Александр Вельтман - Приключения, почерпнутые из моря житейского. Саломея
Обзор книги Александр Вельтман - Приключения, почерпнутые из моря житейского. Саломея
«Саломея» — знаменитый бестселлер, вершина творчества А. Ф. Вельтмана, талантливого и самобытного писателя, современника и друга А. С. Пушкина.
В центре повествования судьба красавицы Саломеи, которая, узнав, что родители прочат ей в женихи богатого старика, решает сама найти себе мужа.
Однако герой ее романа видит в ней лишь эгоистичную красавицу, разрушающую чужие судьбы ради своей прихоти. Промотав все деньги, полученные от героини, он бросает ее, пускаясь в авантюрные приключения в поисках богатства. Но, несмотря на полную интриг жизнь, герой никак не может забыть покинутую им женщину. Он постоянно думает о ней, преследует ее, напоминает о себе…
Любовь наказывает обоих ненавистью друг к другу. Однако любовь же спасает героев, помогает преодолеть все невзгоды, найти себя, обрести покой и счастье.
Александр Вельтман
Приключения, почерпнутые из моря житейского
Саломея
КНИГА ПЕРВАЯ
Часть первая
I
У одного папеньки и у одной маменьки было две дочки. Точка. Не об них дело. Читатель, может быть, встречал где-нибудь Дмитрицкого? Довольно статный мужчина, бледное лицо, зеленые глаза, весь в крестах и знаках отличия, служил и там и сям, был во всех войнах и походах, на суше и на море, во всех странах и землях, всех знает, со всеми знаком… Ничего не бывало! все это ложь! Раскроем наудачу какую-нибудь страницу из его жизни. Вот он едет в столицу искать счастья направо-налево — и все сердится.
— И тут тройка не везет! да ну, пошел! погоняй мужика-сипа!
— Мужик-сипа ест сыто, барин! — отвечал извозчик.
— Животное! и тот упрекает меня в недостатках! Пустяки, брат, у нас есть капитал.
И с этими словами Дмитрицкий отправил одну из своих рук в один из своих карманов, пошарил в нем, потом перенес в другой, в третий и, наконец, вытащив из недр бокового кошелек, потряс над ухом.
— Где ж он тут, собака?… а!
Вытряхнув на ладонь ключик, потом единственный червонец, он погладил его, как зверка, по шерсти.
— Ключ от прошедшего и будущего богатства; а это — вот он, настоящий червонный! один-одинехонек. Где ж, брат, твои товарищи?… ушли?… экие какие! Ничего! зато какой простор тебе на дне кошелька. Ты, душа моя, у меня заветный, на разживу; ты не какая-нибудь последняя копейка, которую дурак ставит ребром. Тебя я не выпущу из рук; ты — мой аттестат, мое золото, рычаг, движущая сила: без тебя и этого осла не поворотишь с места. Эй! пошел! да ну же, погоняй!
— Да погоняю же, погоняю.
— Гони во всю ивановскую!
— Куда же еще гнать, барин! Погонишь, да загонишь; не на один поезд с тобой куплены лошаденки; кормильцев-то других у меня нет!
— Гони, говорю! А не то видишь? смотри!
Мужик обернулся; Дмитрицкий показал ему кулак.
— Экая диковинка: у нас у самих таких пара, барин!
— Ступай, говорю, а не то я тебе дам!
— Что дашь, барин? мы сдачи сдадим.
— А вот что! — сказал Дмитрицкий, показывая червонец, — видел?
— Видел. Эх вы, соколики!
И мужик раскачнулся на облучке, приударил легонько по всем по трем; кони прибавили рыси.
— Ну, видел? Червонный, целиком, без сдачи.
— Эх вы, золотые мои! — прикрикнул извозчик, замотав головой и приподняв пристяжных навскачь.
— Скажи пожалуйста! у него золотые кони! Верно, не все то золото, что блестит. Слышишь, червонный! Ну, во все лопатки, напропалую!
— Сперва поторгуй, барин, тройку-то; да на загон-то я еще и не продам.
