленино послание короткими скупыми фразами, написанными кривым, еле разборчивым почерком.
Три недели спустя после первого ответа на ее записку, в промозглый день, когда серое небо моросило мелким противным дождем, пробирающим до самого нутра, пленных гнали по улицам Фрайталя. Под бешеный лай собак, рвущихся с поводков, под возмущенный ропот наблюдающих эту процессию прохожих, недовольных, что их тихие улочки коснулась грязь «унтерменшей». И вдруг глядя на эту колонну, Лене пришло в голову, что возможно, среди этих пленных мог быть ее брат. Совершенно удивительная и непонятно как пришедшая в голову мысль, заставившая ее жадно всматриваться в лицо каждого из тридцати четырех человек, оставшихся в живых к этому дню. Она и сама позднее не могла объяснить, что на нее нашло. Наверное, сказалась такая близость к пленным. Словно кто-то вдруг запустил в голове Лены пульсирующую от страха мысль увидеть брата среди этих несчастных. Или Котю, о котором тут же потянулись воспоминания следом. Воспоминания, которые вызывали сейчас острую вину перед ним и жгучее чувство стыда.
Что бы он сказал о ней сейчас, когда уже совсем не стало той девочки-балерины, о которой он так заботился когда-то и самым преданным другом которой когда-то был?
Лена вглядывалась в лица, страшась и одновременно надеясь увидеть знакомые черты в каком-то из них. Все эти мужчины попали в плен в прошлом году, под Харьковом, ее брат или Котя вполне могли быть на фронте к этому моменту. Сумела ли бы сдержать себя и не броситься в колонну пленных, если бы узнала в этих лицах брата или Соболева-младшего? Но их там не было. Ни Коли, ни Коти. Только чужие лица. Пугающее, но в то же время приносящее невероятное облегчение понимание. И Лена долго еще в тот вечер ходила словно оглушенная, а в ушах так и стоял лай овчарок, которые сторожили военнопленных.
В тот вечер Людо впервые не ушел в свою спальню один после ужина. Он поманил за собой жену вглубь дома, сказав, что хочет поговорить, и когда за ними закрылась дверь, Лена слышала, как они ссорятся, пока мыла посуду. Она не разбирала слов, но хорошо распознавала гневные ноты в голосе Людвига и слабые возражения Кристль. Лена понимала, что речь идет именно о ней, русской, присутствие которой в доме ставило под удар их собственную безопасность. И Людо не стал скрывать своих мыслей, когда настала очередь Лены для серьезного разговора.
— Кристль призналась мне, что ты уже давно знаешь о том, что на шахтах работают русские пленные, — без всяких предисловий начал он. — Я видел твое лицо сегодня. Надеюсь, ты не задумала ничего такого. Держись от них подальше, Лене, я предупреждаю тебя. Когда они побегут — а они побегут, я точно знаю по своему опыту прошлой войны, русские упрямы и безумны! — ты не должна даже думать о том, чтобы бежать с ними.
Лене мысль об побеге прежде даже не приходила в голову, о чем она честно и открыто сказала Людвигу. Но это предположение вдруг зацепилось в ней, укореняясь с каждым днем все крепче и крепче.
Она не могла бежать с Войтеком. Бежать одной было сродни самоубийству. Но вот бежать со своими, с русскими… Это было вполне реально. И это могло получиться!
А то, что пленные могли действительно скоро планировать побег, вполне было возможным. Недаром в одной из первых записок ее попросили написать, какие немецкие города находятся поблизости. Лена хорошо помнила, как когда-то сама выясняла эти детали, планируя бегство из Розенбурга. Да, тогда побег завершился, едва начавшись, но в этот раз они гораздо ближе к границе с Польшей, а оттуда было совсем недалеко до родины.
