Александр Вельтман - Приключения, почерпнутые из моря житейского. Саломея
— О, так вы всё знаете! — проговорила Саломея Петровна дрожащим от досады голосом.
— И, сударыня, что от людей укроется: при них ведь водили по всему дому и показывали все углы.
— Покойной ночи, — сказала Саломея Петровна Мавре Ивановне.
В душе ее громовые тучи ходили, вся внутренность бушевала.
«Вот как! для меня нет ничего, а для Кати дом в приданое и деньги нашлись!»
Злоба сосала сердце Саломеи; она беспокойно проворочалась на постели остаток ночи. Все утро просидела она в своей комнате, жалуясь на головную боль; вышла к обеду, и как будто ни в чем не бывало.
— У княгини сегодня вечер, так ты, душа моя, поезжай опять с теткой и извинись, что сама я никак не могу быть; скажи, что с неделю мне очень нездоровится.
— Да не лучше ли и мне дома остаться?
— Что тебе делать дома, будешь скучать. Поезжай, поезжай, друг мой!
— Хорошо, я поеду! — сказала Саломея. И точно, поехала.
Часов в семь явился Федор Петрович. Катенька, разряженная, ожидала уже его с трепещущим сердцем: маменька объявила ей уже, что Федор Петрович жених ее и потому она должна принять его как можно ласковее, говорить с ним как можно приветливее, а если он объявит ей желание свое, то сказать, что это зависит от папеньки и маменьки и что с своей стороны она готова принять с удовольствием предложение.
Сердце и рассудок Катеньки не умели прекословить воле родительской.
Федор Петрович явился. Дверь в залу распахнулась перед ним с возгласом: «Пожалуйте». Федор Петрович вошел тихонько в гостиную; в гостиной только Катенька сидит уединенно с книгой в руках, разряжена, в локонах, только что не при пудре.
Вся вспыхнув, она встала и с трудом проговорила:
— Маменька скоро войдет, покорнейше прошу.
Федор Петрович сел, откашлянулся, хотел говорить, да чувствовал, что надо обождать немножко, потому что вся кровь вступила в лицо и совсем задушила — слова нельзя сказать не откашлянувшись.
— Жаркое время, — сказала Катенька.
— Очень-с, — отвечал Федор Петрович.
— Сегодня, кажется, в воксале бал?
— Не могу знать… наверно-с.
После этого краткого вступления в разговор пролетел, как говорится по-русски, тихий ангел.
— Вы видели эти картинки? — спросила снова Катенька, взяв со стола тетрадку видов Рейна.
— Нет-с, не видал, — отвечал Федор Петрович, взяв тетрадку в руки.
— Прекрасные картинки.
— Кто это делал-с?
— Это в Англии гравировано.
— В Англии-с? Это удивительно!
— Бесподобная гравировка!
— А позвольте узнать, что они представляют?
— Разные виды.
— Виды-с? — сказал Федор Петрович значительно, — в первый раз вижу-с, бесподобно.
Но Федор Петрович смотрел и ничего не видал; наконец, положив книгу как вещь, которая была не по его части, уставил снова глаза на Катеньку и снова стал откашливаться; а Катенька снова потупила стыдливый взор в землю. Живой румянец играл на ее щеках, она была очень мила.
От головы Федора Петровича прилив отхлынул, он стал смелее осматривать смущенную Катеньку и, наконец, собрался с духом.
— Вы, я думаю, также изволите петь? — начал он.
— Да, я пою немножко, — отвечала Катенька.
— Чудный голос у сестрицы вашей, такой звонкой, что… как бы это сказать-с…
— Да-с, — отвечала Катенька.
— Вы, я думаю, слышали, Катерина Петровна, — начал снопа Федор Петрович, помолчав немного и откашлянувшись.
— Как сестрица поет? Как же не слыхать, — сказала Катенька простодушно, не вникая в вопрос.
— Слышали-с?… Да я не то хотел сказать, Катерина Петровна, я хотел сказать, изволили ли вы слышать, вот насчет того-с…
— Насчет чего? — спросила Катенька.
— Насчет того-с, что вот я-с… если б был столько счастлив…
Федор Петрович приостановился, чтоб собраться с духом.
Вдруг послышались чьи-то шаги; зашумело платье, кто-то сошел.
Федор Петрович смутился, взглянул… Саломея Петровна уже в гостиной.
— Ах, сестрица! — вскричала Катенька.
— А ты меня не ожидала? — ответила Саломея, кланяясь Федору Петровичу, который встал с места и расшаркался.
— Ты, Катя, кажется, куда-то собралась?
— Нет, никуда, сестрица!
— К чему ж это ты так разряжена? Что-то такое в тебе странное! Ах, боже мой, накладные локоны!.. Ах, как ты смешна и них!.. Что это маменьке вздумалось позволить тебе нарядиться шутихой?… Вы давно уж у нас?
— Сейчас только-с, — отвечал Федор Петрович.
— Очень приятно! Сделайте одолжение, садитесь!.. Катя, подай, милая, мне скамеечку под ноги!.. Как вам нравится Москва?
— Очень нравится-с… Нельзя не понравиться-с, такой город…
— Не удивляюсь, здесь очень приятно можно проводить время, особенно у кого есть состояние. Вы, я думаю, уже осмотрели все редкости Москвы?
— Признаюсь, времени не было-с… все ездил по делам-с… переезжал с квартиры на квартиру-с…
— Ах, пожалуйста, осмотрите, здесь столько любопытного, столько интересного!
— Непременно-с! при первом же случае…
— Непременно осмотрите, это стоит вашего внимания. Вы здесь на время или проездом?
— Нет-с, я хочу выйти в отставку-с… хочу пристроиться… так чтобы уж… основаться, то есть, здесь…
— Ах, как умно вы делаете; ну, что служба! я думаю, вам надоела?
— Да-с, немножко, нельзя сказать, чтоб… уж, конечно, служба всё не то-с…
— О, я верю вам; прослуживши, надо испытать и удовольствия жизни, посвятить себя семейству, не правда ли? — спросила с нежной улыбкой Саломея.
— Совершенно так-с, — отвечал Федор Петрович, подтянув галстух повыше.
— О, я с вами согласна. Куда ты, Катя?
— Я сейчас приду, сестрица.
— Вас, я думаю, не заняла сестра, промолчала все время.
— Ах, нет-с, они изволили говорить со мной.
— Говорила? вот чудо! от нее слова не добьешься! Почти двадцать лет, а по сию пору смотрит ребенком, не правда ли?
— Да-с, они очень молоды.
— Но в эти годы стыдно уже быть ребенком. И вам не жалко будет расстаться с мундиром?
— Что ж делать-с, конечно, привычка — вторая натура, да что ж делать-с!
— Именно. Я откровенность очень люблю. Вы не поверите, как мало откровенных мужчин!
— Неужели-с?
— Уверяю вас, а потому разговор с ними так связан, так скучен. Мне кажется, военные люди всегда прямее, откровеннее и бесцеремоннее статских.
— Это точно так-с, истинная правда! — сказал Федор Петрович и невольно приосанился.
— Очень рада, что сошлась с вами в мнении; я ужасно как не люблю церемоний, люблю говорить и действовать прямо… Я думаю, и вы также?