— Скажи, пожалуйста! Да он лучше нашего брата знает цену золоту! У нас только то золото, что золото, будь оно чужое или свое; а у него все золото, что его. А хороша у тебя жена?
— Вестимо, что хороша.
— Молода?
— Да не стара.
— Золото?
— Золото-баба!
— Ну, а весело жить?
— Покуда весело.
— Золотые деньки выдаются?
— Слава богу!
— Ну, а барин каков?
— Барин — ничего.
— Золотой человек?
— Золотой, золотой, и сказать нечего.
— Ну, а приказчик каков?
— Приказчик? Приказчиком-то он пообмишулился,
— А что?
— Да так, ничего; про нас хороший человек.
— А не золото?
— Уж такое золото, что боже упаси!
— Вот тебе раз! Поди с ним! У него все золото; а я думал удивить его червонцем! Полезай, брат, со стыда в карман; посмотрим, как-то ты блеснешь в городе.
Дмитрицкий уложил червонец в кошелек, кошелек в карман; а извозчик, затянув обычную песню, поехал обычным шагом; иногда только покачнется на облучке, помотает головой и погладит кнутом пристяжных, чтоб натянули постромки.
Вот и город Москва заблестела на горизонте золотыми маковками; у заставы извозчик приостановился.
— Приехали, барин.
— Куда? — спросил Дмитрицкий, очнувшись от дремоты.
— Да к заставе.
— Неужели?… Ах ты, скверность!.. Ну, ступай, что ж ты стал?
— Пожалуйте подорожную, — сказал часовой.
— Какую подорожную? Ведь подорожную записали; сколько еще раз записывать?
— Когда записали?
— А генерал-то проехал.
— Какой генерал? Никакого генерала не проезжало.
— Вот тебе раз! Не может быть! Что ты это говоришь! Куда ж он девался? Я — его камердинер… отстал… бричка сломалась генеральская; я тороплюсь догнать его… Тут нечего разговаривать!.. Ступай!
— Нет, постой, я доложу дежурному.
— Я сам пойду к дежурному, — сказал Дмитрицкий, — посмотрю в книге; как это можно, чтоб генерал еще не проехал?
И Дмитрицкий, выскочив из повозки, пошел в караульню.
— Да я тебе говорю, что никакого генерала не проезжало! — твердил ефрейтор, следуя за ним.
— Позвольте, ваше благородие, взглянуть в книгу; вот, говорит, что не проезжал мой генерал, а я знаю, что проехал…
— Какой генерал? Как его зовут? — спросил писарь.
— Да вот, извольте посмотреть, вчера или сегодня, — продолжал Дмитрицкий, взяв книгу и просматривая фамилии проезжих. — Бричка сломалась, починили было, опять сломалась, принужден был нанять телегу, да такие лошаденки попались… л генералу что ж без меня делать… мундиры все со мной… я думаю, ждет не дождется… еще прибьет, что я замедлил.
— Да как фамилия твоего генерала? — спросил офицер.
— Ну, вот, вот; вот генерал от кавалерии… а тут говорят, что не проезжал. Я знаю, что проехал; вот, с будущим, а будущий-то я, его камердинер… Сделайте одолжение, ваше благородие, пожалуйте солдатика проводить меня к нему для удостоверения, что я действительно его камердинер.
— Это для чего?
— Меня не пропускают через заставу; а его превосходительство, верно, сказал на заставе, что я еду вслед за ним.
— Говорил генерал? — спросил офицер ефрейтора.
— А бог его знает; ведь не мы были, ваше благородие, в карауле; а при смене никто ничего не говорил.
— Так позвольте солдатика, ваше благородие; я же и не знаю, где генерал остановился.
— Можешь и сам отыскать; здесь караул не для рассылки.
— Нечего делать! прощайте, ваше благородие, — сказал Дмитрицкий, выходя. — Подавай тройку! — крикнул он извозчику.
Заставу подняли, Дмитрицкий сел в телегу и на вопрос извозчика: «Куда прикажете ехать?» — отвечал: «Ступай покуда прямо!»
— Насилу отделался! — продолжал он про себя, — спасибо тузу: при тузе и валет много значит; поставил темную — и повезло.