Но чего никак не ожидала Лена, что этот побег случится даже раньше ее следующего визита на станцию к тайнику. Пленные бежали в начале недели, в ночь на 10 ноября, воспользовавшись тем, что предыдущий день в Германии был всеобщим выходным по случаю праздника [131], и охрана лагеря была урезана вдвое, да еще и к вечеру позволила себе расслабиться. Никто еще не хватился беглецов, не звучал сигнал тревоги над тихим Фрайталем, который в тот холодный осенний вечер, казалось, вымер — все сидели по домам у каминов, слушая радиопередачу из Мюнхена, в котором традиционно устраивалась праздничная церемония. В доме на Егерштрассе тоже слушали передачу, вернее, ее финал, когда перечисляли имена тех нацистов, кто погиб несколько лет назад во время неудачной попытки захвата власти. Лена, к своему неудовольствию, знала эти имена наизусть — так часто они звучали в преддверие праздника на собраниях «Веры и Красоты». Слушать, как их произносит диктор, изображая священный трепет голосом, сил не было. Лена сослалась на то, что в камин и в бойлер нужно подбросить дров, мол, она сходит в сарай и наберет их в тележку. Это была работа Людо, как мужчины, и он стал сперва возражать, но потом сдался, решив, что поможет Лене после передачи.
— Смотри, чтобы тебя не увидел Дитцль. Дурно для немки не слушать «последнюю перекличку» [132], — с легкой иронией в голосе произнес Людвиг, попыхивая трубкой. В этот день он по случаю праздника позволил себе выпить, оттого был в более благодушном настроении, чем обычно. Даже засиделся после ужина в гостиной вместе с женой и Леной. — Он и так уже интересуется, почему ты закрываешь окно шторами каждый вечер. Для него это подозрительно. Спросил прямо при мне у бургомистра, не кажется ли и ему это странным.
— И что ты ответил? — встревожилась Кристль тут же.
— Что Лене, наша скромница, боится увидеть что-то лишнее, вот что! — заявил Людо и хлопнул по колену, заливаясь смехом от своей шутки. Кристль только укоризненно покачала головой и махнула смущенной Лене, мол, иди смело да не бери в голову слова Людвига.
Лена не сразу поняла, что в сарае кто-то есть. Позднее она сама удивлялась своей невнимательности. Но в момент, когда девушка распахнула дверь дровяного сарая, в голове не было даже отголоска мысли, что внутри ее может поджидать опасность.
Глава 44
Наверное, она слишком торопилась проскочить через задний двор в темноте вечера, чтобы поскорее спрятаться от взгляда соседей, которые, как выяснилось, внимательно следили за всем, что могло бы показаться подозрительным. Это было неудивительно. Все чаще в газетах печатали сообщения о шпионах томми, которые прятались под личиной обычных граждан рейха, чтобы потом во время налетов сигналами показывать точки сброса бомб на немецкие города. Налеты за последнее время участились настолько, что немцы, не ожидавшие никак подобного на своей земле, были на взводе. Порой полиции и солдатам приходилось в буквальном смысле отбивать английских и американских летчиков, которым не посчастливилось быть сбитыми в небе над Германией, чтобы сохранить тем жизнь. И те уже знали, что им следует прятаться от местного населения, иначе вместо плена их ждала смерть.
А плен для британцев и американцев был совсем не таким, какой был у советских военнопленных. Лена видела своими глазами разницу, ведь рядом с Дрезденом располагались несколько лагерей для них. Часто встречала их в городе на работах или по пути на заводы, где они трудились как подневольные рабочие. Британцы и американцы выглядели вполне здоровыми и сытыми, и пусть на их лицах порой мелькали следы побоев, они не были такими изможденными и больными, как советские пленные. Форма на них всегда была чистой, волосы аккуратно зачесаны. Они позволяли себе с явным интересом разглядывать проходящих мимо немок, коллег Лены, возвращающихся в редакцию с обеда. А однажды кто-то из них даже бросил немкам маленькую плитку шоколада, которую ловко поймала Ильзе, звонко рассмеявшись под неодобрительным взглядом одного из конвоиров пленных, пожилого унтер-фельдфебеля. Лену тогда так поразил этот контраст между содержанием пленных, когда она увидела пленных англичан на улицах Дрездена, что она несколько раз сделала ошибки во время работы после в течение дня.
